Девятьсот восемьдесят восьмой (СИ) - Казимирский Роман - Страница 22

Муса не принимал никакого участия в споре и только с интересом поглядывал на противоборствующие стороны. Когда же Меланья сдалась, он, казалось, даже был немного разочарован. Марсель обратил внимание на то, что мавр, когда думал, что за ним никто не наблюдает, смотрел на женщину совершенно другими глазами — в них читалось восхищение и, как ни странно, вожделение. Подумав, что, скорее всего, ему это показалось, ученый оставил Мусу на попечение знахарки, а сам отправился отдыхать. Хотя историк почти не чувствовал усталости, он отключился сразу, как только его голова коснулась жесткой лавки — слишком серьезным оказалось пережитое потрясение. Маска, к которой он уже успел привыкнуть, нисколько не мешала ему, и он проспал весь день и всю ночь. Проснувшись на рассвете, Марсель не сразу понял, где находится, а, вспомнив, резко сел. Рядом с ним на соседней лавке похрапывал Курьян, и мужчина осторожно, чтобы не разбудить его, встал и вышел за дверь. Несмотря на бедственное положение, в котором оказалось селище, первые лучи солнца осветили его таким образом, что ученому вдруг показалось, будто там было не так уж и плохо. Действительно, подумал он, если за дело взяться дружно, то можно все восстановить за какую-нибудь пару недель. А еще он пообещал себе, что если вдруг вернется в свое время, то обязательно посетит все места своей боевой славы. Представив себе, как прогуливается по асфальтированной дороге, Марсель улыбнулся — ему показалось забавной мысль о том, что было бы неплохо показать все это Курьяну и понаблюдать за его реакцией. Конечно, подобное развитие событий было совсем уж маловероятным, напомнил он себе, однако никто не мог запретить ему мечтать.

— А впрочем, — обратился к себе историк, — ну, вернешься ты, и что? Чем будешь заниматься? Неужели пойдешь на свою прежнюю работу, как ни в чем не бывало? И это после всего, что тебе пришлось пережить?

Вспомнив себя в аудитории, в костюме, белой рубашке и с портфелем подмышкой, Марсель почти физически ощутил дискомфорт. Нет, он больше не хотел заниматься этим. Тогда что? Земледелие? Смешно, он никогда не сможет конкурировать с современными специалистами, особенно учитывая приобретенный опыт, который к тому времени устареет больше, чем на тысячу лет. Засесть за мемуары? Тоже не подойдет — коллеги засмеют. Это всегда так: стоит заявить о себе как о самостоятельном мыслителе, как люди, которых ты еще вчера считал своими друзьями, начнут смеяться над тобой сначала тайком, а потом и открыто. Нет, ему не было места в двадцать первом веке. Так что смирись уже, наконец, дружок, усмехнулся Марсель, и не трави себе душу.

Селище имело правильную прямоугольную планировку, и поэтому практически вся ее площадь просматривалась из любой точки. Когда из хаты, в которой находился Муса, вышла Меланья, историк тут же заметил ее, но сам, в свою очередь, постарался не привлекать к себе внимания и остался наблюдать. Ее поведение показалось ему странным: женщина была явно взволнована чем-то. Могучая грудь знахарки часто вздымалась, и она даже приложила к ней ладонь, чтобы успокоиться. Сделав несколько шагов, она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Подумав, что произошло какое-то несчастье, мужчина уже хотел подойти к ней, но в этот момент Меланья резко вскинула голову и быстрым шагом направилась к срубному колодцу, который находился в самом центре селища. Подойдя к нему, она зачерпнула из него воды и умылась. Марселю вдруг стало стыдно, словно он влез не в свое дело, и историк постарался незаметно отойти в тень, но было поздно — женщина заметила его. В первый момент ученый подумал, что она рассердится, но лицо Меланьи вдруг озарила искренняя улыбка, отчего она сразу стала похожа на совсем юную девушку. Преображение так резко контрастировало с ее прежним образом, что лже-церковник на мгновение растерялся. Если бы не маска, скрывавшая его мимику, женщина, наверное, обиделась бы на подобную реакцию, но, к счастью, она не видела его лица и только смущенно помахала ему рукой. Подумав секунду, Марсель ответил ей тем же и поспешил вернуться в дом. Прикрыв за собой дверь, он обнаружил, что Курьян уже проснулся и теперь сидел на лавке, позевывая.

