Принцы демонов. Умирающая Земля. Хроники Кадвола. Планета приключений. Книги 1 - 16 (СИ) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 9
- Предыдущая
- 9/892
- Следующая
Кринктаун был расположен на плато, которое стояло как остров среди черных и оранжевых джунглей.
Герсен следил за всеми передвижениями Панкароу в течение двух недель, изучив тем самым весь его распорядок дня, который свидетельствовал об удивительной беззаботности этого человека.
Затем, как-то вечером, он нанял кэб, лишил водителя сознания и начал ждать возле одного из клубов, пока Панкароу не устанет от своих собутыльников и не появится на влажной ночной улице. Самодовольный Панкароу, напевая один из только услышанных мотивов, плюхнулся в кэб и был отвезен, но не в свой роскошный особняк, а на одну из удаленных полян, расположенную в джунглях. Здесь Герсен и задал ему несколько вопросов, на которые у Панкароу не было сначала никакого желания отвечать. Тот сделал было даже попытку прокусить себе язык, чтобы не расколоться, но в конце концов все пять имен были все же выжаты из его памяти.
– Что же вы теперь сделаете со мной, сэр? – почтительно проквакал в конце беседы бывший Айра Баглос.
– Просто убью! – сказал Герсен, все еще бледный и дрожащий, после упражнений, не доставивших ему никакого наслаждения. – Я сделал из вас своего врага, и поэтому вы не заслуживаете ничего лучшего, чем смерть. А за все ваши преступления против людей вы заслужили быть убитым сто раз!
– Нет! – закричал вспотевший Панкароу. – Нет! Не сто раз! Один раз – да, но сто! Теперь я веду безупречную жизнь! Я больше не причиняю никому вреда!
Герсену стало не по себе от мысли, что вдруг каждый подобный случай будет вызывать у него такую тошноту и отвращение. Он сделал над собой усилие и жестко сказал:
– То, что вы только что сказали, наверное, и правда. Но ведь все ваше богатство пропитано кровью невинных людей! А кроме того, если я вас сейчас отпущу, вы не преминете сообщить о нашей встрече кому-нибудь из тех пяти, имена которых вы только что выдала.
– Нет, – сдавленный крик поверженного противника прервал высказывания Герсена. – Клянусь вам, что нет! А что касается моего богатства – заберите его себе! Оно ваше, только отпустите меня.
– Где ваше состояние?
Панкароу попытался было договориться об условиях:
– Я отведу вас туда,
Но Герсен печально покачал головой.
– Примите мои извинения, мистер. Сейчас вы умрете. Не надо печалиться. Это в конечном итоге происходит со всеми людьми, и сейчас вам лучше бы подумать о том, чем бы отплатить за все то зло, которое вы причинили людям.
– Под моим надгробным памятником! – закричал Панкароу. – Все мое состояние находится под каменной плитой перед моим домом!
Герсен прикоснулся к шее Панкароу трубкой, внутри которой содержался яд с Саркоя.
– Я пойду, проверю, – сказал он. – Вы будете спать, пока мы не увидимся снова.
Герсен говорил вполне убедительно, и Панкароу с благодарностью расслабился и через несколько минут умер.
Герсен вернулся в Кринктаун, обманчиво мирное поселение из высоких, богато украшенных трех-, четырех-и пятиэтажных домов, окруженных зеленью.
Когда наступили сумерки, он лениво двинулся по тихой аллее к дому Панкароу. Каменный надгробный памятник высился перед фасадом: массивный монумент из мраморных шаров и кубов, увенчанный скульптурными изображениями Парсифаля Панкароу в разных позах Прямо перед ним одна из скульптур Баглоса стояла в благородной позе, с откинутой назад головой и взором, устремленным в небо. Впечатление благородства в позе усиливалось простертыми вверх руками каменного изваяния, как скептически отметил про себя Герсен. Он стоял и рассматривал это чудо искусства, когда по ступенькам крыльца сошел мальчик 13-14 лет и приблизился к Кирту.
– Вы от моего отца? Он у этих жирных женщин?
Герсен ожесточил свое сердце, чтобы выдержать угрызения совести и отбросил всякие мысли о конфискации имущества Панкароу.
– Я пришел вам передать весть от вашего отца, – вежливо наклонил голову Кирт, произнося ритуальные слова.
– Может, пройдем в дом? – предложил мальчик, немного оробев. – Я сейчас позову маму.
– Нет. Пожалуйста, не надо. У меня совсем нет времени. Слушай внимательно, малыш. Твоего отца вызвали. Куда, это тайна! Он не уверен, в том когда вернется. Возможно, что уже никогда.
Мальчик слушал, вытаращив глаза.
– Он что.., сбежал? Герсен кивнул.
– Да. Какие-то старые враги разыскали его, и теперь он не смеет здесь больше показываться. Он велел сказать тебе или твоей матери, что деньги спрятаны под надгробной плитой этого памятника.
