Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер - Страница 12

Недавно смонтированное на крыше множество электрических сигнальных устройств, предназначенных для передачи и приема радиоволн, никак не смягчало странный облик здания.

Уязвленный, озлобленный, огорченный своей неудачей, но вновь сумевший взять себя в руки, Морган протолкался через переполненный вестибюль в приемный кабинет только лишь затем, чтоб увидеть там дежурного привратника, совещающегося о чем-то с парой пехотинцев Талассоправосудия при исполнении. Вид широкого темно-бордового ковра, изящных диванов и медных перил стремительно сменился для него ужасающей картиной еще одного выдворения с привилегированной позиции, которой он достиг с таким трудом. Официальные красные мундиры пехотинцев странно контрастировали с огнестрельным оружием, которое имелось у каждого из этих здоровяков. Хотя Морган не слишком разбирался в оружии, даже он видел, что это не длинноствольные, украшенные деревом парадные винтовки, но довольно короткие, курносые образцы механизированной стали, прочно сидящие в уже поношенных кожаных ремнях перевязи. Другими словами — рабочие инструменты насилия.

— А, доктор Абатти, — сказал один из пехотинцев, даже не обернувшись от стойки дежурного привратника.

Мужчина был здоровяком, его лилово-синие глаза походили на виноградины, втиснутые в неестественно бледную, красноватую плоть его лица.

Три удара сердца Морган не мог прийти в себя, пока не сообразил, что человек увидел его отражение в стекле картины «Битва при заливе Мино» над стойкой.

— Вы не ошиблись. Но, кажется, мы не знакомы.

Морган намеренно перевел взгляд на дежурного привратника. Дежурный привратник — его звали Филас? Фелпс? — так же намеренно избежал его взгляда.

— В этом нет необходимости, сэр. Вы должны пройти с нами. Дело Талас- соправосудия. Вы призваны предстать перед малым судом, сэр.

Пехотинец любезно улыбнулся одними губами. Его напарник смотрел тем пустым взглядом, каким ружейный ствол порой утыкается в медведя.

— Сейчас? — спросил Морган, невольно сглотнув.

— Сейчас, — и после слишком длинной паузы, — сэр.

— Это может отнять некоторое время, — сказал Морган дежурному привратнику.

— Я отмечу это, доктор.

На этот раз он все же поднял взгляд, в котором вспышкой мелькнула злоба.

Резко контрастируя с Институтом Нью-Гарадена, Дворец Талассоправосудия представлял собой, возможно, самое старое здание Верхнего уровня. И уж точно — самое старое из находящихся в эксплуатации. Отношения права и равноправия между Талассоправосудием и городом, приютившим его, были неоднозначными и спустя два тысячелетия основывались скорее на прецеденте, а иногда и на открытых столкновениях, а не на договоре.

Иными словами, это не соответствовало духу Верхнего уровня. Несотворенные, как всегда, проявляли свою волю на стороне воинской силы.

Моргана Абатти привели туда, где он мог близко рассмотреть Пиратские ступени — древнюю лестницу, ведущую в официальную галерею. Словно храм моря, более трети письменной истории дворец смотрел на Аттик Мэйн. Морган хорошо знал это здание — не мог не знать как талассократ четвертой степени. Церемонии инициации отпечатались в истории как ничто другое.

Обычно Морган пользовался двустворчатой боковой дверью, посещая встречи ложи каждый второй четверг месяца. Только преступники и главы государства могли шествовать по Пиратским ступеням. И он знал, кем из них он точно не являлся.

— Что я сделал? — спросил он обоих пехотинцев по крайней мере в шестой раз.

И по крайней мере в шестой раз они не ответили ему. Пропали даже фальшивые улыбки, сменившись жесткой хваткой на каждой руке, оружие одного из пехотинцев теперь постукивало Моргана по бедру.