— Здоров ты дрыхнуть, Баламошка, — заметил он, прищурившись. — Я уже подумал, что ты того, слишком в роль священника покойного вжился.

— Не дождешься, — усмехнулся ученый, снимая с себя маску.

— И как ты можешь все время в этой штуке ходить? — удивился мужик, кивая в сторону этого фальшивого лица. — Я бы, наверное, давно умом тронулся.

— Все не так плохо, как тебе могло показаться, — отозвался Марсель. — Примерь, сам увидишь.

— Чтобы я на себя вещи мертвеца цеплял? — ужаснулся здоровяк. — Ну, нет уж, обойдусь.

— А что такого?

— Не принято это у нас, — Курьян встал с лавки и прошелся по комнате, разминая затекшую спину. — Я думал, ты знаешь. Ну, а такую вещь, как маску, надеть — это вообще мало кто отважится сделать. Он ведь сколько времени в ней проходил? Почти сросся с ней. Вообще, по-хорошему, его бы нужно было с ней вместе и сжечь.

— Зачем?

— А вдруг она ему в Нави понадобится? Что, если он без нее до цели своей не дойдет? Не знаю, как ты, а я не хочу отвечать за это.

Подобные речи стали для Марселя совершенной неожиданностью, потому что его друг никогда прежде не отличался особой рьяностью в поклонении славянским богам — может быть, упоминал пару раз, но только и всего. Теперь же историк увидел его с неожиданной стороны и подумал о том, что многого еще о нем не знает. В историке вдруг проснулся исследователь, почуявший, что появилась возможность узнать что-то новое. Однако сначала следовало успокоить мужика, чтобы он не подумал, будто его стоит теперь сторониться.

— Ты зря переживаешь, — усмехнулся Марсель. — Это у тебя Навь и река Смородина. Кирилл христианином был, к нему ваши ритуалы не относятся.

— Может, и так, — пожал плечами Курьян. — А может, и эдак. По мне — так любому человеку на том свете лишний амулет не помешает.

— Тоже верно, — согласился ученый, с удовольствием отметив про себя, что его собеседник перестал хмуриться и снова стал самим собой. — А что, ты хорошо Меланью знаешь?

— Меланью-то? — удивился мужик такой резкой смене темы разговора. — Да уж лучше многих. А на кой она тебе? Понравилась, что ли?

— Возможно. Но не мне. Так что скажешь?

— Ну… — Курьян неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Отец ее был известным на всю округу ведьмаком. Знаешь, кто это такие?

— Да, слышал.

— Дочь пошла по его стопам, но больно строптива всегда была. Да и, сам видишь, не из тех, кто мужикам-то нравится. В какой-то момент она обозлилась на всех, что ли. И раньше подарком не была, а в последнее время как с цепи сорвалась — чуть что, за словом в карман не полезет. Может и в глаз дать, если что не понравится. В остальном хорошая баба, хозяйственная. Жалко мне ее.

— Почему?

— Так она, небось, не девочка уже, а семьи все нет. И вряд ли появится. Меланья гордая, сама никому навязываться не станет.

— Ясно. Что ж, спасибо.

Марсель прошелся по избе с задумчивым видом. Если он правильно все понял, то у них могла появиться проблема в лице влюбленной бабы и его телохранителя, который, скорее всего, не особо задумывался о местных порядках и обычаях. Ученый был далек от мысли обвинять мавра в чем-либо, однако он имел слабое представление о том, как тот относился к славянскому населению. Считал ли он их равными себе — или же видел в них лишь варваров, поклонявшихся непонятным ему богам? Может быть, стоило поговорить с ним, чтобы уберечь Меланью? Впрочем, подумал историк, возможно, он вообще попал пальцем в небо. Как говорится, не пойман — не вор. С чего он взял, будто между Мусой и знахаркой что-то есть? Однако шестое чувство подсказывало ему, что дело именно в этом. Постояв в нерешительности некоторое время, Марсель решил все же проведать раненого, чтобы убедиться в том, что их миссии ничто не угрожает. Надев маску и надвинув на лицо капюшон, он вышел за дверь. Снаружи стояла прекрасная погода, и ему вдруг захотелось скинуть с себя надоевшую накидку и прогуляться по окрестностям, но он отогнал от себя эту мысль. Всему свое время, сказал себе Марсель, он еще успеет наделать глупостей, а пока нужно быть осторожнее.