Девятьсот восемьдесят восьмой (СИ) - Казимирский Роман - Страница 5

— Да, — кивнул историк, с удивлением отмечая про себя, что медовуха, несмотря на отсутствие градуса, с неожиданной силой ударила ему в голову. Теперь ему не казалось странным состояние Антипа — выпив совсем немного, он уже чувствовал, что у него начинает заплетаться язык.

— А если там никто тебя не признает? — обратился к нему Курьян, который все это время с интересом прислушивался к беседе.

— Тогда… Не знаю.

— Вот что, — ударил кулаком по столу староста. — Никуда тебе ехать не надо. В Киеве тьмы три народу, так что ты там просто сгинешь. А к князю тебя в таком виде, ясно дело, не пустят — больно ты на шлынду похож, там таких не терпят.

— На кого? — не понял Марсель.

— На бездельника. Ты уж не обижайся, но что это ты на себя нацепил?

— Ну, что есть, — пожал плечами историк, подумав, что, раз уж разговор пошел в этом направлении, то не стоило отрицать очевидного факта — для местных он выглядел более чем странно.

— А на ногах что это у тебя? — Михайло опустил взгляд под стол и озадаченно нахмурился. — Нет, обувка, конечно, добротная, ничего не скажешь. Но в такой особо не побегаешь. Странные башмаки, ничего не скажешь.

— Что это ты, Михайло, гостя своего все стыдишь? — осуждающе покачал головой Курьян. — Это не так, то не эдак. Взял бы да одел его по-человечески, небось, не обеднеешь.

— А что? — староста поднял брови, словно удивляясь, как это ему самому не пришла такая мысль в голову. — И одену.

— Нет, что ты, — замахал руками Марсель. — Я никого не хочу беспокоить.

— Молчи, дурак, — Курьян пнул его под столом. — Знаешь поговорку? Дают — бери, бьют — беги. Сейчас тебе дают, причем по доброй воле, хоть и на пьяную голову.

Тем временем хозяин поднялся из-за стола и поставил перед собой историка, причем оказалось, что они были примерно одного роста.

— Что ж, найдем что-нибудь, — наконец, проговорил староста. — Мелковат только ты, дружок, но ничего, мало — не много, нарастет.

Услышав, как вокруг него загоготали мужики, Марсель смущенно заулыбался, дав еще один повод для всеобщего веселья.

— Ты посмотри, как застеснялся, — покатывались гости. — Прям девка на выданье. А может, ты того… Не про баб, может, а?

— Кто? — не понял сначала историк, а когда до него дошел смысл этого слова, резко выпрямился и искренне возмутился. — Я?! Да никогда!

— Не слушай этих зубоскалов, — Михайло хлопнул покрасневшего Марселя по плечу. — Вижу, что ты правильный мужик. Пошли, подыщем для тебя рубаху и порты. Может быть, и поршни подходящие найдутся.

Уже спустя несколько минут историк очень пожалел о том, что рядом не было зеркала — скорее всего, он выглядел потрясающе. Правда, одежда была ему немного великовата, но вопрос со слишком широкими штанами легко решился с помощью шнурка — гашника, как его назвал хозяин.

— Ну, вот, — Михайло окинул взглядом гостя и остался доволен. — Теперь и ты стал похож на человека.

— Даже не знаю, как благодарить тебя, — Марсель с интересом разглядывал изящную вышивку на своей рубахе.

— Забудь, — отмахнулся староста. — Вернемся к столу.

Появление обновленного Марселя вызвало одобрительный гул. Каждый из присутствующих счел своим долгом подняться и одобрительно похлопать его по спине, причем некоторые делали это так усердно, что после нескольких таких дружеских шлепков историк с трудом удержался на ногах.

— Всё, оставьте человека в покое, — прикрикнул на гостей Курьян, заметив, что его протеже того и гляди полетит вверх тормашками, и отступил на пару шагов, разглядывая его новый наряд. — Красота!

Чувствуя головокружение, Марсель с трудом добрался до своего места и почти упал на лавку. Увидев, что Михайло снова наполняет его кубок, он попытался протестовать:

— Мне хватит! Я и так уже плохо соображаю.

— У нас не принято отказываться, когда наливают, — внушительно произнес Курьян. — Во-первых, мы всегда это делаем от чистого сердца. И, во-вторых, случается это так редко, что глупо не воспользоваться.

