Грозный идол, или Строители ада на Земле (Собрание сочинений. Т. III) - Эльснер Анатолий Оттович - Страница 1

Пролог

Деревня Зеленый Рай находилась в исключительных, чрезвычайно благоприятных условиях. Расположенная в горах Кавказа над берегом беспредельного Каспийского моря — с одной стороны, и девственными сосновыми лесами, шелестящими в голубом воздухе своими зелеными куполами — с другой, она в полном смысле слова могла назваться маленьким раем посреди необъятного ада, названного Россией. Существование этого рая так и осталось неизвестным как для местных губернских властей, так и для администраторов, заседающих в Петербурге, — отцов нашего народа, — управляющих Россией с помощью земских начальников и полицейских властей. Никогда еще ни один полицейский чин не появлялся в Зеленом Райке, и это было такое счастье, что, казалось, рука Всевышнего охраняла этот уголок от злого духа. В том, что Зеленый Рай не был известен властям, не было ничего удивительного: Кавказ со времени своего покорения, наводняясь чиновниками — по городам, на своих горах и в особенности вдоль Каспийского моря сохраняет свое девственное величие, и есть места, на которых как бы запечатлен «перст Божий»; ничья еще нога не оскверняла их… Зеленый Рай стал образовываться лет восемьдесят назад, и первые его создатели были два брата-каторжника, сумевшие убежать, с помощью своих жен, из острога. Такое начало, по мнению благомыслящего читателя, не обещало ничего хорошего, но я позволю себе заметить только одно: если бы дьявол пожелал делать «печати Каина» на лбу братоубийц и самых отъявленных негодяев, то он бы и здесь сплутовал: негодяям позволил бы продолжать заседать на своих бархатных креслах, а печатью своей стал бы клеймить «простых сердцем».

Два брата-каторжника, на ногах которых кандалы были разломаны их женами, днем скрывались в лесах, а ночью совершали свой путь по звездам от Воронежской губернии к Дону и далее на юго-восток. Днем их охраняли женщины, а ночью — глубокая тьма, и, благодаря этим покровителям, братья-каторжники, после долгого странствования, увидели себя посреди гор и лесов девственно-величественного Кавказа. Радость и веселье наполнили их ожесточившиеся сердца, и что может показаться удивительным, вместе с чувством свободы и сознанием, что здесь, посреди природы, на них не смотрят ничьи коварные, подозрительные глаза, за исключением разве милосердного ока Господа Саваофа, глядящего с небес, в их собственных глазах начали светиться умиление и доброта, между тем как прежде из этих же глаз сверкали ненависть, ожесточение и злоба. Здесь, посреди необъятного храма природы, в их сердцах совершилось чудо: как бы какой-то ангел, сбрасывая с себя цепи, которыми был обвит по распоряжению властей, поднимался из глубины их существа радостный и лучезарный, и им казалось, что он нашептывает: «Неправда, что вы злодеи и изверги, и верьте, что вы созданы для мира, любви и счастья, но невежды, не умея управлять людьми, били вас плетьми и гнали вас напрасно, и тогда в ожесточении вы взяли нож в руку, не понимая, что делаете: вы мстили за поругание ваших священных прав человека».

Путешествие, однако же, было длинным и изнурительным, так как, опасаясь погони, они избирали самые дикие места, где не было человека, переходили высокие горы, опускались в долины и блуждали по почти непроходимым лесам. Уходя все дальше, они хотели отыскать совершенно безлюдное место и там, на лоне природы, заняться обработкой земли, никому за нее не платя ни копейки, потому что единственный собственник ее — Бог, а с Ним, если и надо вести какие-либо счеты, то, во всяком случае, не денежные. Я не думаю, чтобы они были правы, потому что все самостоятельно исходящее из мужицкой головы — преступление и вздор, а из привилегированных голов бюрократов — светлые, падающие, как Божия роса, освежающая землю, идеи, но они, не понимая этой истины, вообразили, что могут поселиться на кусочке этой чудной пустой земли, не ведя никаких счетов с полицейскими чинами, а обращаясь с молитвой к Богу и платя Ему своей горячей благодарностью и слезами радости. Невежественные люди! — они не знали, что сам апостол Павел учил повиноваться земным властям и, вообще, всякий россиянин должен знать, что устами каждого земского начальника говорит Сам Бог, а потому сколько у нас стражников и всякого иного начальства на Руси, столько и богов: молись кому хочешь, лишь была бы охота, да сердце чистое, а они уже позаботятся о тебе. Сомневаться в этом совершенное преступление и потому еще, что «ни один волос не упадет без воли Божией», а если это так, то только негодяй может не понимать, что без одобрения небес ни одна березовая лоза не упадала на спины серой Божией скотины — мужика.

