Лабиринт. Войти в ту же реку - Забусов Александр - Страница 20

Решил не соваться нахрапом, понаблюдать со стороны. Когда увидал, как машина «Скорой медицинской помощи» увозит от искомых ворот пациента, собрался наведаться к подопечным. Тем более старик Каретников знает о миссии ведающих все, что «боярину» положено знать.

Только лишь в сумерках «отлепился» от соседнего забора, осуществляя реализацию своих намерений, как ощутил движение «маркера настройки». Молодой парнишка быстрым шагом покинул место проживания подопечной семьи. Догнать, спросить? За таким не угонишься. Проще пока понаблюдать.

Ява завелась с полтыка. Вырулив, не форсируя скорость, сопровождал пацана. Мог бы и не поддерживать визуальный контакт, односторонняя биологическая связь между ними работала вполне нормально. «Перевертыш» под полным контролем. В пятистах метрах от освещенной громады кинотеатра, парнишку подобрала легковая машина. «Жигуль» сорвавшись с места, ходко соскочил с асфальта и огибая пустырь, рванул к далеким двухэтажкам, по темным стенам которых, можно было понять, что они не жилые. «Ява» плюхаясь по лужам, резиной колес разбрызгивая в стороны потоки грязи, понеслась следом.

С подопечным он был связан невидимой энергетической пуповиной и момент ментального нападения ощутил в полной мере. Большую часть «удара» принял на себя. Само нападение провели столь неожиданно, что перед глазами все померкло и в какую-то долю секунды с мотоцикла он сверзся в мокрую траву. Вот уж действительно, век живи, век учись! Чего он не подумал «закрыться»? Ведь что-то подобное не сложно было предположить. Нет! Все-таки прав дед! Звезд с неба он не хватает.

Запустил систему восстановления биополя, тем самым помогая восстановиться и парню. Слова привычно складывались в мантру заговора, вбитого в мозг с молодых ногтей. Чувствовал, столкнулся с кем-то страшным и в своем роде сильным, с кем никогда не имел дел. Поможет ли?

— Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажьбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Вторуши, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Вторушу зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!

Отваживая «нечистого», назвался своим вторым именем, которым пользовались лишь в исключительных случаях. Медленно, неохотно, но отпускало. Еще хорошо, что людей поблизости никого, оно и понятно, ночь свое берет. Кому охота без большой надобности через «медвежий угол» ходить? Запросто на неприятность нарваться можно. Указом Леонида Ильича в Донбасс сорок тысяч уголовного люда по амнистии выпустили.

Отлежался. Не сказать, что хорошо, но все же полегчало. Пора парня выручать.

…Успел вовремя. Добрый у деда посох, когда ним мужика по лбу треснул, не думал, что выдержит. Подопечного освободил, захватчика связал, вот тут и пошли непонятки. Казалось парнишка еще совсем молоденький, должен крови бояться, а он шею взрослому мужчине свернул как цыпленку и не поморщился. Да и потом повел себя, так, что можно было усомниться в адекватности поведения. Когда подъехали к воротам уже знакомого двора, пригласил в дом. А, что? Ночевать-то где-то нужно. Почему не погостить, раз приглашают?

Вкатив мотоцикл во двор, в дом пробирались как в тыл врага, стараясь никого не потревожить. Куда там? Оба попали пред ясные очи деда и бабки. Антон грязный, как черт из варочного цеха, Михаил побитый, как пес подзаборный. Во многих местах в запекшейся крови и синяках на теле. Охи и причитания бабули, пресек дед, указав положенное место встречающей хозяйке.

— Живы! Чего тебе еще нужно? А синяки сойдут, и следов не останется.

— Ну, как же…

— Бабуль, это мы с мотоцикла навернулись.

Дед из-под седых бровей, сверкнул хитрым взглядом. Распорядился:

— Живо мыться! А ты, старая, стол накрой.

