Красотка - Устинова Татьяна - Страница 9

– За что?! – простонала я, но Плевакин уже двигался дальше по коридору.

– Дима, посмотри на меня! – потребовала я, шагнув в предбанник своего кабинета.

– Здравствуйте, Елена Владимировна, смотрю, любуюсь! – галантно молвил мой безупречный помощник.

– Скажи, меня можно выпускать к журналистам?

– Смотря с какой целью.

– Сама не знаю. А какие варианты?

Я прошла к себе и уже оттуда раздраженно договорила:

– Плевакин сказал – в одиннадцать мы с ним должны выйти на крыльцо к журналистам. Уж не знаю, будем им ручками махать, как принимающие парад, или, наоборот, кланяться…

– А, так это будет пресс-подход, для которого Верочка вчера вечером спешно речь писала. Плевакина сверху жестко наклонили, обязали сотрудничать с масс-медиа, потому что дело «Эстет Идеаль» против гражданки Сушкиной очень резонансное. Но вам-то никаких заявлений делать не придется, Анатолий Эммануилович вас просто представит, – волшебным образом разъяснил все мой собственный Гарри Поттер.

– Тогда не страшно, да? – не вполне уверенно рассудила я.

Смущало меня все-таки плевакинское огорченное цоканье. Таким звуком запасливая белка могла бы приветствовать гнилой орех.

– Конечно, не страшно… Можно? – Дима вошел и поставил передо мной на стол чашку кофе. – Но вы все-таки наденьте свою фрачную пару.

Этим сочетанием слов я ласково называю французский костюм-двойку, который украшает собой внутренний мир неказистого шкафа-пенала. Он совмещает у нас функции гардероба, посудного серванта и сейфа. И, кстати, ласково именуется «гробиком». Похороненный в нем «на всякий пожарный случай» костюм за полгода не пригодился мне ни разу.

«Стало быть, добрый Дима меня успокаивает, а случай действительно пожарный», – опасливо подумала я.

И капнула в кофе коньяку – он тоже был спрятан в «гробике».

Потом я немного поработала и даже успела провести одно слушание, но мысль о предстоящем выходе к прессе меня изрядно угнетала, так что, боюсь, я была недостаточно внимательна и излишне строга.

Без пяти одиннадцать в предбаннике у Димы вкрадчиво скрипнула приоткрытая дверь, и тревожным звоночком прозвенел нежный голос:

– Готова?

Мой помощник определенно мужского пола, так что Верочка точно спрашивала обо мне. И Дима уверенно ответил:

– Елена Владимировна готова всегда и ко всему.

Тут я едва не прослезилась. Было очень приятно, что мой идеальный помощник так верит в свою начальницу, хотя у меня имелось свеженькое доказательство собственной ущербности.

Две минуты назад от меня вышла моя мудрая коллега и лучшая подруга Машка. Я вызвонила ее в панике, обнаружив, что на вешалке с моей фрачной парой нет никакой блузки. В свое время я просто забыла укомплектовать парадный костюм этой важной вещью!

Меж тем коварные французы скроили элегантный строгий пиджак так, что верхняя пуговка приходилась на линию талии, и это не позволяло надеть его на голое тело. Вся строгая французская элегантность пропадала бесследно, а скромный белорусский бюстгальтер, наоборот, становился виден. Сатиновая же рубашечка в милый сельский цветочек, в которой я пришла сегодня на работу, к фрачной паре решительно не подходила.

– Спокойно, без паники! – выслушав меня по телефону, сказала подружка и очень скоро пришла меня спасать.

У Машки вообще очень хорошо получается разруливать сложные ситуации по линии жизни и быта. В прошлом году, когда я позорно пасовала перед неизбежным переездом на новую квартиру, она в два счета организовала машину, грузчиков и сам процесс транспортировки моего скарба из пункта А в пункт Б. При этом выглядело все так, словно вещи сами построились и зашагали ровными рядами, как в истории про Федорино горе.

– Горюшко ты мое! – вздохнула Машка, явившись ко мне в кабинет с английскими булавками в горсти левой руки и с белым полотнищем в кулаке правой.

– Мы сдаемся? – уныло пошутила я, демонстрируя готовность выбросить белый флаг.

