Венец безбрачия - Юраш Кристина - Страница 32

— Болит… Везде… — простонал Ипохондриэль, закатывая глаза и всхлипывая. Его красивые волосы разметались по подушке, лицо было белым как мел. — Везде болит… Я чувствую, как приближается мой конец… Это все из-за ГМО…

— Везде — это где? — раздраженно спросила я, прикидывая, что иногда эвтаназия не верх цинизма, а производственная необходимость по спасению мира.

— Везде… — слабо прошуршал Ипохондриэль, который уже готовил акт приема-передачи концов, клей для ласт и рулетку для замера расстояния отбрасывания копыт. — Везде… Болит…

— Конкретней! Что болит? Голова? Горло? — Если два часа назад я была просто санитаром, то теперь готова подать заявление на замещение вакантной должности «санитар леса».

— Везде… — выдохнул страдалец. — Мне так плохо… Так плохо… Это все из-за ГМО! Они есть везде!

Я принюхалась. Да вроде освежитель воздуха справляется.

— Мир такой жестокий и несправедливый, — прохрипел Ипохондриэль, снова закатывая глаза. Поскольку это был его пятый предсмертный хрип, пусть хрипит дальше!

— С чего ты решил, что умрешь? — раздраженно спросила я, вспоминая, как сдавала отчеты с температурой под сорок. — Это обычная простуда!

— И что? — возмутился эльф, как-то внезапно окрепнув и воспрянув духом. — Я болею! Мне плохо! Ты что, не понимаешь? Мне плохо!

Зачем я покупала клей? Тут есть отличные эльфийские сопли, на которых будут держаться не только обои, но и наши отношения. Я категорически избегала мужчин-паразитов с позицией «как хорошо на Свете жить», подруг-сплетниц с кредо «обо всем на Свете», руководство, которое считает, что у него есть единственный сотрудник — «КругоСветка».

На работе я всегда считала, что Света может отключиться за неуплату и что Свету нужно расходовать экономно. А в личной жизни, что лучиков Светы заслуживают только настоящие мужчины. И может быть, Света, как лампочка, светит всем, но греет далеко не каждого.

Эльф явно возомнил себя солнышком, вокруг которого должны вращаться все другие планеты. Но опыт подсказывал, что как только мужчина решает, что он — солнышко, заставляя вращаться вокруг себя с тарелкой, носками, трусами, полотенчиками, его спутнице лучше поискать другую галактику.

— Я что-то не могу понять, где тебя угораздило простудиться? — вздохнула я, жалея, что выбросила коробку из-под холодильника. Мало ли, вдруг пригодилась бы? Судя по тому, как тут страдают, мне придется идти на помойку и искать еще какую-нибудь коробочку, ибо денег на достойные похороны нет. Я прикинула, поместится ли эльфик в коробочку из-под микроволновки? Сомневаюсь, но попробовать можно.

— Не знаю… Там дуло… Ты ушла, а мне дуло… — жалобно всхлипнул эльф.

— А ты что? Не мог окно закрыть? — поинтересовалась я, готовя медаль «За самостоятельность», которая вручается павшим смертью храбрых возле кастрюли с холодным супом, истекшим слюнями рядом с сухими макаронами и погибшим от холода без одеяла, которым их вовремя не накрыли заботливые руки.

— Я думал, что ты обо мне позаботишься, — вздохнул Ипохондриэль, глядя на меня с немым укором. — А ты не позаботилась… Вот я и заболел… И теперь мне очень-очень плохо…

Эй, совесть! Тут к тебе взрослый, половозрелый, дееспособный мужик взывает. О нем заботиться надо, с котлетой за ним бегать, окна прикрывать, чайник ему кипятить, попу подтирать. Совесть подавилась, высказывая свое «фе». Она прекрасно понимала, что в мужчинах, как и в женщинах, должна быть изюминка. Но некоторые изюминки шевелят усами и прячутся под плинтусом, стоит включить свет здравого смысла.

— Заболел… — прошептал эльф, намекая на то, что это я во всем виновата. Не позаботилась о бедненьком… А поскольку я виновата, то и последствия разгребать мне. Так что срочно требуется КамАз ласки, любви и заботы, приправленный комплексом вины.

— Послушай, милый, — усмехнулась я, глядя на Умриэля. — Мне мужик нужен! Сильное плечо! За которого я бы могла спрятаться, к которому можно прислониться! Я не имею в виду того, кто рояль одной рукой на восемнадцатый этаж затащит! Нет! Я говорю о мужике, а не о ребенке!

