Укрощение огня (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 4

Самому не верилось, что редчайший бриллиант, сама страсть и красота, сейчас под его крышей и в его руках… И уж точно не денется никуда из них!

— Будьте с ним! — распорядился князь, прежде чем все же уйти. — И чтобы волоса не колыхнулось на его голове!

Пробуждение ошеломляло своей безмятежной легкостью. Дышалось свободно, жара не было и в помине, а прикрытая чистым полотном рана всего лишь ныла и дергала, вместо того, чтобы печь углями. На удивление, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы встать, однако Аман не торопился ни вскакивать, ни звать кого-либо, не совсем понимая, где именно и в каком положении находится — уж слишком отличалось увиденное от привычной обстановки.

Комната была небольшой и вмещала в себя только невысокую, почти аскетическую кровать, на которой он лежал, и столик с глиняным кувшином и чашками, стоявший чуть поодаль от изголовья, у оконного проема. Из убранства — никаких излишеств: шелковых водопадов, сплошных ковров, россыпи разноцветных подушек и блестящей позолоты… Впрочем, зато постель была свежей и чистой, как и он сам. Только волосы, висевшие спутанным мочалом, хотелось бы привести в порядок, но сейчас это было не самым важным вопросом… Хотя вынужденная неопрятность раздражала даже куда больше болезненной слабости!

Юноша все же поднялся, за неимением ничего другого обернув вокруг бедер тонкое узорчатое покрывало: как долго он был без памяти, где оказался и к чему следует быть готовым? Узкие окна и толщина стен наводили на размышления, как и долетавшие со двора звуки. Возможно ли, что Шукри изменил решение, и они свернули с прямого пути, чтобы переждать в какой-нибудь ближайшей крепостице, пока обременительный груз либо сможет продолжить путешествие, либо попросту умрет, избавив всех от забот…

Вид из оконца, а точнее бойницы меньше всего походил на гарем! Сплошной камень… Вниз уходил крутой склон, изредка оживлявшийся порослью кустарника, но прямо перед глазами простерлось ущелье и противоположный склон, смыкавшийся с крепостной стеной, за которой судя по всему начинался новый обрыв. Может слева что-то и было, обзор был мал, но справа — Аман невольно затаил дыхание — крепостица?!

Он различал черепицу пологих крыш и купола… Уступы замка все поднимались и поднимались, врастая в скалу и рождаясь из нее торжеством единения природы и творенья человеческих рук… Человеческих? Полно! Роскоши дворцов прежнего господина, где прошла его юность, могли позавидовать сказочные джины! Но это… каменное девьэ царство и шатром выжженная синь над ним… Аман застыл у оконца, всем существом впитывая парадоксальное сочетание цепкой хватки вздыбленной земной тверди и бесконечного простора.

На едва различимый эфирный шорох за спиной юноша развернулся так, как будто заново готовился принять в грудь добрую пядь закаленной стали! От его полыхнувшего взгляда мальчишка шарахнулся, больно стукнувшись плечом о стену, а в довершении всего драгоценное сокровище князя гневно свел брови, разжигая антрацит взгляда — Тарик вцепился в жестяной чеканный поднос так, словно закрывался щитом от сонма ядовитых стрел.

— Вы… вы… — усилием воли паренек напомнил себе, что он не кто-нибудь, а будущий воин доблестного клана, — Вам вставать не велено милым Фархадом…

Чувствуя себя уже увереннее, потому что странный гость молчал, лишь следил за ним глазами, Тарик поставил поднос с ужином на единственный столик и не скрываясь сбежал, пробормотав что-то про учителя Фархада.

Амани так и не двинулся, глядя ему в след с непритворным недоумением: что ЭТО было?! Мальчик выглядел лет на 14-ть, но гаремным служкой не мог быть ни при каком допущении — уж евнухов Аман перевидал достаточно!

И мальчик был свободным. Хотя, что ошейника нет… Нет! Юноша коснулся своего горла: золотые цепи и браслеты с него сняли, но это объяснимо. Отсутствие нового ошейника со цветком витиеватой подписи нового хозяина — тоже! Желает одеть сам, до или после первой ночи…

Но почему тогда свободный мальчик так испугался?! И почему свободный мальчик приносил ему еду?

