Корнет из нашего времени. Часть 2 (СИ) - Мелик Валерий - Страница 8

— Но это же не по джентельменски, — тут же хором отреагировали друзья, в том числе и Федор.

— Вопрос не в джентльменстве. Бесспорно, одна из основных идей спорта, и бокса, как такового, является культивирование джентльменства, порядочности и уважения соперника. Но в то же время спорт, во-первых, должен воспитывать дисциплинировать и четкое выполнение правил поединка и команд рефери. Здесь, конечно рефери нет, но правилами четко определено, что бой заканчивается после команды об окончании. И во вторых, Юра, по просту говоря, не зевай, следи за противником, тогда и не получишь.

— Правильно, а то вечно летаешь где то в своих эмпириях, — подтвердил Сергей Бурсак, — отвлекаешься все время, не следишь за своим vis-а-vis[16].

— Да будет вам, как дети малые, ей богу! — одернул Федор Эвальд товарищей, — здравствуй, Александр, рады видеть тебя! Слышал, ты испросил отпуск, как, прошение удовлетворено? И вообще, как ты, чем думаешь заниматься?

— Здравствуйте, друзья, я рад видеть вас! Да, Георгий Оттонович подписал мой рапорт, надо решить некоторые юридические вопросы, обдумать планы на будущее, да и просто прийти в себя.

— Александр, еще раз прими наше соболезнования, это большая утрата. Конечно, тебе надо прийти в себя после случившегося. Но помни, мы всегда готовы…, все, что от нас зависит…

— Спасибо, друзья, я ценю ваше участие и благодарен вам. Я испросил отпуск на два месяца, пока планирую жить у себя, на Васильевском. Всегда буду рад видеть вас там. Да и здесь буду появляться иногда. Кстати, квартира у меня здесь, у Пальгунова, оплачена вперед, я ей это время мало буду пользоваться, да и домоуправительницу не рассчитывал, так что при желании и необходимости — можете пользоваться, без всякого.

— О, спасибо, Александр, это очень кстати, ты же понимаешь, иногда возникает необходимость не афишировать свою личную жизнь, а в офицерском доме это не всегда удается, — обрадовался наш штатный дамский угодник Юра Лишин.

— Ну, кому что, а Дон Хуану нашему только о сладком, — отозвался самый правильный в нашей компании Федор.

— Друзья мои, у меня небольшая просьба, господин полковник обещал выделить мне завтра денщика, моего Федора. Прошу вас, проследите его экипировку, все, что нужно, а то знаете, у нашего вахмистра что получить — как говорится, зимой снега не выпросишь.

— Да, конечно, не беспокойся, я лично прослежу, — сразу отозвался Федор, который в эскадроне занимался хозяйственным вопросами, был как бы внештатным завхозом.

— Александр, извини, если считаешь бестактным, но как идет расследование всего случившего, с тобой беседовали полицейские чины? — спросил Сергей.

— Да, разговаривал следователь. И генерал Врангель рассказал, что разбойников ищут, следствие идет. Говорил даже, что дело ссыска на высочайшем контроле, государь лично интересуется ходом следствия.

— Но все равно, чем они только занимаются, это возмутительно, среди белого дня бандиты орудуют, а полиция — ни сном, ни духом, думают о чем то, следствия какие то ведут, делом бы занялись…

— Меня заверили, что следствие идет, и я верю, что убийца отца понесет заслуженную кару.

— Да, всякое зло должно быть наказано, если дело на высочайшем контроле, то думаю, полицейские уж расстараются. Мы понимаем, что тебе неприятен этот разговор, но поверь, мы очень переживаем и сожалеем о твоей утрате…

— Спасибо, друзья за поддержку, я тронут вашим сочувствием. Завтра поминки, девятый день. Прошу помянуть отца, я заказал панихиду[17] в полковой церкви…

После встречи с друзьями я не стал задерживаться в полку, надо спешить в Петербург. Вечером приезжает князь Шервашидзе с дочерью, надо встретить, кроме этого к завтрашним поминкам подготовиться, отдать последние указания, проверить их исполнение.

Дома я выпил кофе и объявил, что некоторое время буду жить в городском доме, так как взял по службе двухмесячный отпуск.

