Корнет из нашего времени. Часть 2 (СИ) - Мелик Валерий - Страница 19

Закуска — форшмак из лангуста, салат из овощей. Сам обед — консоме из борща с обжаренной утиной печенью и "жемчужинами" из овощей, потом седло ягненка с соусом по норманнски с артишоками, на десерт — шарлотка "пампадур" и мороженое. Господин Сухачев ограничился заказом филе трески а ля бордалес и фруктами в качестве десерта.

Пока ждали заказ, он передал мне бумаги и понимая, что не изучив их у меня не может быть каких либо вопросов, дал краткие пояснения по наиболее срочным делам. Договорились, что мне для ознакомления с ними потребуется как минимум, несколько дней, но доверенности на дальнейшее ведение дел готов подписать хоть сейчас. В ходе разговора мельком обмолвился о необходимости завещания. Из жизни XXI века я знал, что существуют наследники первой очереди, второй, и т. д., но смутно представлял, что это такое. А как обстоят дела с этим здесь — вообще не имел понятия, корнет этим особо не интересовался, это не входило в круг его интересов. Дмитрий Константинович кратко пояснил мне все нюансы этих вопросов.

Я знал, что близких родственников со стороны отца у меня нет. И отец, и дед были единственными детьми в семье, и так получилось, что я фактически остался последним Белогорьевым. Имеются, конечно, дальние родственники, на похоронах присутствовали, выражали соболезнования, но они не были мне близки настолько, чтобы я считал их по-настоящему родными. Родичи со стороны матери — тут особая история. Они считали отца виновником смерти моей матери, их Аннушки, и так и не смогли простить ему этого. Несколько сглаживало их отношения с отцом то, что во-первых, глава семьи, князь Андрониковский сам хорошо относился к нему, а во-вторых, до четырех лет я воспитывался у них в доме. Но после смерти старого князя все переменилось. Отец забрал меня, вопреки настоятельным просьбам и даже требованиям не делать этого. Дошло чуть ли не до скандала, вынужден бы вмешаться сам главноначальствующий Кавказской администрацией[56] князь Дондуков-Корсаков. Постепенно отец прекратил все связи с моей кавказской родней и я их почти не знал, так, отрывочные детские воспоминания.

Так что вопрос с определением моих наследников грозит затянуться на неопределенное время и над этим предстоит поломать голову. А пока я указал своему поверенному буквально в ближайшие же дни подробно разъяснить мне эту очередность и порядок решения этого вопроса в случае отсутствия официального документа о наследовании.

В это время принесли заказ и мы, обговорив ключевые моменты и условившись встретиться через два дня для подписания доверенностей и решения вопросов, возникших при изучении отчетов, оставили деловые разговоры и принялись за еду.

После обеда я решил отправиться в Царское, надо было решить ряд вопросов в полку. Во-первых, для предстоящей дуэли мне необходим секундант, а где, как не здесь мне его искать. Кроме этого, Федор передал мне, что полковник Раух очень хотел бы меня видеть, причем частным образом, так сказать не по службе. Ну, тут не надо быть провидцем, чтобы догадаться о причинах этого вызова. По всей видимости "компетентные органы", как сказали бы в том времени, проявили к моей персоне интерес, вот он и хочет поговорить об этом, так сказать, не официально.

Заехал домой, в квартире как раз находилась Елизавета, тепло поздоровался с ней. Тут же прибежал ее сынишка и получив гривенник "на орехи" остался довольным, как слон.

