Очищение (ЛП) - Ковингтон Харольд А. - Страница 66

«Боже мой!» — изумлённо подумала Кики, пытаясь понять и усвоить эту дикую ересь, которая противоречила всему, чему её когда-нибудь в жизни учили. «Эти люди из Добрармии действительно надеются, что я ЗАДУМАЮСЬ!» Это было странное ощущение. Впервые во взрослой жизни Кики её пытались убедить, чтобы научить тому, что, по мнению этих людей, ей нужно было знать для её же блага, а не тому, что будет служить интересам богатых людей и опекаемых меньшинств. Впервые за её взрослую жизнь кто-то признал, что раса ещё существует, говоря, что думать и чувствовать, как расист, это нормально. Сама идея, что кто-то всерьёз ожидает, что она сядет и подумает над чем-то, а не примет что-то на веру, потрясла её. Внезапно в голове Кики всплыла непрошенная мысль. «Это единственные люди, которых я когда-нибудь встречала, которые не хотят меня как-то наколоть».

И эта мысль Кики понравилась.

Поездки такси для Добрармии, бессмысленные на первый взгляд, продолжались. В двух случаях Кики перевозила посылки — одну заклеенную картонную коробку из-под бутылок с пивом «Хейнекен», а другую — маленький чемоданчик, которые она положила в багажник своего такси по приказу неизвестного мужчины, который её встретил. Кики довезла чемодан до автобусной станции, где другой мужчина, немного старше её самой, в обычной одежде, подошёл к ней, протянул руку за ключами, открыл багажник, забрал чемодан, и подал ключи обратно, завёрнутые в сто долларов.

— У тебя есть ещё что-нибудь для меня, товарищ? — спросил он напоследок.

Кики не отваживалась оставлять Справочник в прицепе и носила его в сумке через плечо, ожидая просьбы вернуть. Она вытащила Справочник, в том же конверте, и без слов протянула ему. Он молча взял его и скрылся на станции. Кики надеялась, что никто из слушающих её на другом конце не обратит внимания на случайнее замечание, но недооценила остроту слуха Лэйни Мартинес. Её подобрали в конце смены на полицейской машине без опознавательных знаков и доставили в Центр юстиции, где провели в камеру для допросов и усадили за металлический стол, привинченный к полу. Мартинес пришла с цифровым магнитофоном, и, не говоря ни слова, подошла и быстро пристегнула наручниками одно из запястий Кики к скобе на столе чуть ниже края. Не обращая внимания на её протесты, Лэйни села, достала свой небольшой цифровой магнитофон, и воспроизвела краткий разговор у автобусной станции.

— О чём шла речь, Кики? — спросила она холодно.

— Я вернула ему партийный справочник, который мне давали, — ответила Кики, глядя в глаза Мартинес. — Ещё они дали мне Общие приказы, которые я порвала и спустила в толчок. У вас, чуваки, уже хватает на меня. Я не дам вам повод подставить меня ещё больше, поймав с запрещёнными документами.

— Понятно, — кивнула Мартинес. — Мне грустно, что ты, похоже, всё ещё считаешь, что можешь влиять на своё положение, Кристин. Но я не удивлена.

Она встала, подошла к двери и махнула рукой. Вошли два человека в одинаковых синих комбинезонах: крупный мужчина с лоснящейся кожей, похожий на полинезийца, и худая, пожилая белая женщина. Мужчина нёс металлический чемодан, а женщина — чёрную сумку как у врачей.

— Кристин, это специальные техники, которые работают у нас. Они объясняют некоторые вещи. Прямо сейчас они объяснят тебе, и ты обязательно поймёшь, что бывает с белыми шлюхами-наркоманками, которые пытаются играть в игры с полицейским бюро Портленда. Знакома ли ты с так называемыми Протоколами Дершовица?

Мартинес взглянула на двух существ с пустыми лицами, одетых в комбинезоны.

— Не оставляйте заметных следов, — приказала она и вышла из комнаты.

