Love is above all (СИ) - Кузнецова Екатерина "beaussible" - Страница 70
- Предыдущая
- 70/84
- Следующая
— Как настрой, товарищи? — погрузившись в свои мысли и воспоминания о прошедших днях, я даже не заметила, как к нашей дружной компании присоединился Аксюта. Продюсер был явно в хорошем настроении, что доказывала его широкая улыбка на лице и чересчур бодрый голос.
— В полной боевой готовности, — улыбнувшись, сказал Агутин и переглянулся с Градским. Радует, что хоть у кого-то отличное настроение.
— Ну, это хорошо, очень хорошо, — присаживаясь на один из свободных стульчиков и не отрывая взгляда от своего смартфона, Юрий Викторович довольно быстро печатал кому-то сообщение. Всегда удивлялась его способности быть всегда и везде и решать несколько вопросов одновременно. — Вы, кстати, Димку бы уже звали, скоро начинаем, — наконец отложив гаджет в сторону, Аксюта пробежался взглядом по каждому из нас, и я заметила, как на мне он задержался чуть дольше остальных. Мысль о том, что Билан посвятил продюсера в причину своих резких изменений, посещала меня ещё с тех пор, как я узнала о смещении его репетиций, но я каждый раз благополучно отмахивалась от неё. Неужели всё же рассказал?
— А он разве здесь? — удивленно изогнув бровь, я оглядела всех присутствующих и по их лицам поняла, что, видимо, одна я не в курсе, что Билан уже давно в «Останкино». Снова прячется от меня. Знаете, в такие моменты меня очень интересует вопрос: он избегает меня от обиды или же действительно не видит смысла в лишних встречах? Сделав глубокий вдох, я с трудом поднялась со стула и уверенно направилась в сторону двери. — Я позову его.
— Поль, ты уверена? Давай я ему просто позвоню? — Юрий Викторович уже было хотел схватиться за свой телефон, но мой резкий проницательный взгляд остановил его без всяких лишних слов.
Аксюта знает. Знает, почему Дима поменял расписание своих репетиций и почему всячески старается меня избегать. Я уверена в этом на все сто процентов. Нет, конечно, вряд ли Билан решился бы пойти на откровения и рассказал Юрию Викторовичу всё подробно, но какую-то часть утаивать точно не стал. И как это называется, спрашивается? Зачем так поступать? Зачем кого-либо посвящать в личные проблемы? Почему теперь все они так смотрят на меня, как будто ждут каких-то объяснений? Мне подобных взглядов хватает и от Гагариной, которая до сих пор не может меня простить за то, что Дима отвернулся и от неё тоже. Я знала, как важна была Полине связь с этим человеком, но все равно запрещала ей рассказывать ему правду всё это время. А ведь она так просила, так порывалась это сделать…
Тяжело вздохнув и пробежавшись взглядом по двери, напротив которой я сейчас стояла, я резко дёрнула ручку и без предупреждения зашла в комнату.
— Дима, там Аксюта… — не знаю, какими словами можно описать то, что кольнуло у меня где-то в области сердца, когда я зашла в гримёрку Билана, но одно могу сказать точно – боль я почувствовала невероятную. Дима, одетый в элегантный чёрный костюм, стоял ко мне лицом, облокотившись на туалетный столик, а его собеседница, голос которой я услышала ещё в коридоре, сидела на диванчике. Я не сразу узнала её, потому что видела только её идеально прямую спину, но, как только, она обернулась на мой голос, я словно потеряла дар речи. Я ожидала увидеть здесь кого угодно, но уж однозначно не её.
[…]
— Собственно, после этого я и понял, что волейбол – явно не мой вид спорта, — закончив очередную историю из своего давно забытого детства, я не мог оторвать пристального взгляда от девушки, которая сидела сейчас передо мной на диване и смеялась так громко, что, мне кажется, слышал весь телецентр.
Её распущенные тёмные волосы аккуратно струились по плечам, а чёрные густые ресницы только и успевали слегка подрагивать. На щеках был едва заметный румянец, который заставлял меня ещё больше умиляться. Я смотрел на неё и никак не мог понять: откуда в этой девушке столько веселья и жизнелюбия? Над любой моей историей она смеялась так искренне и заразительно, что мне самому передавалась эта её необъяснимая энергетика. Казалось бы, в её жизни было столько грязи, столько неприятных моментов, а она сидит и смеётся. Причём она делает это практически всегда и меня приучает к этому. После нашей встречи в клубе прошло полторы недели. За это время я уже успел выучить то, как она смеётся и как смущенно прикрывает ладошкой рот, потому что иногда невольно стесняется своего же собственного смеха. Бывают моменты, когда она устаёт смеяться и, хватаясь за живот, смешно морщит нос, стараясь привести дыхание в норму. Ещё она до безумия любит кофе. Теперь каждый день она как-то умудряется затаскивать меня в одну и ту же кофейню, в которой, кстати, мы и сидели чуть больше недели назад. Совместные прогулки по вечерней Москве сразу же после моих репетиций уже успели стать неотъемлемой частью жизни. Как можно спокойно лечь спать, не увидев перед сном, как она задорно танцует под горящими над головой огоньками где-то на улице?