Аман в задумчивости вернулся на кровать, прихватив с собой предложенный ужин, который тоже заставил задуматься. Ломоть дышащего тамтуна, наваристый теплый мясной бульон с растертым мясом на донышке, свежайший сыр, — судя по запаху козий или смешанный… Юноша вздохнул и нахмурившись взглянул на стремительно темнеющее небо в багровых разводах.

Дело не в том, что он любил сладости и прочие кулинарные изыски — первое вызывало тошноту и отправлялось в прислуживающих ему евнухов, второго он не употреблял по другой причине, требуя овощи, отборную рыбу и мясо на пару. Не то… Ему принесли ужин, как тому, чьего выздоровления ждут и надеются.

Аман сравнил то, что ему доносили о ненавистной жемчужине и то, что увидел сейчас к себе и окончательно запутался. И все-таки — почему так испугался мальчик?! Свободный не-евнух — обычно не допускается на полночную половину ни при каких условиях. Свободный евнух? — случалось, но не про него. Свободный, испугавшийся наложника — вообще бред, тем более, что наложник своего господина еще увидеть не успел! Долго раздумывал бы Амани, если бы не явился сам лекарь Фархад.

Осмотр не занял много времени. Лекарь одобрительно кивнул на съеденный до последней крошки ужин, выслушал ровное биение пульса, убедился в отсутствии жара, сменил повязку, удовлетворенно прощупав рану, спросил только:

— Вставал?

Юноша повел веером ресниц в сторону пожилого мужчины: разумеется, раз он не сидит в собственных нечистотах!

— Хорошо, — вновь одобрил с усмешкой Фархад, по достоинству оценив высверк молний в черных очах, и заключил. — Сегодня еще останешься у меня, да и Амир вернется не раньше чем через пару недель… А к тому времени можешь хоть опять в пляс пускаться.

Известие, что новое его жилище будет другим, и кроме того незнакомое имя заставило юношу насторожиться. Аман дернул губами:

— Разве имя твоего господина не Сакхр аль Мансур и я не в его доме? — он не любил быть неосведомленным о чем-либо, тем более когда от этого прямо зависела его судьба. Незнание — означает уязвимость, а он и так уже на краю.

Лекарь не высказал недовольства ни тоном, ни вопросом, и спокойно объяснил:

— Амир это алам, лакаб — Фахд. Сакхром[1] назвали его вы, а Эль Мансура — это собственно то, где мы находимся.

Значит, все же тот… О да, господин Фоад не отменяет своих решений! Хотя, неужто было б лучше достаться сластолюбцу и ночи напролет тешить его пресыщенный вкус изощренными играми, пока не прискучит и эта игрушка… Впрочем, разве для игрушки вообще может иметь значение кто утолит ею похоть и каким способом!

Губы предательски дрогнули, но Амани привычно скрыл горечь за насмешкой:

— Твой господин наверное и правда колдун. Зачем обычному человеку столько имен.

— Вот у него вскоре и спросишь, — многообещающе ответил лекарь, взглянул сурово на юношу. — Ты пытался убить себя и едва не преуспел в подобном недостойном замысле…

— Недостойном?! — боль обратилась в ярость, найдя себе выход, Аман вскинулся атакующей змеей. — По-твоему, достойнее пойти по рукам и подставлять зад под каждый член, к которому прилагается нужная сумма в кошеле?! Ошейник не делает блядью! Я не признаю твоего господина и не лягу с ним, даже если он действительно обдерет с меня всю кожу своей плетью и выжжет клеймо на лбу!!!

Юноша задохнулся от бессильного гнева: на что он надеется?! Кто сказал, что у него есть выбор, он просто раб и ничего больше, а выздоровление — не более чем отсрочка! Пелена давно упала с его глаз и слезы северного мальчишки виделись сейчас немного иначе. А попользовавшись, его тоже вышвырнут, когда надоест!

Амани презирал себя за былую глупость, одновременно ненавидя пресловутую «Жемчужину» за то, его появление безжалостно разбудило от сладкого сна. Теперь же ему даже бежать некуда, да и незачем — побег тоже означает смерть, но и без того вполне возможно, что он вскоре окончит свои дни так, как сказал только что.