Елизавета рассказала про ужасы, что приключились здесь неподалеку. И что сама она теперь по вечерам на улицу не выходит, и Петьку от себя не отпускает. И мне советует поостеречься, а то, мол, разбойники и душегубы, вон, как распоясались, аж и по улице пройтись приличному человеку страшно! Это она про события той ночи. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что я и был тем "разбойником и душегубом". В ходе разговора понял, что околоточный наш, господин Кудинов, заходит иногда. Вижу, что "отношения" у них закручиваются по серьезному, через слово, "…Александр Владимирович сказал..", "…Александр Владимирович принес…" и т. д. Как я понял, интересовался он осторожно и обо мне. Чем занимался, мол, в тот день и вечер, утром что делал. Это все женщина выболтала мне мимоходом, в ходе отчета о делах насущных. Я не стал показывать свой интерес к этим расспросам, хотя и насторожился и сделал заметочку. "Сердешные чувства", это конечно хорошо, но если господин Кудинов планирует сделать из моей прислуги "агента влияния", то может быть стоит поменять эту прислугу? Жалко, конечно женщину, она видно не понимает, что ее пытаются использовать, но как говорится, я то при чем? Ладно, поглядим пока, там видно будет.

Ночевать сегодня я планировал здесь, не возвращаться же ночью в Петербург, поэтому, дав указания Елизавете об этом, решил навестить друзей по полку.

Подходило время ужина в собрании, где я смогу увидеть практически весь офицерский состав, поэтому именно туда я и направился.

Встретили меня здесь тепло, особенно рады были друзья, такие же корнеты. Соблюдая этикет, представился непосредственным командирам, штабс-ротмистру Фрейтаг фон Лоринговену, полковнику Абалешеву. Александр Александрович буквально на днях получил чин полковника, я поздравил его с этим. После представления полковнику Рауху, был удостоен краткой беседой с ним. Как и предполагал, тот предупредил меня об интересе к моей персоне со стороны, как говорится, "компетентных органов". По его мнению, это было связано с недавними убийствами в округе. Действительно, было бы странным не увязать меня с этими происшествиями, ведь часть убитых — мои, мягко сказать, недоброжелатели. Тут он и рассказал мне, чем вызван интерес полковника Герарди к этому делу. Оказывается в доме убитых, в Гуммолосарах, точнее во дворе, в хозяйственных постройках, нашли тайник с оружием, бомбами и крупную сумму денег, которые были похищены в ходе нашумевшего в прошлом году нападения на казначея Санкт-Петербургской таможни и убийстве при этом четырех конвойных и самого казначея. Теперь стало понятно участие в расследовании одного из высших жандармских офицеров.

Отдельный корпус жандармов, или просто жандармы[57]. В армии, и особенно в гвардии было неоднозначное отношение к этой структуре. В целом понимая ее роль в защите устоев, особенно при нынешней обстановке в стране, в офицерском сообществе к ним относились с некоторым предубеждением. Не приветствовалось, например, часто проводить время в их обществе, дружба с жандармами считалась дурным тоном. И это при том, что поступить на службу в корпус было непросто. Для перевода в Отдельный корпус жандармов требовалось выполнение следующих условий: быть потомственным дворянином, окончить военное или юнкерское училище по первому разряду, иметь трезвое поведение, не быть католиком и даже женатым на католичке, не иметь долгов и пробыть в строю не менее 6 лет. Только тот, кто удовлетворял этим требованиям, допускался к предварительным испытаниям (устным и письменным) в штабе корпуса для занесения в кандидатский список, а затем должен был прослушать четырехмесячные курсы и выдержать выпускной экзамен. Только после этого офицер высочайшим приказом переводился в Отдельный корпус жандармов. Отсев был высочайшим, оставались, воистину, лучшие из лучших. И тем не менее…

Георгий Оттонович сообщил мне о настоятельном желании полковника Герарди побеседовать со мной, так сказать, в частном порядке, точнее о его просьбе встретиться со мной. Хоть просьба и неофициальная, порекомендовал пойти навстречу без всяких предубеждений, так как он считал того порядочным человеком и истинным патриотом. Я принял это к сведению и заверил своего командира, что не буду воротить нос и готов встретиться с жандармом и по возможности ответить на его вопросы. Так как встреча неофициальная, тем более я числюсь в отпуске, то сам не буду ее инициатором, но готов принять его дома или где еще. Пусть инициатива исходит от него, ему же это надо.