В металлическом чемодане оказалась большая батарея и какой-то электроприбор. А в чёрной сумке, среди прочего, несколько шприцев для подкожных инъекций. Через некоторое время после этого Кики закричала, и долго кричала без остановки, но никто не пришёл ей на помощь. Последний шприц содержал какое-то вещество, которое заставило её чувствовать себя ужасно, кишечник мучительно болел, как при худшем отходняке после приёма наркотиков, который у неё когда-нибудь бывал, только в десять раз сильнее. Эти двое оставили Кики лежащей на полу за столом, голую, в судорогах и с дикой сухой рвотой, её тело всё ещё изгибалось от электрических ожогов и введённой в нескольких местах кислоты, которая не оставит заметных следов, когда человек оденется. Кики подумала, что у неё сердечный приступ, что она скоро умрет, и это — конец, и даже пыталась молиться Богу, чтобы он принял её душу, но потеряла сознание. Несколько часов спустя Мартинес вернулась, наклонилась, сделала Кики ещё один укол, который привёл ту в полубессознательное состояние и, похоже, немного облегчил боль, и приказала:

— Одевайся. В качестве дополнительного наказания ты месяц не увидишь своего ребёнка. Наколешь меня ещё раз, хоть в самом малом, и конец.

Кики была полностью сломлена, по крайней мере, на некоторое время. Нарушений с её стороны больше не было.

Маккаферти смог получить свою волоконно-оптическую камеру на плате. Камера была установлена как надо за лицензией Кики, и несколько недель она просто продолжала время от времени перевозить неизвестных на своём такси. Сама она с особыми пассажирами говорила мало, и они никогда не заводили с ней разговоров. Однажды Кики закончила смену немного за полночь. Она подошла к своей обычной автобусной остановке, и, когда стояла там в ожидании под уличным фонарём, рядом с ней из ниоткуда вдруг появился Джимми Уинго. Он был одет в синие брюки, бейсболку и серую рабочую рубашку механика с именем «Боб», вышитым красным цветом на левом кармане рубашки.

— У нас есть кое-что для тебя, — сказал он.

Невзрачный «бьюик» старой модели подъехал к остановке.

— Садись, — предложил Уинго, показав в сторону машины.

Кики захотелось повернуться и убежать, но она справилась с паникой и села на заднее сиденье. Уинго сел рядом, машина отъехала от обочины и повернула на юг. Кики узнала человека за рулем, как одного из своих пассажиров, ездивших за острым соусом, но, как и раньше, не смогла хорошо разглядеть его. В мелькающих отблесках уличного освещения и встречных фар она заметила, что водитель был высокий, широкоплечий и в такой же, как у Ударника, бейсболке.

— Что происходит? — спросила она Уинго, стараясь, чтобы её голос звучал как обычно.

— Тебя хочет видеть командир роты, — ответил тот.

Кики почувствовала вибрацию своего мобильного телефона, и поняла, что полицейские в помещении целевой группы слушают её.

Кики не спросила, зачем командир роты захотел её увидеть: она училась быстро.

— Так ты сегодня Боб? — спросила она мимоходом.

— Если сегодня вторник, я должен быть Бобом, — кивнул тот.

— Сегодня четверг, — сказала Кики.

— Тогда я — Румпельштильцхен[36].  Ну и что ты думаешь о Справочнике?

— В нём говорится всё, о чём я сама всегда думала, но боялась сказать, — искренне ответила она. — Чёрт, боялась даже подумать. Когда я почитала его немного, то поняла, что всегда чувствовала то же самое, но никогда не останавливалась и не задумывалась обо всём этом. Я боялась, как ни глупо это звучит.

— В ЗОГ не хотят, чтобы мы думали, — заметил Уинго. — Они знают, что лучшая цензура с контролем мыслей это та, что люди сами на себя наложат. Это самый действенный способ управления. Джордж Оруэлл писал, что общепринятое бессознательно. Целью столетней кропотливой общественной и психологической обработки было превращение белых людей в несознающих самих себя существ, чтобы сделать их настолько слепыми, что они ничего не смогут разглядеть прямо перед собой. Оруэлл также писал, что для понимания происходящего даже перед собственным носом нужно ежедневное напряжённое сосредоточение. Или что-то в этом смысле. Подзабыл.