Доброключения и рассуждения Луция Катина - Акунин Борис - Страница 5

Путь был только один – бегство.

Преследуемый звериным рыком и булатным лязгом, молодой человек вихрем пронесся через анфиладу комнат в заднюю часть дома, вылетел в белый, заснеженный сад и, хоть был в одних чулках, не ощутил холода. Сзади нагоняла смерть.

– Хватай его! Бей! – кричала она.

А Луций в сей момент страшился не смерти, но постыдности. Позорно и нелепо сгинуть голозадым Петрушкой в сем низменном балаганном действе. Как мог он, почитатель философии, угодить в столь дурновкусное злоключение!

Натура нашего героя была такова, что и в самом отчаянном положении он не утрачивал способности к рассуждению, иной раз сам на себя удивляясь.

Вот и сейчас, проворно несясь через темный сад, он вспомнил поучения отца. Тот говорил, что злоключения бывают только с людьми злыми, а всякому доброму человеку любое приключение, пусть даже жестокое, должно представать доброключением, ибо оно чему-то поучает и укрепляет душу. Ежели когда-нибудь доведется продолжить свое жизнеописание, надо будет переменить заголовок, подумал Луций.

А еще ему пришло в голову: вот он бежит среди ветвистых дерев, гол и бесприютен, но не в том ли заключается естественное человеческое состояние, вернуться к которому призывает великий Жан-Жак?

Впереди показался забор, огораживавший усадьбу. Луций с разлету вскарабкался на это препятствие, спрыгнул вниз и в растерянности огляделся. В саду еще можно было воображать себя средь природы, но здесь, на улице, меж каменных домов и тротуарных тумб, нагой беглец понял, что пропал. За изгородью, совсем близко, уже шумели преследователи. Куда денешься от них в городе? Что тебя спасет?

Разве чудо…

Стоило Луцию помыслить о чуде, и оно немедля явилось в самом наглядном образе.

Из-за поворота улицы выкатилась волшебная карета. Она вся была словно озарена сияющим нимбом: покачивающиеся фонари рассыпа́ли блики по золоченым стенкам и широким сверкающим стеклам; шестерка превосходных белых лошадей ладно и звонко цокала копытами по прихваченной ледком мостовой, сбруя и плюмажи переливались разноцветными искрами.

Адепт материалистических учений не усмотрел в появлении великолепной колесницы ничего чудесного, но лишь кстати явившуюся возможность спасения. Поражаться времени и не было – над забором уже возникла свирепая физиономия поручика Бозе.

Луций побежал, готовясь запрыгнуть на запятки, и, когда карета поравнялась с ним, ловко осуществил этот непростой маневр – подскочил, ухватился за поручень и оказался на задней скамеечке, где в теплое время года, верно, восседали запятные лакеи.

Лифляндец с денщиком спустились с забора и потрясали орудиями убийства, но за двадцатью четырьмя лошадиными копытами сим двуногим было не угнаться. Катин расхохотался и показал своим незадачливым гонителям нос: нате, выкусите.

Что будет дальше, молодой человек пока не задумывался. Черной неблагодарностью было бы вопрошать об этом Фортуну, которая только что спасла тебя от гибели.

Разгоряченный бегом Луций еще не чувствовал холодного ветра, а задняя стенка экипажа, к которой он прижимался грудью, оказалась теплой – внутри, должно быть, горела печка.

Задаться вопросом о дальнейших своих акциях Катин так и не успел. События неслись сами собой и престремительно, даже опережая быстрый ход его летучего ума.

Створки на заднем окне раздвинулись, меж ними явилось дамское лицо – немолодое и нестарое, а того интересного возраста, когда по женщине еще можно увидеть, какою она была девочкой, и уже можно угадать грядущую старушку. Незнакомка испуганно воззрилась на атланта, вцепившегося руками в края кареты, и произнесла некое беззвучное слово. Луций растерянно поклонился, причем стукнулся лбом о стекло.

Тогда дама перестала его бояться, подняла раму и высунулась высокой напудренной прической вперед.