Мальчик взглянул на Герсена.
– Кто вы?
– Вестник – и не более. Передай своей матери все в точности, малыш. Не забудь еще одно: когда будете смотреть под надгробием, будьте осторожны. Там может быть какая-нибудь ловушка, чтобы сохранить деньги от грабителей. Ты догадываешься, о чем я говорю?
– Да, сэр.
– Будь осторожен, малыш. Пусть кто-нибудь из мужчин, кому вы с матерью доверяете, поможет вам.
Герсен покинул Кринктаун. Он подумал о планете Смейда, с присущими ей спокойствием и уединением, в качестве прекрасного противоядия от его капризной совести. Где, спросил он у самого себя, как только корабль-разведчик стал тормозить во вне пространственно-временном континууме, лежит равновесие? Он по всем меркам достиг точки опрокидывания. Парсифаль Панкароу заслужил безжалостную казнь. Но как же тогда быть с его женой и сыном? Разве малыш заслужил того, чтобы больше не знать отца? Он ведь будет страдать. А разве это справедливо? Почему он должен страдать?
Как ни пытался Герсен убедить себя, что он поступил правильно, притаившаяся печаль в глазах мальчика навсегда осталась в его памяти.
Судьба вела его дальше. Первое, о чем зашел разговор в таверне Смейда, было имя Малагате-Горе, и именно это имя первым выдавил из себя Парсифаль Панкароу. Лежа в постели; Герсен глубоко вздохнул. Панкароу мертв. Бедный, жалкий Луго Тихальт, скорее всего, тоже мертв. Все люди смертны. Стоило ли задумываться над этим? Он ухмыльнулся в темноте при мысли о том, как Малагате и Красавчик будут проверять монитор его корабля.
Для начала они не смогут своим ключом открыть автопилот это довольно труднопреодолимое препятствие для тех, кто не знает правильного кода. К тому же при вскрытии они готовятся встретить всякие подвохи – взрывы, аэрозоли с отравляющими газами или кислотой.
И когда после немалых усилий эти типы все-таки извлекут память монитора, она окажется пустой. Толку от мониторов Кирта Герсена им будет не больше, чем от занавесок на окнах.
Малагате вопросительно посмотрит на Красавчика-Даске, который пробормочет что-то вроде оправдания. Возможно, что им в голову придет проверить серийный номер корабля – и тогда лишь обнаружат, что это не тот корабль, который получил некогда в аренду Луго Тихальт. И тогда – немедленное возвращение на планету Смейда. Но Герсен уже уйдет.
Глава 5
Вопрос: Мне известна грандиозность стоящих перед вами задач, квестор Мермот. По сути, для меня совершенно непостижимо, каким образом вы намерены осилить эту вершину. Например, как вы можете отыскать какого-нибудь отдельного человека или проследить его происхождение среди девяноста с лишним обитаемых планет и миллиардов людей со всеми оттенками политических убеждений, местных обычаев и верований? Ответ: Обычно никак не можем.
"Я настоятельно прошу вас не одобрять это зловещее мероприятие. У человечества уже есть многократный печальный опыт сверхмощных полицейских сил… Как только она (полиция) выскользнет из-под контроля местных властей, она станет самовольной, безжалостной, законом сама для себя. Полицейские уже не будут больше думать о справедливости, их будет заботить только то, чтобы самим стать привилегированной и порождающей зависть элитой. Они ошибочно принимают естественное осторожное отношение к себе и нерешительность гражданского населения за восхищение и уважение и вскоре начинают хвастать направо и налево, все больше распускаться и потрясать своим оружием в состоянии мегаломаниакальной эйфории. Окружающие становятся уже не господами их, а слугами. Такая полицейская машина становится просто скопищем преступников в форме, тем более губительным, что ее положение никем не оспаривается и не санкционируется законом.
Склад ума полиции таков, что никогда человеческие существа не расцениваются ими иначе как единицы или объекты, подвергаемые обработке, причем, насколько возможно, быстрой. Общественная польза или достоинство для нее ничего не значат: прерогативы полиции рассматриваются сквозь призму божественного закона. Требуется полное повиновение и покорность. Если служащий полиции убивает человека, это обстоятельство достойно только сожаления: служащий, возможно, переусердствовал. Если же гражданский убивает служащего полиции, то самый ад разверзается под ним. Полиция бросается на него с пеной у рта. Все прочие дела отбрасываются в сторону, пока не будет найден этот подлый преступник. И конечно, неизбежно, когда его поймают, он будет избит или подвергнут всевозможным пыткам за непростимую самонадеянность. И при этом полиция еще жалуется на то, что не может эффективно функционировать, что преступники ускользают от нее.
Лучше сотни не пойманных преступников, чем деспотизм разнузданной полиции. Еще раз предупреждаю вас, господа, не одобряйте подобного мероприятия. Если же вы допустите это, я обязательно воспользуюсь своим правом вето".
- Предыдущая
- 9/892
- Следующая