— Чего ты так на меня смотришь? — заметив мой заинтересованный взгляд, Ира, до сих пор не прекращая смеяться, вновь потянулась ладонью к лицу.
— Не надо, — улыбаясь в ответ, хрипло произнёс я.
— Что не надо? — брюнетка прокашлялась и удивлённо посмотрела на меня, при этом не переставая широко улыбаться.
— Не закрывай лицо. Так лучше, — заметив, как уголки её губ едва дрогнули, я вдруг поймал себя на мысли, что мне нравится смотреть на неё. Нравится наблюдать за тем, как она смеётся, как по-детски хмурит брови или как поёт, хоть и сама хорошо знает, что не попадает ни в одну ноту.
Я сначала не мог понять, почему все эти дни меня, словно магнитом, тянуло к этой девушке, а недавно осознал… В Ире было что-то, что отголосками напоминало мне Полю. Только ту Полю, которая была год назад, не сейчас. Вот эта некая беззаботность, громкий смех, искренность в желаниях и даже безбашенность. Это ирония судьба что ли такая?
— Ты знал, что, когда ты так щуришься, ты похож на неадекватного маньяка? — я вновь засмотрелся, черт.
— А маньяки, по-твоему, бывают ещё и адекватные? — на всю гримёрку вновь раздался её звонкий смех, который через пару мгновений неожиданно был перебит сначала тихим стуком каблуков, а после и без предупреждений открывающейся дверью.
— Дима, там Аксюта… — голос, раздавшийся так внезапно, заставил меня обратить внимание на его обладательницу.
Переводя взгляд в сторону двери, не скажу, что я был сильно удивлён, увидев перед собой Пелагею. Однако ощущение какого-то беспокойства и смятения все же присутствовало. Буквально за эти несколько секунд я успел заметить и шок на лице только что зашедшей Поли, и некую неловкость Иры, улыбка которой моментально исчезла. Напряжение в четырёх стенах, я думаю, накалилось до максимума. То, как эти две девушки смотрели друг на друга, не сравнится ни с чем. Мне даже в один момент захотелось узнать, что конкретно подумала Поля, когда только зашла сюда. Я бы с великим удовольствием хотел прочитать это в ее взгляде, но попросту не мог этого сделать, потому что смотрела она не на меня. Всё её внимание было приковано к Ире, зрительный контакт с которой всё никак не хотел разрываться. Боюсь представить ту бурю эмоций, которая сейчас творится у неё в душе. Проклинает меня? Ненавидит? А может быть, наконец-то думает о своей вине? Себя обвиняет?
— Юрий Викторович просил позвать тебя, — всё-таки оторвав свой укоризненный взгляд от брюнетки, настроение которой заметно подпортилось, Пелагея посмотрела куда-то в мою сторону, но я знал точно – не на меня. Вполне вероятно, что её глаза смотрели на стакан с водой, стоявший на туалетном столике, или же на мой телефон, лежавший где-то рядом. Главное, что не «глаза в глаза». — Не задерживайся, — почти прошептав эту фразу, Поля ещё раз кинула непонимающий взгляд на Иру и, едва усмехнувшись, вышла из гримёрки.
========== XXII ==========
«Сколь ужасно спасение, которое даёт самообман…».
— Карл Маркс.
Шестой час съёмок монотонно подходил к концу, а дикая усталость растеклась уже по всему организму. «Поединки» – один из самых любимых моих этапов нашего проекта, однако именно сегодняшний день прошёл для меня с определенной тяжестью. Стоит, конечно, задуматься, почему конкретно ощущается эта столь непривычная тяжесть: из-за Поли или же всё-таки из-за глубоких выступлений участников, которые мало кого могут оставить равнодушным. Наверное, в данной ситуации все-таки оба фактора нехило повлияли. Возможно, прозвучит странно, но впервые за все сезоны я до ужаса хочу поскорее уйти со съёмочной площадки. В предыдущих сезонах даже при сильнейшей усталости хотелось только ещё больше работать, работать и работать. Это приносило радость, заряжало положительными эмоциями, в этом был какой-то смысл. Сейчас же, сидя в своём уже давно любимом красном кресле, я с великим вожделением ждал, когда же Аксюта скажет: «Всё, снято!», после чего я смогу наконец облегченно выдохнуть и расслабиться. Как только съёмка остановится, не нужно будет играть, фальшиво улыбаться не тем людям, сразу станет гораздо легче дышать. Кстати, легче станет не только мне, но и ей.
- Предыдущая
- 70/84
- Следующая