– Да он совсем голый, – молвила она. – Ах, сущий Антиной!

Прикрывшись рукой, Луций присел, вконец сконфуженный.

Пассажирка сказала:

– Ты этак всё себе отстудишь, дурашка. Вот ведь комиссия!

Потом чем-то стукнула в потолок и прокричала:

– Эй, Семен, стой! Стой!

Карета замедлила ход.

Луций был ни жив, ни мертв, не зная, оставаться ему или бежать. Дама угадала его сомнение.

– Не бойся, садись в карету.

Он спрыгнул с запяток и поскорее прошмыгнул внутрь. Там в самом деле потрескивала чугунная печка, наверху светилась стеклянная лампа.

– Сядь напротив. Да не сжимайся, я уж всё видела, – засмеялась хозяйка экипажа. – Не думаю, чтоб ты всегда был столь застенчив. На-ко вот.

Она перекинула ему легкую соболью шубку, и Луций наконец вышел из естественного руссоистского состояния, отчасти вернувшись в лоно цивилизации, где, по правде сказать, почувствовал себя много лучше.

Дама с любопытством его рассматривала.

– Кто таков? Не обижайся, сударь, что я адресуюсь на «ты». Странно было бы «выкать» голому, хоть сразу видно человека из общества: золотистый парик по парижской моде, мушка на лбу.

У Луция посередине чела от рождения было маленькое коричневое пятнышко. Такое же, говорил отец, имелось у покойной матушки. Многие принимали родинку за наклеенную мушку, Катин к этому привык.

– Что за авантюра с тобой приключилась? Или ты всегда разгуливаешь по ночному Петербургу в одних чулках?

Луций открыл рот, но тут же закрыл обратно, не зная, что отвечать. Снова раздался смех.

– Незадачно окончившееся амурное происшествие, – безошибочно определила веселая дама. – Кровоточащие раны на ланите… – Надушенным платочком она осторожно провела по расцарапанной щеке Катина. – …Нанесены женскими ногтями. Неужто какая-то дура противилась апрошам такого красавчика? Рассказывай скорей, с кем амурничал и что стряслось, не то высажу на мороз! Я сгораю от любопытства!

Менее всего Луцию хотелось рассердить свою спасительницу и вновь вернуться в природное положение, в холодную тьму, но против чести поступить он не мог.

– Прошу извинить мою неучтивость, вдвойне непростительную после услуги, которую вы мне оказали, и не стану оспаривать вашей проницательности – ваша догадка верна. Но я предпочту замерзнуть под забором, нежели предать оглашению имя той, кто счел меня достойным своей благосклонности.

– Обрел глас. И сколь складно излагает! – Дама глядела на молодого человека с живейшей симпатией. – Не хочешь говорить про свою метрессу – не надо. Ты сам-то кто? Из каких?

– Академический лиценциат Луций Катин.

Эта презентация повергла допросительницу в неудержимый хохот.

– Лиценциат… академический! – насилу выговорила она. – Ах, будет что матушке рассказать!

Эти слова Луция удивили. В почтенном возрасте, к какому принадлежала незнакомка, мало кто сохраняет доверенные отношения с матерью. Сколь похвально дочернее постоянство в немолодые годы!

– А, приехали, – сказала примерная дочь, глянув в окно.

Карета въезжала в ограду некоего дворца, наполовину покрытого строительными лесами. Подступы к стенам были освещены огнями, пылавшими в смоляных бочках. Это же новый палац государыни императрицы, называемый «зимним», понял Катин, вглядевшись.

– Чья карета? – крикнул зычный голос.

– Ослеп? – ответил с облучка кучер.

Скрипнул шлагбаум. Карета покатилась дальше.

– Куда вы меня привезли? – в беспокойстве вскричал молодой человек. – Ведь это резиденция ее величества!

– Я и говорю: будет чем повеселить матушку-государыню. Ты, дружок, покамест тут посиди. За тобою пришлют, коли Лизавета Петровна захочет на тебя полюбоваться.