— Так уж и редко? — доцент сделал слишком большой глоток и икнул.

— Да уж не часто. Сейчас самый сезон заниматься посевными работами — ручейник выдался в этом году на диво теплый, так что, сам понимаешь, дел у нас достаточно. И лишние руки не помешали бы, кстати.

Несмотря на все усиливающийся шум в голове, Марсель понял, что речь шла о нем. Перспектива присоединиться к этим милым людям неожиданно показалась ему не такой уж и дурной идеей, и историк с трудом сдержался, чтобы тут же не дать согласие. Однако ему удалось вовремя взять себя в руки, и он попытался собраться с мыслями. Хоть и не сразу, но ему все же удалось это сделать. На самом деле, какой из него, к примеру, землепашец? К тому же доцент никогда не интересовался тем, что, собственно, выращивали древние славяне, и теперь сильно жалел об этом. Тем не менее, он решил уточнить этот момент.

— И что, много чего выращиваете?

— А как иначе? — вмешался в разговор староста. — У нас с этим строго. Что земля даст, то и съешь. Все при деле. А отдохнуть и зимой успеем.

— Это понятно, — Марсель кивнул головой и тут же пожалел об этом — помещение заплясало перед глазами, и ему пришлось зажмуриться, чтобы унять этот дикий танец. Наконец, ему удалось это сделать, и он спросил: — И что же земля дает?

— А все, что можно, — Михайло принялся перечислять. — Пшеница, рожь, овес, гречиха. У нас знаешь, какие поля? Любо-дорого посмотреть. Ну, а если ты огородничать любишь, то тут тебе раздолье: хоть репу выращивай, хоть лук, а хочешь — так и огурцы с капустой. У нас это дело любят зимой — за уши не оттащишь.

— Ясно.

Если о зерновых культурах Марсель имел очень смутное представление, то огурцы у него всегда росли, как на дрожжах, равно как и капуста. А что? Может быть, действительно, устроиться здесь? Черт с ним, с университетом. Там его никто не ждет, кроме студентов, от которых уже тошнит. Семьи у него нет, даже собаку так и не решился завести. Если он вдруг исчезнет, этого никто и не заметит. Хотя, что значит «вдруг»? Он уже исчез, напомнил себе историк. Интересно, когда его хватятся? Да и хватятся ли? Ни семьи, ни друзей… Сиротинушка! Ученому вдруг стало так жаль самого себя, что он с трудом сдержал слезы.

— Ты подумай, — тем временем продолжал староста, подливая своему собеседнику медовуху. — Отказаться всегда успеешь.

В общем, как-то так само собой получилось, что Марсель остался. Без каких-либо взаимных обязательств или планов на будущее. Проснувшись на следующее утро в незнакомом помещении, историк некоторое время пытался сообразить, где находится. Поморщившись от головной боли, которая, несмотря на чистоту и высокое качество напитка, все же давала о себе знать, он с трудом поднялся на ноги и попытался разглядеть место, в котором провел эту ночь. Зрелище было не то чтобы плачевным, но и не особо радостным. Доцент находился в старой избе, добротной, но довольно скудно обставленной. Вместо кровати в углу комнаты стояла лавка, которая, судя по всему, заменяла кровать. Подойдя к двери, он осторожно приоткрыл ее и выглянул наружу. Двор оказался под стать избе — заросший травой и крайне запущенный. У дома имелась пристройка, выполнявшая роль то ли сарая, то ли амбара. Печальную картину дополняли покосившийся забор и пустая собачья будка.

— Что, не нравится? — Марсель обернулся на голос и увидел Курьяна, который стоял возле калитки и с насмешливым видом наблюдал за ним. — Не переживай, со временем подберем тебе что-нибудь получше, если сумеешь прижиться.

— Получше? — Марсель мотнул головой, пытаясь разогнать муть перед глазами, мешавшую ему сфокусировать взгляд на собеседнике. — Как я здесь очутился?

— Не помнишь? — удивился здоровяк. — А ты, брат, здоров пить! А ведь говорил, что не любишь это дело.

— Не люблю. Вчера это случайно вышло.

— Раз ты так говоришь, не стану с тобой препираться, — согласился Курьян. — А если в двух словах, то вы вчера договорились с Михайло о том, что ты никуда не едешь, а остаешься здесь. Не передумал еще?