Лунный курьер (Книга забытой фантастики. Том II) - Фоменко Михаил - Страница 1

Людовик Брессель

СОН СЭРА С. Г. В. ФЕРКЕТТА

— Особенного, — сказал мне Берен, — на гигиеническом конгрессе в Александрии не произошло ничего, но, вообще говоря, его можно причислить к удачным. Я вернулся оттуда нисколько не утомленным, с воспоминаниями о приятном путешествии. Впрочем, вы знаете, как я отношусь к конгрессам. Я присутствовал на торжественном открытии, выслушал речь почетного председателя, а затем, вместо того, чтобы высиживать скучные заседания, бродил по народным кварталам Александрии. Я изучил их вдоль и поперек… Кстати, знаете ли, кого я встретил во время своих скитаний по Александрии? Нет, не утруждайте себя понапрасну, вы не догадаетесь… Я встретил Мореля.

— Неужели, — воскликнул я, — доктора Мореля? Вашего приятеля Мореля, исчезнувшего около двух или трех лет тому назад, почти тотчас же вслед за открытием им врачебного кабинета на площади Девог? Тогда, я помню, даже посплетничали на его счет, не зная, чему приписать столь неожиданный отъезд… Вероятно, как водится, была замешана женщина, — не так ли?

— Вовсе нет, — ответил Берен, — тут женщины ни при чем! Вы располагаете свободным временем? Пойдемте тогда ко мне, я расскажу вам все так же откровенно, как он сам рассказал мне.

Ровно три года тому назад, 21-го мая, Морель явился в камеру полицейского комиссара на бульваре Бомарше. Когда его пригласили в кабинет этого представителя парижской администрации, он сделал приблизительно следующее заявление:

— Милостивый государь, вы видите перед собою доктора Мореля. Всего пять дней тому назад я вновь открыл, на углу улицы Деминим и площади Девог, давно уже закрытый врачебный кабинет доктора Дежене. Я пришел сообщить вам, что очутился в крайне затруднительном положении, граничащем с нарушением закона. Виноват в этом, впрочем, как вы сами сейчас поймете, всецело мой предшественник.

Я уже год почти искал возможности как-нибудь устроиться. Мои средства не позволяют мне откупить у какого-либо врача его клиентов; а вы знаете, как рискованно здесь открыть собственный кабинет, не располагая рекомендациями: одних познаний и желания потрудиться недостаточно для приобретения хоть сносной практики.

С другой стороны, причина интимного свойства, — впрочем, мне незачем скрывать от вас, — я надеялся на обручение с любимой девушкой, — заставляла меня не желать удаления из Парижа.

Один из моих друзей, посвященный в мои надежды и знавший доктора Дежене, познакомил меня с этим последним.

Доктор Дежене, как я уже сообщил вам, давно уже прекратил практику. Однако, он сохранил много дружественных связей в квартале и согласился представить меня семьям, в которые имел доступ.

Обладая хорошими средствами, он пожелал выселиться в не столь центральную часть города; он перевел на мое имя свой контракт на квартиру и, не требуя никакого вознаграждения, переехал на бульвар Брюн, в более скромное помещение.

Вы поймете, что я чрезвычайно обрадовался этому счастливому случаю и с восторгом приветствовал эту сделку.

Мой собрат и предшественник, сделав надлежащие указания, простился со мной и добавил, признаться — как мне тогда показалось — слишком торжественным тоном:

— Я должен через несколько дней повидаться с вами, мой молодой друг. Впоследствии вы поблагодарите меня за это.

Затем он отправился на свою новую квартиру.

В течение первых трех дней я устраивался; я расставлял свою скромную мебель при помощи экономки, обязавшейся открывать в приемные часы двери моим будущим клиентам.

Вы, конечно, знаете, как смущают старинные постройки на площади Девог людей, которые никогда прежде не проникали в них.

