Смеющаяся Тьма (СИ) - Громова Полина - Страница 8

К полудню я был у Руны. Я нашел ее в конюшне: лошадей как раз запрягали, Руна кормила яблоком свою любимицу — рыжую кобылу-трехлетку. Кобылка фыркала и тыкалась в ладони Руны влажной мордой. Но сегодня Руну это почему-то не радовало: она была чем-то озабочена.

— Руна! — окликнул я девушку.

Она обернулась, улыбнулась.

— О, Рик! Привет! Как твои дела?

— У меня все в порядке. А у тебя что случилось?

Руна нахмурилась.

— С чего ты взял, что у меня что-то случилось?

— Мне так показалось. Извини, если ошибся.

Она поджала губы, отвернулась. Потом сказала:

— Поедем. Я тебе по дороге все расскажу.

Руна молчала, пока мы не выехали из города. Лишь когда потянулись утопающие в снеге изгороди и дорога стала подниматься к холмам, она, немного расслабившись, заговорила.

— Мне кажется, у отца проблемы. Он ничего мне не говорит, да и мама толком ничего не знает, но я чувствую, что что-то не так. Он стал таким нервным, подозрительным. Я вообще удивляюсь, как он отпустил меня сегодня. Рик, мне кажется, он чего-то боится. Я не знаю, что это, но мне страшно тоже.

Мне нужно было что-то сказать Руне — что-нибудь приободряющее — но на языке вертелись одни банальности. Поэтому я просто слушал.

— Представляешь, вчера он отослал своего компаньона. Он, конечно, мне никогда не нравился — такой занудный, да еще и нос крючком! Но когда отец сказал, что тот ему больше не нужен, он так скукожился, что мне стало его жалко. А еще у нас почти всю прислугу в доме поменяли. Если так пойдет дальше… Рик, возможно, это последняя прогулка, на которую нас отпустили вдвоем без сопровождения.

Руна посмотрела на меня. Она улыбалась, глаза у нее были сухие. Но я видел, что душа ее плачет.

— Так что давай прокатимся хорошенько! — сказала она и пришпорила лошадь.

Холмы были прекрасны в любое время года. Невысокие, пологие, они словно сгрудились у берега моря, пытаясь заглянуть вдаль через головы друг друга. В холмах было много светлых рощ, перелесков, садов и пасек. Петляя и разветвляясь, дороги соединяли между собой усадьбы состоятельных горожан. У отца Руны здесь тоже была усадьба. Правда, зимой почти все усадьбы пустовали. В них жили лишь сторожившие их крестьяне, хозяева приезжали изредка.

— Давай поднимемся наверх! — предложила Руна, указав рукой на вершину ближайшего холма.

Мы спешились, привязали лошадей к дереву около дороги и стали подниматься на холм. Снег был неглубокий, но мягкий, не слежавшийся, и мы поминутно вязли в нем. Руна раскраснелась, прядки волос выбились из-под ее шапки. Когда она оглядывалась, я видел, что глаза ее горят. Почти у самой вершины она не то поскользнулась, не то споткнулась обо что-то, упала, я поспешил к ней, но шлепнулся тоже, и мы, хохоча, скатились по склону холма на десяток шагов. Когда поднялись, были в снегу по самые уши.

Наконец мы добрались до вершины холма. Отсюда были видны другие холмы, похожие на огромные снежные наносы, игрушечные деревья и усадебные домики. За холмами лежал город, курящийся теплыми домашними дымками. Дальше был виден порт, залив и море. На самом горизонте, задернутый неплотной серой пеленой, колебался силуэт острова Рэн, похожий на спину огромной рыбы.

Какое-то время мы просто стояли на вершине холма. Потом впечатление от вида мира, раскинувшегося у наших ног, стало угасать. Зато стал ощущаться холодный ветер и снег за голенищами сапог.

— Ну, что? Спускаемся? — спросил я Руну.

Посмотрев на нее, я заметил, что она смотрит вниз, на дорогу. Проследив направление ее взгляда, я увидел нескольких всадников, неторопливо направлявшихся к холму, на котором стояли и мы.

Спустились мы быстро. К тому моменту, как мы оказались у своих лошадей, всадники поравнялись с нами. Это были хорошо одетые молодые люди на отличных лошадях. Двоих я знал. Чуть впереди кавалькады ехал Саймон, красивый юноша с отвратительным нравом, второй сын главы таможенного департамента. По левую руку от него ехал Кен, его закадычный приятель, один из сыновей Первого городского полицмейстера. Остальных я не знал.