— Какой рай вокруг, какой рай! — воскликнул раз старший брат-каторжник Демьян в то время, когда они стояли на вершине высокой горы.

Демьян был человек низенький, широкоплечий, с большой головой, на которой росли густые, черные волосы. Спускаясь книзу на висках, они сменялись такой же черной бородой, которая окружала его лицо с выразительными большими глазами, высоким лбом и орлиным носом. Другой беглый каторжник, Осип, был высокий человек, голубоглазый, с бледным лицом, окруженным светлыми волосами. Одеты они были в изорванные толстые рубахи, с серыми арестантскими шапками на головах, их жены — молодые бабенки — смотрели на них радостно и с любовью. Природа действовала на всех, наполняя их сердца весельем и заставляя забыть их мучительное прошлое.

Они долго стояли молча — то озирая окрестные виды, то устремляя взоры в голубое небо.

Внизу под ними на необъятном пространстве расстилались зеленые холмы, возносясь кверху своими куполами и кое-где чередуясь с гигантскими горами, которые гордо возносились к небу своими вершинами, подобно великанам посреди зеленых, резвых детей. Где-то внизу шумел водопад, в то время как сверху слышались крики орлов, пролетающих под голубым небом на распластавшихся неподвижных крыльях. На востоке виднелась полоска Каспийского моря, казавшаяся гигантским блюдом из голубого хрусталя.

— Да, рай, — ответил Осип. — Смотришь и так легко на душе. Чуется, что здесь один Господь над нами, да Его ангелы, может, пролетают, и дела им нет, что мы беглые каторжники и… без паспортов.

— Это по людским понятиям — каторжники, а для Бога все равно — что каторжник, что губернатор: у того-то на душе, может быть, столько грязи, что и лопатой не снимешь, а у нас поменьше… Нас сковывали цепями, да вот расковались они, а по-правильному рассудить, то есть цепь одна для всех людей: кует ее дьявол в аду из злейших скорпионов самых черных грехов, и кого крепче оплетает ею — губернатора ли или мужика, — об этом не думаем. Ну, ладно, были острожниками и конец: здесь мы вольные люди, и на этой вот горе я самый первый дворянин после Адама.

С последним словом он выставил ногу, подбоченился и со смеющимся лицом начал поглядывать вокруг себя гордыми глазами.

Все засмеялись.

— Первые вы дворяне оба, — заговорила жена Демьяна, весело посмеиваясь, — а мы, значит, дворянки будем.

— А мне хочется плясать — ай-люли! — воскликнула другая бабенка и, ударив в ладоши, завертелась на месте.

— Стойте вы, бабы!

Женщины остановились.

Осип стоял с серьезным лицом, держась пальцами за кончик своей длинной бороды, и задумчиво проговорил:

— Это ты правильно: посреди этого Божьего храма мы — свободные люди, цари, как и эти вот птицы, что парят над нами…

Он указал на орлов.

— Только долго ли будет так? Это первая дума, от которой ум мутится… А вторая вот какая: надо нам отыскать что ни на есть пустое место, где нога не ступала бы человека, и поселиться там. Бог поможет — волк не съест и полицейский не прицепится, потому что его не будет там. Жить же мы будем в мире и любви не по человеческим правилам, а по правде Божией, и станем мы землю обрабатывать от зари до зари в поте лица, как и сказано в книгах святых: «Человек в поте лица ешь хлеб свой». Надеюсь я, Бог прострет над нами руку Свою и спасет нас и от гадины злой, и от лесного зверя, и, что опаснее всех лютых зверей, — от человека недоброго, который прицепится: дайте паспорт, а у нас его нет. Поживем, и дети у нас будут, а потом…