Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна - Страница 32

— Вам помочь, господин Меидир? — спросил вышедший из-за поворота чинный слуга.

— Донести сумку? — Мей даже остановился от удивления, а потом вспомнил, что здесь это в порядке вещей. — Нет, спасибо.

Он спустился, разглядывая стены — алую драпировку, все эти гобелены, портреты в витых золочёных рамах, свечи, сейчас не горевшие... Он знал, что внизу ждёт Анна — с этой безумной ночи он ещё не видел её. Он поморщился и провёл по лицу свободной рукой. Слишком болезненно врезались ему в память и её слова, и вкус её губ, и мазнувшая по щеке оплеуха...

«Нет, я не должен думать об этом».

Конечно, не должен. В сто раз разумнее поразмышлять хотя бы над тем, куда — и каким образом — они теперь отправляются. И как спастись от Близнецов, если это всё-таки возможно.

— Господин Меидир, мы будем Вас помнить, — с дежурной вежливостью проговорила леди Амельда и убежала смотреть, всё ли готово к свадьбе, а лорд Тернегар его обнял. Похлопал по спине и прогудел:

— Прости, что тебе пришлось пережить такое в нашем доме. Не хочу лезть в чужие дела, но удачи тебе.

— Я очень благодарен, милорд, — Мей поклонился так низко, как мог. — Вам незачем просить прощения. Это Вы простите за то, что так долго обременял Вас.

— Э, какие пустяки... Приезжай ещё, мы всегда будем рады, — он уже развернулся, чтобы уйти и подпустить стоявшего поодаль Веттона, но вдруг хлопнул себя по лбу ладонью (Мей почему-то только сейчас заметил, какая она у него широкая и красная — совсем не как у лорда). — Чуть не забыл. Маира просила тебе передать...

Он сунул Мею в руку что-то маленькое, завёрнутое в белый платок, и быстро ушёл. Веттон заглянул ему через плечо и осклабился. Это был засушенный стебелёк густо-фиолетового гелиотропа.

— Не обольщайся, — протянул он со своими обычными нотками, — сестрёнка просто в жизни не видела мужчин.

— Зря ты так говоришь, — сказал Мей; сам не зная зачем, бережно завернул цветок и убрал в карман. — Веттон...

— Да?

— Спасибо тебе.

— Пожалуйста... Осторожнее там, деревенщина. Может, ещё успеешь предсказать мне мучительную смерть от неправильного образа жизни.

— Вот ещё. Я не гадалка, — фыркнув, возразил Мей. Они коротко обнялись, и он направился к высоким резным дверям. Однако Веттон с беспечным видом пошёл рядом. — Ты что, меня провожаешь?

— Да так, меня просила дама твоего сердца, — небрежно бросил он, и Мею мучительно захотелось вкатить ему щелбан, а лучше парочку, но потом он вспомнил, что Веттон как-никак сын лорда.

Анна ждала их на улице — тоже пешая и совсем налегке, почти без вещей. Мей мрачно поздоровался, стараясь не смотреть на неё, но краем глаза успел заметить, что она кажется бледной и не выспавшейся.

— Как Таллиам и Керд? — спросила она у Веттона.

— Керд уже в порядке, а вот Таллиаму не очень хорошо. С ним сидит деревенский лекарь.

— Деревенский лекарь? — она нахмурилась. — Не лучше ли было бы позвать меня? Всё-таки я кое-что смыслю в этих вещах. Такая тяжёлая одержимость, к тому же для неодарённого... Это может иметь опасные последствия.

— Я знаю, но постарайся сначала убедить мою матушку обратиться к ведьме с таким делом, — снисходительно ответил Веттон. — А потом увидишь, как она отреагирует. Лучше уж это, чем ничего... А перенести свадьбу Леверны наотрез отказались. Мы уговаривали их всё утро.

— Мне жаль.

— Не беда. Никто в этом не виноват... Так что, мы идём?

— Хотя бы куда? — решился спросить Мей.

— К Белому камню, — сказала Анна, и он начал догадываться, зачем ей нужен Веттон. Они не спеша прошли по мосту через ров, потом — через поднятые ворота. Мей решил не оглядываться, хотя и знал, какое впечатляющее сооружение остаётся у него за спиной.

Вокруг стояла весенняя утренняя тишь, и всё было так мирно — не верилось, что этой же ночью в окрестностях творилось нечто настолько неправильное и жуткое. Лёгкий свет играл на стоячей воде во рву, заливал просторные поля, деревенские дома, лесок вдали и дорогу, убегавшую в сторону Города.

