Грозный идол, или Строители ада на Земле (Собрание сочинений. Т. III) - Эльснер Анатолий Оттович - Страница 24

В некотором расстоянии, приближаясь к «пророку», шла Сусанна, держа над своей головой какой-то красный цветок. Хорошенькое лицо ее, в рамке волос, падающих по ее плечам до колен, казалось озаренным каким-то светом, по губам проходила блаженная улыбка и в голубых глазах светилась радость. Ступая босыми стройными ножками, она с каждым шагом слегка покачивалась влево и вправо, отчего ее волосы шевелились у колен, как от ветра — виноградные гроздья.

— Чудо, чудо! — воскликнула она, приблизившись к Парамону.

— Наступает время, — воскликнул «пророк», поворачиваясь к толпе, — когда что ни день, то новое чудо будет являть вам великий Лай-Лай-Обдулай.

Он снова повернулся к девушке и, положив руку на ее голову и глядя на нее несколько греховными для пророка глазами, сказал:

— Девица, я раскрыл свой слух для слов твоих. Говори смело.

— Господин начальник веры, я поступила, как ты научил — начала плясать и кружиться вокруг великого Лай-Лай-Обдулая. Ведь ты мне прорек, что чудотворец любит глядеть, когда девушка весело пляшет… И вот я плясала… Ночь была темная, и ветер свистел, и гнулась каждая ветка большого нашего орешника, а я все плясала, вот и устаю уже, и вдруг я почувствовала, что мои длинные волосы как бы приподнял кто-то и потянул. В испуге обернулась я, и вот вижу, как и раньше было раз — некто сияющий, хотя и нельзя рассмотреть было лица… Упала я лицом вниз, потому что такая радость охватила меня и испуг, и понимала, что недостойна глядеть; я только вскричала в трепете: «Чудотворец божий — Лай-Лай-Обдулай!..» Только вскричала, слышу над собой голос, веселый такой, ласковый: «Девушка, ты приятно плясала, глазам хорошо было смотреть… Приходи и пляши как можешь больше, и нарекаешься ты за это невестой Лай-Лай-Обдулая… И вот тебе цветок красный…» Подняла я глаза, и вот вижу, рука чья-то, и в ней цветок красный…

С последним словом губы ее раскрылись в блаженную улыбку, и она высоко подняла над головой цветок, улыбаясь и сияя глазами. Вид этой девушки, трепетавшей от радости с цветком в руке, на минуту заставил верить обитателей Рая, что именно все это так и происходило. Искренность светилась в лице ее, восторженной радостью звучал голос, и надо было некоторое время для мысли, что простая, бесхитростная девушка не более, как жертва самого грубого, дерзкого обмана. В общем, картина получилась такая: «крамольные» обитатели, представляющие тесную толпу, пораженные слышанным, стояли неподвижно, женщины, находившиеся напротив толпы, наоборот — сейчас же заговорили с быстротой поразительной: «Какая радость ей!..» — «Смотри ты, — невеста чудотворца!» — «Хорошо поплясать и нам». — «Гляди на цветок-то: как кровь красный. Видно сейчас, не на земле возрос». Парамон с минуту стоял неподвижно и вдруг, расставив руки над плечами, возгласил:

— Человеки милые, великое чудо совершилось, и радость, веселье, ликование в сердце моем… И плясать хочется…

Повернувшись снова к девушке и опуская руки на ее голову, он с растроганным видом приветствовал ее:

— Светлая невеста могучего Лай-Лай-Обдулая.

— Господин начальник веры, я-то не все сказала, — произнесла невеста чудотворца. — Не успела я подняться, как снова услышала голос: «Дитя, иди теперь в Рай — там ты увидишь три мертвеца. Скажи всем, чтобы никто по ним не смел плакать, ни жены, ни дети: гневаться будет Лай-Лай-Обдулай. На начальников повели они глупый народ, а это такой черный грех, который и в аду смердит, и смрад этот только Сатана выносит. Пускай же так сделают: длинными палками поволочат мертвецов поганых далеко от Рая Зеленого и там бросят, и вороны их расклюют… Я, Лай-Лай-Обдулай, приказываю всегда так бросать падаль от смердящей крамолы — на расклевание воронов…» Вот какое было последнее слово чудотворца, начальник… Но я не вижу мертвецов: я хотела бы плюнуть им в лицо…