— Дедунь, поздно уже. Нам бы…

— Живо… и за стол.

…Утром проснувшись, после сытного бабулиного завтрака расположились в комнате Михаила. На учебу Каретников не пошел. Мать еще ночью отзвонилась, сообщив о том, что отцу вырезали аппендицит, что все у него хорошо, и прямо из больницы отправилась на работу, так что возмущаться и подгонять было некому. Дед бочком просунулся в комнату и со словами…

— Я тут в стороночке посижу, мешать не буду.

…прикинулся ветошью, перестал отсвечивать. А, что? От старого тайн у Михаила почти нет.

Было видно, что Антону не терпится поговорить. Ну, давай, задавай вопросы! Юный корректор не заставил себя ждать.

— А я ведь думал, что ты еще… ну, не это…

— Ага! По первому кругу чалюсь!

— Да. Понимаешь, у каждого своя стезя. Я при желании могу оказаться в прошлом. Могу подкорректировать настоящее… Правда, пока этого еще не делал. Вот только будущее для нас табу. Пройти туда невозможно. Среди нас только «вещие» про него знают, но редко когда говорят о нем… Расскажи о себе, о том, что будет.

— А что про него говорить? Ничего там хорошего нет.

— Как это?

Дед заерзал на кресле, сидя у книжного стеллажа. Видать и ему интересно. Х-хе! Ну, почему бы и не потешить людей, коль есть такое желание.

— Ладно. Только говорить буду о том, что наблюдал «со своей колокольни». То есть, как сам для себя понимаю.

— А нам, Мишаня, по-книжному и не надо, — согласился с ним дед.

Это он там так тихо сидит и не мешает, старый плут. Дай палец, по локоть отгрызет. Так! С чего ж начать-то?

— Значит, была огромная, крепкая и сильная страна, Советский Союз. Я за эту страну еще повоевать успел.

— Афганистан? — с любопытством подал голос Антон.

— Не только. Так вот. Правители наши верховные, все как на подбор старые маразматики, …гм… кроме пожалуй одного, да и того не уберегли, под пулю подвести умудрились… Так вот эти самые пердуны престарелые, за здорово живешь, нашу страну отдали в руки предателю, тайно на врагов работающему. Ну и понеслась… гм, душа по кочкам! Рассыпалась страна, как карточный домик. Девяностые годы русский народ на своей земле жил в оккупированной стране. То, чего врагам нашего Отечества не удавалось добиться на полях сражений, предательски содеялось под видом демократических реформ. Разрушения и жертвы — как на войне, запущенные поля и оставленные в спешке территории — как при отступлении, нищета и беспризорничество, бандитизм и произвол — как при чужеземцах. Что такое оккупация?

— Ну, это… — промямлил Антон.

— Ясно! Это устройство чужого порядка на занятой противником территории. Вот и на территории России сложился такой порядок. Чужие способы управления и хозяйствования, вывоз национальных богатств. Коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и поселков — все почти чужое, и если что позволяется свое, то в скудных нормах оккупационного режима.

— А, коммунисты куда смотрели?

Снова не выдержал дед. Два раза пройти Отечественную войну, не за хлебушком в магазин смотаться. И в самых критических моментах, кличь — «Коммунисты, вперед!», для старика не пустой звук.

— Коммунисты? — Каретников осклабился, чем заставил деда по-стариковски опустить плечи, и даже съежиться. — Не было коммунистов. Народ будто спятил, партбилеты выбрасывал, рвал, жег. Думал вот, свобода наступила… Короче, на территории страны, как грибы после дождя формировались и вылезали новые партии, ратовавшие за свободу, равенство, братство, только о пользе простых людей никто не задумывался. И людишки, во всех этих новообразованиях, одни и те же, чаще всего бывшая партийная и комсомольская номенклатура — рвачи, хапуги и прочая мерзость, объединяющаяся в блоки с разными названиями, чтобы было сподручнее грабить.