Узкие коридоры, толстые стены, странные чуланы, придающие помещению таинственный вид, огромные шкапы в стенах, в хозяйственном отношении весьма удобные…

Во время своих скитаний по различным комнатам, я заметил в глубине приемного кабинета один из таких шкапов. Ключа к нему не оказалось в связке ключей, которую вручил мне привратник.

Меня несколько удивило, что этот шкап устроен в том самом углу, который выходит и на улицу Миним, и на площадь Девог; пространство, занимаемое им, показалось мне гораздо более значительным, чем уделяемое обыкновенно такого рода хранилищам.

Я, впрочем, не обратил на это особенного внимания, рассчитывая, что мой предшественник, во время предстоящего посещения, передаст мне ключ, очевидно, захваченный им с собой по ошибке.

Доктор Дежене посетил меня вчера. Он пришел ко мне в часы, которые я назначил для приема.

Старик только что позавтракал с друзьями и признался мне, что, вопреки своему обыкновению, согласился выпить несколько стаканов вина, вследствие чего чувствует себя неважно…

— В шестьдесят лет, мой молодой друг, — сказал он, — надо беречь свои силы. Никогда больше я не позволю подбить себя на такую неосторожность. Не стоит, впрочем, и говорить об этом. Довольны ли вы?

Я ответил, что за мной присылали двое из его прежних клиентов и что я счел это за хорошее предзнаменование.

— Действительно, это очень, очень хорошо. Вы устроитесь здесь как нельзя лучше. Мне очень приятно, что мы с вами сошлись; у меня есть тайна, которая могла бы несколько обеспокоить вас, если бы вы уже не расположились окончательно в этом доме. В настоящее время я могу сообщить вам все… Эту тайну я храню уже четырнадцать лет… Это несколько удивляет вас? Я сначала хотел перенести ее в свою новую квартиру, но потом раздумал. Мне, как я вам уже сказал, шестьдесят лет. Я могу умереть в любой момент, хотя сохранил и зрение, и бодрость, — а мой секрет должен быть охраняем еще целый год. Проживу ли я еще год? И вот я пришел посвятить вас в эту тайну, будучи уверен, после двухмесячного знакомства с вами, что она заинтересует вас так же, как меня… Если роковой черный рыцарь, о котором говорит Гейне, вышибет меня из седла раньше, чем истечет назначенный срок, вы продолжите за свой счет и ради собственной славы опыт, который мне не удалось довести до конца.

— Эти слова, г. комиссар, как вы видите, весьма заинтересовали меня.

— Вот, — продолжал доктор Дежене, опустив руку в карман, — ключ от шкапа, занимающего угол в этой комнате. Будьте любезны, закройте сначала дверь на задвижку.

Сделав это и вернувшись назад, я увидел своего коллегу стоящим перед раскрытым шкапом.

Внутри его не было видно ничего, кроме блестевшей металлической ручки.

Доктор Дежене погрузил руку в темное пространство, схватился за ручку и сильно дернул за нее. Я услышал шум движущихся колес; к двери шкапа выкатился огромный ящик, установленный на две рельсы.

Я приблизился, любопытствуя, что будет дальше.

Старик поднял крышку ящика и подпер стальной подставкой.

Глаза мои, освоившиеся уже с темнотой, различили лежащего в длинном ящике человека лет сорока, казавшегося спокойно спящим.

Я не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть от изумления, и невольно отшатнулся от неожиданного зрелища.

— Успокойтесь, — сказал мне доктор Дежене, сохранивший поразительную невозмутимость, — джентльмен, которого вы видите перед собой, ни в коем случае не может пошевелить хотя бы пальцем без участия моей воли. Между тем, я желаю, подчиняясь в данном случае лишь его собственному распоряжению, разбудить его лишь 20-го мая 1907 года, в день рождения сэра Самуэля-Генри-Вильямса Феркетта, которого имею честь представить вам, в подтверждение повествования об его странном приключении.