На вершине ступеней его приподняли и развернули, так что теперь он смотрел на бутылочно-зеленые воды Аттик Мэйн. Корабли теснились на волнах, как это всегда было на Верхнем уровне, в одном из самых оживленных портов мира. Большие железные пароходы с верфей Урарту, расположенных далеко на востоке, прошли над тупоносыми рыбацкими лодками, чьи очертания не изменились за тысячу лет, что минули с тех пор. когда лодки делались прямо на берегу. Катер Талассоправосудия с белыми бортами величественно проследовал мимо баржей и баркасов, ожидающих своих пилотов. Выше жестоко сражалась с ветром пара ибериардийских дирижаблей, двигатели, утомленные слишком долгим ожиданием, надрывались, когда груз соскальзывал с палуб на берег.

Верхний уровень, перекресток мира.

Но Морган знал, что не в этом заключалось послание. Он прошел слишком много инициаций, чтобы не видеть, на что указывали пехотинцы. Дерево висельника, высший символ справедливости и силы всех морских границ мира, стояло на пляже под ним как воплощенный гранитный монумент легендарной смерти еще более легендарного пирата Блэка. Более двух тысяч лет назад озлобленный суд капитанов и боцманов собрался на освещенном огнями пляже в сердце поднимающегося шторма, чтобы взять правосудие в свои руки, после того как король Верхнего уровня отказался предпринять что бы то ни было. Моряки казнили Блэка, и история изменилась, случайно появилась линия власти, которая и по сей день контролировала верхнее море, служа прагматичным мирским противовесом широко распространенному духовному и мирскому влиянию Латеранской церкви.

По сей день, согласно этой традиции, справедливость, не отягощенная милосердием, как само море, служила целью талассократов.

— Вы человек острого ума и проницательности, — поразительно мягко сказал бледный пехотинец.

— Я скорее слеп и не вижу многого в этой жизни. — Морган почувствовал себя так, будто это его последние слова. — Наука — моя муза и госпожа. Но я еще не разучился видеть историю.

Как расходящиеся любовники, встретившиеся на тротуаре, момент быстро минул. Вернулась грубость несчастья. Морган почувствовал, как его втолкнули внутрь, к верхним залам и спокойным, пропахшим ладаном комнатам Большого и Малого суда Талассоправосудия.

Достопочтенный Билиус Ф. Квинкс, бакалавр теологии и риторики, магистр истории теологии и ритуалов, доктор истории теологии и ритуалов, талассократ тридцать второй степени, глава Консистории Несотворенных по делам защиты веры от заблуждений и ереси, внимательно смотрел, как его святейшество Лэмбион XXII листает один из запретов, хранящихся в самой надежной библиотеке Консистории.

Они были одни — необычно при наличии вездесущей свиты у его святейшества — на самом верху башни Матачин Латеранского дворца. Эта комната использовалась как личный кабинет и убежище Квинкса, а также место, где проводились конфиденциальные встречи. Последнее объяснялось строением стен башни, которое делало невозможным обычное для духовенства подслушивание.

Квинкс, как из-за своей должности, так и в силу хорошо развитого личного любопытства, беспокоился о возможном шпионаже через новые электрические системы. Поэтому он запретил установку всякого освещения и любые провода в башне Матачин. Вместо этого он предпочитал полагаться на традиционные масляные лампы, заправляемые, как известно, обычными служками, которые чертовски хорошо знали, что им следует оставаться глухими. Кроме того, они носили звонко шлепающую обувь без пятки и не могли подкрасться незамеченными.

В стенах этого самого высокого из домов Несотворенных конфиденциальность являлась одновременно и товаром, и ценным ресурсом. Квинкс поставил целью контролировать доступную секретность настолько, насколько возможно.

Тем не менее один вид его святейшества, так небрежно листающего запреты, мог бы переполошить вдумчивого человека.

Лэмбион, которого когда-то, когда они еще были мальчишками в горной деревне очень далеко от святых мест, звали Ион, поднял взгляд от страницы.