– Да никогда! – ответила победоносная Машка. – Стой ровно, не сутулься! Так… Так…

Отлично! Это именно то, что нужно. – И она отступила, любуясь делом рук своих.

– Это простая льняная салфетка, – с легким (легоньким таким) сомнением напомнила я.

– А смотрится как благородная льняная блузка с V-образным вырезом, – парировала подруга и снова шагнула ко мне. – Дай-ка я еще вот тут булавочкой закреплю… Ну, красота же?

И она громогласно позвала:

– Дим, загляни, оцени!

Дима бросил воспитанно-оценивающий взгляд и уверенно резюмировал:

– Елена Владимировна, да вы просто английская королева!

– Та, которая уже совсем старенькая? – расстроилась я. – Древняя бабушка Виктория?

Что ж такое-то, хоть тоже в клинику за былой красой и молодостью беги!

– Как королева Виктория в ее лучшие годы, – ловко вывернулся помощник. – Являете собой чистый образец хорошего вкуса и элегантности.

– Вкуса – это да, – пробормотала я, не забывая, что под пиджаком у меня салфетка.

Уж она-то много вкусов повидала, надо думать.

– Все, я побежала, мне людей судить нужно, поди, заждался народ приговоров-то, – заторопилась Машка. – А ты держи спину ровно и не дергайся, чтобы булавки не выскочили. Потом расскажешь, как все прошло.

Появившаяся вскоре после подруги-спасительницы секретарь Верочка, оглядев меня со смесью одобрения и сочувствия, кивнула: «Прекрасно!» – и повела нас на лобное место.

В холле у партизанской щелочки с ограниченным видом на высокое парадное крыльцо выжидательно топтался Плевакин.

Он тоже прихорошился: перевязал галстук, начесал скальп и еще залакировал его, надежно спрятав плешь.

– Готова, Елена Прекрасная? – оглянувшись на меня, расцветкой и кротостью схожую с сизой голубицей, спросил Анатолий Эммануилович. – Ну, с богом!

И он самолично распахнул перед нами массивную резную дверь.

Что вам сказать?

Я время от времени пишу статьи для «Вестника РГГУ» и на этом основании считаю, что если и не дружу, то хотя бы приятельствую с журналистикой. Но моя лига – это тихие кабинетные писаки, перелопачивающие горы материала, чтобы с полной ответственностью выдать один абзац текста.

Репортеры, которые строчат пространные сенсационные статьи на коленке, это какой-то другой вид разумной жизни. Деловитые, целеустремленные и назойливые, в массе своей они похожи на насекомых, многие из которых ядовиты. И при этом показывают прекрасный образец самоорганизующейся системы. К примеру, на этом пресс-подходе не было никакого распорядителя, однако к моменту нашего с Плевакиным появления толпа репортеров уже встала в боевое построение.

Представители СМИ охватили крыльцо плотной квадратной скобкой, пропустив вперед операторов с видеокамерами. Те стояли за суставчатыми штативами с аппаратурой, как за пулеметами, а у их ног, опустившись ниже объективов, сидели на корточках фотографы. Девочки-журналистки с прекрасными и грозными лицами валькирий подняли, как мечи, микрофоны, и подобием потрепанных флагов зашелестели на ветру мохнатые насадки, защищающие чувствительную звукозаписывающую аппаратуру.

Одна такая серая меховая муфта, похожая на крайне крупную и очень дохлую крысу, выехала на длинной штанге к самому лицу Плевакина. Я спряталась за его спину, но Анатолий Эммануилович сделал шаг в сторону, отодвинувшись от крысы и открыв меня. Крыса поплыла за ним, я сделала над собой усилие и осталась на месте.

Верочка закрыла за нами дверь, и глухой стук, с которым створка встретилась с косяком, прозвучал как сигнал стартового пистолета.

До сих пор я сталкивалась с сокрушительным и агрессивным журналистским любопытством только в зале суда, где была облечена властью и могла призвать публику к порядку. Теперь, на высоком крыльце, как на эшафоте, вознесенная над толпой, я ощущала себя приговоренной к экзекуции.

Успокаивало лишь то, что присутствующий тут же Плевакин не выступал в роли палача, а был моим товарищем по несчастью. Причем старшим товарищем – и по возрасту, и по должности. Так что и отдуваться пришлось ему, а не мне, слава богу.