Это заметно огорчило Елизавету, подавая кофе, она даже уронила ложку, что учитывая ее квалификацию домашней прислуги, раньше с ней не случалось. Сразу как то поникла, сгорбилась, поменялась в лице. Забывшись, присела на краешек стула, нервно комкая салфетку в руках.

— Ох! А мы теперь как? — видимо подумала, что я вообще хочу оставить службу, съехать с квартиры и тогда она лишится работы.

Сынишка ее, почувствовав, что происходит что то непонятное, тоже притих и насупился.

— Вы? А что Вы, как работали, так и будете. Чем Вам эта работа не нравится? Если конечно не нашли что другое. Ведь не нашли?

От волнения Елизавета стала заикаться, лицо покрылось красными пятнами, она еле слышно вымолвила:

— Н-нет, г-где ж ее искать — то? А к-как же…, если ж Вы б-будете жить в П-петербурге…, а мы тогда как?

— Елизавета, даже если я буду жить в Петербурге, это никак не отразится на вашем жаловании, а квартира у меня оплачена на год вперед, кто то за ней же должен следить. Жалование вам я буду выдавать, как и раньше, 1 числа каждого месяца. Даже будучи в отпуске, я собираюсь иногда приезжать в Царское Село, что же мне тогда, в гостинице останавливаться? Надеюсь, что в квартире будет должный порядок…

Это немного успокоило ее, но в глазах все равно оставалась настороженность.

— Ваше сиятельство, да конечно же…Вы же только скажите…Вы только не бросайте нас, куда же мы…

— Елизавета, — в моем голосе появился метал, — давай подведем итог. Повторяю, два месяца я буду жить в Петербурге, иногда буду приезжать сюда. Кстати, я разрешил корнетам Лишину, Бурсаку и Эвальду иногда приходить сюда, естественно, без всяких излишеств, все в пределах разумного. По истечении отпуска я опять буду проживать здесь, так как оставлять службу пока не планирую. Жалование твое остается прежним, независимо от того, проживаю я здесь, или нет. В ближайшее время я подумаю об ее увеличении. А теперь позволь мне допить мой кофе и помоги мне собраться, мне надо ехать в Петербург.

Это будто подстегнуло Елизавету, она тут же стала суетиться, стараясь угодить мне во всем, взялась сдувать несуществующие пылинки с мундира, еще раз прошла щеткой по шинели, цыкнув на пацана, глазами указала ему на необходимость пройтись суконкой по сапогам, дабы придать им еще больше блеска.

Долго я задерживаться не стал, собрал в саквояж необходимые мелочи, надел мундир, пристегнул шашку. Все это время мать сыном якобы незаметно для меня выглядывали с кухни, стараясь предупредить все мои желания, потом пацаненок выбежал на улицу, как я понял, зазывать экипаж. На небольшой площадке между обоими домами моего домохозяина как раз находилась своего рода стоянка наемных экипажей, оборудованная даже колодцем для водопоя лошадей. Здесь постоянно стояли наготове лихачи со своими "лимузинами" на копытной тяге в ожидании пассажиров — офицеров из расквартированных на Кадетской улице гвардейских полков и артиллерийской школы.

Так что когда я вышел из дома, у подъезда меня уже ждал "тюнинговый" экземпляр — коляска — фаэтон с откидным верхом красной кожи, с натертыми до зеркального блеска лакированными боками, весь, даже сидения, украшенный галунами, фестоном. Рядом стоял водитель кобылы, или как их называли "лихач" с окладистой бородой, в традиционном волане до пят с лисьей опушкой, на голове — заметный цилиндр черного цвета, и степенно обтирал тряпочкой поручни и сиденье от капель мелкого дождя. Петька же, получивший за труды гривенный, чрезвычайно вдохновленный, побежал делиться этой новостью с неразлучным Колькой.

— Куда прикажите, ваш…сиясво? Обернулся ко мне и поклонившись учтиво, спросил кучер, когда я устроился в коляске.

— На вокзал, и поживее, на поезд надо успеть.

— Не извольте беспокоиться, ваш…сиясво, — прогудел он себе в бороду, — мигом домчим! — уверенным жестом щелкнув вожжами по крупу "двигателя" в одну лошадиную силу.