— Отличный день для прогулок, на так ли, Руна? — спросил Саймон, придержав лошадь.

Руна нахмурилась. Не зная, куда деть руки, она стала отвязывать свою лошадь.

— Мы уже возвращаемся домой, — сказала она.

— Тебе бы следовало быть полюбезнее! — заметил Саймон. — Не ровен час, тебе понадобится моя помощь.

— С какой стати?

Саймон картинно развел руками.

— Откуда мне знать? Жизнь — такая непредсказуемая штука… Не даром же крестьяне говорят: не плюй в колодец…

— Вылетит — не поймаешь! — добавил Кен, и компания загоготала. Даже Саймон соизволил улыбнуться.

— Поехали, Рик. Мы возвращаемся, — сказала Руна, садясь в седло.

Я последовал ее примеру. Но двинуться в сторону города мы не могли: пятеро всадников, незаметно растянувшись, перегородили нам дорогу.

— Сегодня день для прогулок, Руна, — повторил Саймон. — Погуляйте-ка еще.

С полминуты Руна буравила его гневным взглядом. А потом развернула лошадь и, пустив ее с места в галоп, под хохот компании Саймона поскакала прочь. Нагнав ее, я спросил, все ли в порядке, но Руна не ответила. Она всегда злилась молча.

Они гоняли нас по дорогам между холмами около двух часов. Ничего особенного они не делали: просто не давали вернуться в город, какими бы дорогами мы не пытались вернуться, какие бы круги мы ни описывали. В конце концов мы устали, лошади тоже.

— Что будем делать? — спросил я. — Может, попробуем выехать на тракт?

Руна покачала головой.

— Тогда придется перебираться через Пустой холм. Мы просто не затащим лошадей на него.

— Тоже верно. А если уйти правее?

— А ты знаешь там дороги?

— Нет.

— И я нет, — Руна вздохнула.

— Послушай. Может, попытаемся проехать? В конце концов, что они могут нам сделать?

— Я не знаю, Рик. От них можно ожидать любой гадости.

Мы ехали по пустой аллее. Руна посмотрела вверх, на ветви деревьев, плывущие над нашими головами.

— Скоро стемнеет, — сказала она. — Не будут же они гоняться за нами по сумеркам.

— Мы могли бы дождаться где-нибудь сумерек, — предложил я. — Хочешь, остановимся, я расчищу место, разведу костер?

— Нет… — Руна о чем-то на секунду задумалась и вдруг бодро воскликнула: — Нет, Рик! Мы сделаем лучше! Вперед!

И она снова пришпорила свою лошадь.

Не прошло и четверти часа, как я понял замысел Руны: она направлялась к усадьбе своего отца. Оглянувшись, она с улыбкой пояснила:

— Мы переждем в усадьбе. Туда они не посмеют сунуться! А потом вернемся в город. Да, Рик?

Я кивнул — план был что надо.

Дорога к усадьбе не была проторена, отец Руны не считал нужным селить в доме сторожа — ничего ценного он здесь не держал и не беспокоился, что в доме может кто-то поселиться. Я расшатал вросшую в снег калитку и открыл ее, мы отвели лошадей под навес. Руна потянулась и достала ключи, спрятанные над крыльцом. Мы открыли дверь и вошли в пыльный выстывший дом.

Внутри было холодно. Руна грела руки дыханием. Я вышел из дома, чтобы проверить, не осталось ли в сарае дров, — я хотел развести огонь в очаге, ведь нам здесь нужно было переждать светлое время дня…

Я увидел их, когда возвращался в дом. Не прошло и четверти часа, как все пятеро гарцевали во дворе.

— Да чего они к нам привязались?! — воскликнула Руна. Голос ее дрожал. — Был бы здесь отец… Вот бы он поехал нас искать! Да, Рик?

Я молчал, глядя через окно на всадников. В самом деле: что им нужно от нас?

— Э-эй! — послышалось с улицы. — Чего это вы от нас прятались? Не хотите пригласить в гости? Это не вежливо! Выходите! Выходите сами, а то красный петушок вас выгонит!

Мы с Руной переглянулись.

— Они что, в самом деле могут поджечь дом? — шепотом спросила она.

— Я не знаю, Руна.

— Эй, вы, там! Выходите! Считаю до пяти! А потом мы поможем вам согреться — вам там холодно же, наверное!