— Я тут болею, а ты ругаешься, — всхлипнул Ипохондриэль, обиженно поворачиваясь на другой бок. — Как ты можешь? Ты говоришь, как они!

Он еще долго стонал, кряхтел, скулил, поджимая под себя ноги и зябко кутаясь в одеяло. Совесть осторожно кольнула меня, но я тут же забила ее вескими аргументами.

— Кто «они»? — поинтересовалась я, подозрительно глядя на страдальца, который снова решил повернуться ко мне своим ангельским лицом.

— Меня в лесу все не любили, — сознался эльф. — Постоянно издевались… Я им говорю, что природу нужно беречь, что есть мясо — это ужасно…

— Погоди, — я сразу заинтересовалась, подозрительно прищуриваясь. — А что? Другие эльфы едят мясо?

— Они — трупоеды! Они охотятся на бедных, несчастных зверюшек! Но я выше их! Я столько раз убеждал охотников, чтобы они прекратили! Андон говорил, что я просто стрелять не умею, поэтому не охочусь, — всхлипнул самый сильный мужчина в моей жизни. То самое крепкое мужественное плечо, на которое так и хочется положиться, дрогнуло в беззвучных рыданиях. — Знаешь, мы с тобой обязательно поженимся. Я не хочу тебя упускать… Не бросай меня… Ты для меня — единственная…

Мне стало даже как-то неловко за мысли про эвтаназию. В душе стало тепло от той самой женской гордости. Мне тут, считай, в любви признаются… Вот видите, женская забота творит чудеса! В меня тут влюбился эльф по самые уши!

— Единственная, — повторил Ипохондриэль, беря меня за руку. — Единственная, кто согласен… Остальные девушки мне отказали… Так что ты — мой последний шанс…

Улыбка польщенной женщины медленно сползала с моего лица. Глядя на некоторых мужчин, ты сразу знаешь, что будешь для него единственной. А все почему? Потому что другая на него просто не позарится. Какая любовница? О чем вы? Да с таким мужиком ты никогда не будешь бегать по гадалкам с просьбой: «Увела любовница. Приворожить обратно!» Любовница сама его вернет с глубочайшими извинениями, если вдруг он все-таки решится на измену.

Ближе к ночи эльф уснул, оставив меня в глубоких раздумьях, наедине с кружкой чая и мыслями о том, что я и есть тот уходящий поезд, в чей последний вагон собирается заскочить ушастый безбилетный пассажир.

«Билет в один капец» проснулся и начал стонать, как раненый, срочно требуя водички и мокрое полотенце. Я закатила глаза, понимая, что вставать совсем не хочется, а уж тем более бежать сломя голову в ванную и мочить полотенце. Хорошее слово «мочить».

— Умираю… — всхлипнул Ипохондриэль, понимая, что я как-то не тороплюсь в рамках генеральной репетиции чего-то маловероятного скакать на кухню за водой.

— Умираю! — нарочито громко застонал эльф, явно недоумевая, почему это я, бессердечная, все еще бессовестно сплю в такой ответственный момент очередной попытки «умирания».

Не выдержав стонов и охов, я поплелась на кухню, плеснула воды из чайника в кружку и протянула тому, кто уже собирался протягивать ноги, предварительно прикрыв их моим одеялом.

— Теплая… — захныкал Ипохондриэль, который все никак не Умриэль. — А я хотел прохладную… Я не буду пить теплую воду…

На меня смотрели такими глазами, словно в чайнике я завариваю крысиный яд, а теперь с улыбкой предлагаю всем чая.

— Слушай, — не выдержала я, глядя на эльфа. — Ты мужик или Как? Мне кажется, что ты — Как! Именно Как! Даже не Пис!

— Я кушать хочу, — уныло заметил Ипохондриэль, пока я смотрела на часы. Два часа ночи. Аппетит только разыгрался, как наша сборная по футболу, в связи с чем меня отфутболили на кухню строгать салат. Я принесла к постели умирающего салат и хлебушек, но эльф повертел носом.

— Яне хочу такое… Это было в прошлый раз… — надулся Ипохондриэль, отодвигая от себя подальше свою траву. — А что-то другое есть?

— Есть мясо! — заметила я, понимая, что однажды Бог сказал: «Плодитесь и размножайтесь», но это услышали только придурки. Они почесали свои «плодильники» и «размножальники» и тут же приступили к решительным действиям.