Книга магии - Мартин Джордж - Страница 16

– Это был Терри? Твой любимый пес? – тихо произнес Фарки.

Я ушла от него, подняла полотно рольставни, отперла стеклянную дверь и вошла в дом. Потом закрыла за собою дверь и поднялась наверх, где Купер и постояльцы смотрели по телевизору канал Animal Planet. Я села рядышком, и такса тут же залезла ко мне на колени. Я ее приласкала. Интересно, изменилась ли я теперь, после гибели Терри? По крайней мере, я ничего не чувствовала. И решила, что ничего не изменилось.

Около полуночи я выключила телевизор. Все спали. Я оставила их в темноте и пошла на кухню. Открыв ноутбук, я кое‐что поискала. Ответ нашелся быстро. Мего. Игрушечных дел мастер. Автор серии кукол по мотивам «Волшебника страны Оз». И Злой волшебницы тоже.

Любил ли кто-то эту куклу, наделив ее жизнью? Или ненавидел?

Моя магия не дала мне ответа.

В пижаме мне было холодно, а когда я улеглась в постель, стало, казалось, еще холоднее. Лет десять прошло с тех пор, как я спала в обнимку с мягкой игрушкой. Скучаю ли я по какой‐нибудь игрушке? Что за глупости! Я закрыла глаза.

Неделю спустя я наведалась в «Дорогой кофе». Уж и не знаю, на что я надеялась. От Фарки не было ни слуху ни духу.

– Ну что ж, – сказала я себе. – Черт с ним. А чего ты хотела?

Правда, чего?

Выбрав такое время дня, когда в кафе нет особой запарки, я решительно шагнула в дверь кофейни и встретилась глазами с Селмой.

– Латте с ванилью, цельное молоко, двенадцать унций. Черничный маффин подогреть.

Она протараторила мой заказ и вернулась к стоящему перед ней клиенту. Когда подошла моя очередь, она вручила мне горячий кофе и теплый маффин. Моя милая подруга.

– Как дела? – спросила я.

– Ой, да все как обычно. Кофе да выпечка. А что нового в мире кошек и собак?

– Как всегда: лотки с дерьмом да сухой корм. Красивые у тебя сережки.

Она коснулась рукой серебряных единорогов и улыбнулась.

– А они не кажутся слишком уж детскими? Я не глупо выгляжу?

– Нет, что ты.

Не пойму, что я почувствовала в этот момент. Не найду подходящих слов. Словно прошлое волной прокатилось внутри меня, всколыхнулось, но не ожило. Будто мимолетной вспышкой мелькнул обрывок сна. Мои прежние чувства угасли и потеряли значение.

– Это подарок. От Фарки. Помнишь Фарки?

Водя указательным пальцем по прилавку, она словно набирала номер на старом телефоне.

– Мы раньше играли в настольные игры в магазине твоего отца. И в волшебство. Давным-давно.

Я кивнула:

– Давным-давно. Да, помню.

– У Фарки все хорошо. Почти чист, и курит, по его словам, только траву.

Она дотронулась до единорога, озадаченно покачала головой.

– Странно, что он принес мне подарок. Без всякого повода.

От ее движений единороги пустились в галоп. Селма нахмурилась, окинув взглядом очередь за мной.

– Приятно было повидаться.

И она повернулась к следующему клиенту.

– Приятно вновь поболтать с тобой, Селма, – ответила я и отошла от прилавка, в одной руке кофе, в другой – завернутый в салфетку маффин.

Что‐то я хотела ей сказать… Про сережки. Забыла. Значит, какая-то ерунда. Я толкнула плечом дверь. На улице опять шел дождь.

Джон Краули[7]

Примечание редактора.

Нижеследующие страницы были недавно обнаружены среди не внесенных в каталог бумаг писателя Феллоуса Крафта (1897–1964), которые поступили в фонд Расмуссена по завещанию после смерти автора.

Они представляют собой тридцать четыре машинописных листа с редкими пометками карандашом на желтой бумаге марки «Сфинкс», очевидно, задуманных как часть второго романа Крафта «Столкновение» (1941), давно не переиздававшегося и недоступного для читателей.

Под конец автор исключил их из романа, возможно, потому, что произведение превратилось в более традиционное историческое повествование.

Математик и благочестивый искатель приключений Джон Ди появится в последующих произведениях Крафта, как законченных, так и незаконченных, в другом образе, нежели здесь.

Слепой поэт О’Махон рассказывал:

– В Ирландии пять королевств, по одному в каждой стороне.

В былые времена в каждом королевстве имелся и свой король со свитой, и место для замка с выбеленными башнями, стены с бойницами щетинились копьями, да над ними раздавался смех добрых воинов.

– И был также верховный король, – сказал десятилетний Хью О’Нил, сидевший у ног О’Махона на траве, все еще зеленой в конце осени в День всех святых.

С холма, где они расположились, виднелось Великое озеро, чьи серебряные воды солнце заливало золотом. Стада коров – настоящее богатство Ольстера – бродили по просторным зеленым равнинам. Все это владения О’Нилов испокон века и до скончания времен.

– И в самом деле был верховный король, – подтвердил О’Махон. – И воцарится вновь.

Седые космы поэта развевались на ветру. О’Махон не видел Хью, своего кузена, зато, по его словам, видел ветер.

– Ну, братец, – сказал он, – смотри, как здорово устроен мир. Каждое королевство Ирландии славится по-своему: Коннахт на западе славится ученостью и магией, манускриптами и летописями, местами, где жили святые. Ольстер на севере, – он обвел рукой невидимые земли, – храбростью, битвами и воинами. Ленстер на востоке славен гостеприимством, открытыми дверями и празднествами. Котлы там никогда не пустеют. Манстер на юге славится трудолюбием – крестьянами, пахарями, ткачами и скотоводами – от рождения до смерти.

Хью посмотрел вдаль на просторы, на то, как ветер собрал тучи над рекой, и спросил:

– Какое же королевство самое великое?

– Какое? – повторяет О’Махон, притворно задумавшись. – А ты как считаешь?

– Ольстер, – говорит Хью О’Нил из Ольстера. – Из-за воинов. Кучулан был из Ольстера, он всех победил.

– Вот как.

– Мудрость и магия – это хорошо, – заключил Хью, – гостеприимство тоже, но воины сильнее.

О’Махон не согласился.

– Величайшее из королевств – Манстер.

Хью ничего не ответил. О’Махон нащупал плечо мальчика, положил на него руку. Хью понял, что сейчас ему все объяснят.

– В каждом королевстве: северном, южном, восточном и западном есть также север, юг, восток и запад. Так ведь?

– Да, – согласился Хью.

Он мог их показать: слева, справа, впереди, сзади. Ольстер находится на севере, но и севернее Ольстера есть земли, севернее севера, там, где правил его безумный, злобный дядюшка Шон. И на том севере, дядюшкином, должны быть еще север и юг, восток и запад. А потом снова…

– Послушай, – сказал О’Махон, – в каждое королевство с запада приходит мудрость о том, что существует мир и откуда он взялся. С севера приходит храбрость для защиты мира, чтобы никто его не поглотил. Гостеприимство приходит с востока, чтобы вознаградить ученость и храбрость и тех королей, что сохраняют эти земли. Но кроме этого есть большой всеобщий мир: мир, который нужно постигать, защищать, восхвалять и хранить. И начало свое он берет в Манстере.