Ветер стал сильнее, когда они в молчании добрались до возвышенности с камнем. Веттон подошёл к валуну и деловито засучил щёгольские, расшитые серебром рукава.

— Не думаю, что с ним когда-нибудь обходились так фамильярно, — сказал он, кашлянув.

— Поставишь потом на место, — спокойно констатировала Анна. Веттон вздохнул и зажмурился, вытянул вперёд руки, нахмурился сосредоточенно и сначала просто молчал. Потом забормотал что-то на языке Отражений — какие-то сложные переливы звуков и смыслов. Воздух затрепетал от напряжения, а голову Мея пронзила острая боль — такая резкая, что он чуть сумку не выронил. Рядом с собой он слышал взволнованное дыхание Анны.

Пальцы Веттона дрожали мелкой дрожью, вены на висках вздулись, а аристократически белое лицо налилось кровью. Прошла ещё пара минут; его заливал пот; казалось, вся округа застыла в томительном ожидании. И вот громадный, коряжистый валун дрогнул, а потом с чавкающим звуком поднялся в воздух — и опустился на пару шагов левее, проделав в земле большую вмятину. Веттон со стоном упал на колени и захлебнулся кашлем.

— Быстрее, подходи и вставай туда, — скомандовала Анна. — Скорее, Мей, не тяни!

Под камнем оказалась толстая чёрная плита, покрытая письменами и звериными рисунками. Мей, сначала рванувшийся было помочь Веттону, вскочил на неё, и его потащило куда-то, размолов на тысячу кусков.

Хоронили градоправителя через день, пышно и со знанием дела. Шестеро жрецов помоложе пронесли его тело на своих плечах сначала по малому кругу — по площади вокруг Сини, а потом — по большому, вдоль городских стен. На стенах рыдали хорошо помнящие своё ремесло старушки-плакальщицы, и ветер играл их траурными балахонами и седыми космами. Сам Айрег аи Декар был облачён в синее с вышитым источником — в последнее одеяние градоправителя. Жреческая процессия вокруг него молилась, поливая высыпавшие на улицу толпы освящённой водой. Никто в этот день не работал, и чуть ли не весь Город собрался взглянуть на это зрелище и проводить Айрега. Дорогу перед процессией забрасывали цветами; некоторые женщины пускали тайком слезу, а из мужчин кто-то угрюмо молчал, кто-то думал или рассуждал с сожалением: «А мужик-то толковый был, что ни говори». Даже торговцы покинули свои бессменные посты за прилавками — всё равно покупателей им в эти часы ожидать было нечего.

Следом за основной процессией шли городские вельможи и советники разных рангов, горстка приехавших почтить Айрега лордов и леди, дальние родственники через браки и единственный кровный — младший брат, который, несмотря на своё тяжёлое состояние, предпочёл пойти пешком, как положено. Меакар не приехал — скорее всего, печальная весть долетела до него слишком поздно.

Пройдя до конца большой круг (солнце уже давно оставило зенит, хотя выдвинулись ранним утром), тело вынесли к Западным воротам и за стену — оттуда недалеко было до кладбища и усыпальницы семьи Декаров. Следуя обычаю, тело положили на сооружённый ночью постамент, окружили хворостом с ароматными травами, и одна из жриц Льер почти ласково дотронулась до хвороста зажжённым факелом. Пламя занялось легко; когда верховный жрец дочитал наконец молитвы и прекратился скорбный вой плакальщиц, всё уже было кончено.

— Да хранят тебя боги, Айрег аи Декар, — сказал верховный жрец, бережно ссыпая его прах в узорчатую урну. — Да оплачет тебя дождями Льер, да согреет тебя дыханием Шейиз, да разобьёт твои оковы Эакан, да упокоит тебя Дарекра. Город тебя помнит.

— Город тебя помнит, — нестройным гулом прокатилось по тем немногим, кто дошёл до конца церемонии. Потом все стали расходиться, и один Мезор ещё долго стоял, глядя, как закапывают урну.

— Собирается дождь, господин Декар, — робко кашлянув, сказал один из охранников.

— Что? — рассеянно откликнулся Мезор.

— Скоро дождь будет, говорю. Вам бы лучше пойти домой — простудитесь, а завтра ведь церемония.