И только теперь Сусанна начала озираться по сторонам. Увидев сбоку от себя три мертвых тела, она с отвращением в лице в ужасе отскочила назад и долго стояла неподвижно, глядя на них с нервной дрожью. Между тем, Парамон в это время грозно восклицал, обращаясь к толпе:

— Слышали, что сказал Лай-Лай-Обдулай, — смердят и в аду мятежники. Человеки милые, жалею вас очень, и думаю часто и вздыхаю, зная грехи ваши: мятеж носите в себе. Лучше вам змею иметь в сердце, да попасть в рай, нежели со смердящей крамолою быть в аду под вонючим копытом Сатаны. Вот какое испытание делаю: обернитесь-ка, человеки милые, к Раю Зеленому и идите так, идите… по домам…

Он умолкнул, а толпа задвигалась по всем направлениям, как люди, не знающие, что им делать. После этого некоторые стали медленно отходить, согнув спины и опустив головы, как люди, чувствующие, что находятся под ярмом. Прошло несколько минут, и толпа сильно поредела. Тогда против оставшихся храбрецов стал Черный Десяток с Герасимом-Волком впереди, и все они, посмеиваясь, стали делать разные движения ножами, подступая все ближе и издавая какие-то боевые звуки. Герасим-Волк, высоко подбрасывая свой нож над головой, ловил его руками и, уставив свои бычачьи глаза на толпу и нагнув голову, с животным хохотом бросался вперед на стоявших впереди храбрецов. Эта забава продолжалась некоторое время, пока наконец самые смелые с тяжелыми вздохами медленно направились к своим домам. И это была последняя борьба ангела свободы и света с черными призраками тьмы, лукавства, суеверия и тирании, и черные призраки победили, и с этого времени они всюду расположатся вокруг Зеленого Рая, как часовые на часах, занося над каждой головой свои острые ножи. Люди сильного чувства и светлого ума будут уничтожаемы как разбойники и убийцы, или станут убегать в леса и пустыни и там молиться своим богам — истине и любви, а люди бесчувственные, коварные и злые сделаются сильными вожаками покорного стада. И не будет никто знать, где правда и где ложь, но среди тьмы вечно будут слышаться слезы и вздохи отлетевшего ангела свободы и правды и непрерываемый хохот веселящихся черных демонов.

— Братец миленький, ты хорошо говорил, а я вот сбил рога козлов бодливых… хоть три мертвеньких есть, а ничего… Пусть боятся, как смерти, меня, начальника Рая… ничего…

Проговорив это, Василий гордо стал оборачиваться, посматривая на присутствующих, красуясь и выставляя себя напоказ. Парамон, взглянув на него, усмехнулся с презрением и злобой и шепнул ему: «Не красуйся лучше, как павлин, распустивший хвост, а то мертвецов этих я прикажу на шею тебе повесить и поведу напоказ. Дурак ты и больше ничего».

Василий остолбенел, а Парамон, полюбовавшись его смущением, бесцеремонно рассмеялся и повернулся к Сусанне. Она стояла, глядя на связанную Груню, и в глазах ее сверкали слезы.

— Невеста чудотворца ты, а вот слезы я замечаю… зачем плачешь-то…

— Начальник, не могу с сердцем своим совладеть… хотя поганка поносит бога…

Ее голубые глаза вдруг расширились уже в выражении ужаса и ненависти, и она добавила:

— Как подумаю это, плюнуть хочется проклятой в рожу.

— Плюнь, чтоб повеселился Лай-Лай-Обдулай, невеста чудотворца…

— Тьфу-тьфу, гадина, жаба… Будь проклята, и чтоб в аду тебе гореть и не сгореть.

Ожесточение сверкнуло в глазах ее и в лице.

— Веселится Лай-Лай-Обдулай.

Груня жалобно заплакала и забилась в своих веревках.

Разошлись все, унесли куда-то плачущую Груню, и на опустевшем месте остались только избранники судьбы — «пророк» и «невеста чудотворца». Парамон сидел на камне под деревом, ветви которого спускались сверху до самой земли, образуя род беседки. Наивная, доверчивая как младенец Сусанна стояла перед «пророком» с детски-радостной улыбкой на губах, с сияющими чудными глазами. Красный цветок колебался в ее руке над плечом.

— Девица милая, — говорил Парамон, созерцая ее жадными глазами, слащаво-ласковым голосом и с улыбкой на губах. — Скажи же мне, как ты разумеешь сие высокое назначение твое — быть невестой могучего бога?

— Не знаю, начальник, — с разлившейся краской в лице невинно ответила Сусанна и в смущении потупила глаза.