Аня из Шумящих Тополей - Батищева Марина Юрьевна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая

— Младенцы — удивительные создания, — мечтательно отозвалась Аня. — Помню, в Редмонде кто-то назвал их «потрясающим сгустком скрытых возможностей». Только подумай, Кэтрин: Гомер[45] был когда-то младенцем — младенцем с ямочками и большими, полными света глазами. Тогда он, конечно же, еще не был слепым.

— Как жаль, что его мать не знала, кем он будет! — заметила Кэтрин.

— Но я, пожалуй, рада, что мать Иуды[46] не знала, кем будет ее сын, — мягко сказала Аня. — Надеюсь, она никогда об этом не узнала.

В один из вечеров в клубе проходил рождественский концерт, после которого должна была состояться вечеринка в доме Эбнера Слоана, и Аня уговорила Кэтрин посетить и то, и другое.

— Я хочу, Кэтрин, чтобы ты почитала нам стихи в дополнение к основной программе концерта. Говорят, ты замечательно декламируешь.

— Да, раньше я декламировала; пожалуй, мне это даже нравилось. Но позапрошлым летом я уступила в прибрежной гостинице на концерте, который организовали отдыхающие, и слышала потом, как они смеялись надо мной.

— Откуда ты знаешь, что смеялись над тобой?

— Наверняка надо мной. Больше там не над чем было смеяться.

Аня постаралась скрыть улыбку и продолжила уговоры.

— На бис прочти «Гиневру»[47]. Мне говорили, что у тебя это великолепно получается. Миссис Прингль, вдова Стивена Прингля, сказала мне, что всю ночь не могла сомкнуть глаз, после того как услышала этот отрывок в твоем исполнении.

— Нет, «Гиневра» мне никогда не нравилась. Но это произведение есть в хрестоматии, поэтому я иногда пытаюсь показать ученикам, как надо его читать. Меня Гиневра просто раздражает! Почему она не кричала, когда обнаружила, что ее заперли? Ведь они искали ее повсюду, и кто-нибудь непременно услышал бы крики.

Наконец Кэтрин пообещала, что выступит на концерте, но насчет вечеринки все еще пребывала в сомнении.

— Я, конечно, могу пойти. Но никто не пригласит меня танцевать, и я опять стану язвительной, враждебной ко всем и пристыженной. Я всегда чувствовала себя несчастной на тех немногих вечеринках, где бывала. Никому, похоже, не приходит в голову, что я умею танцевать, а ведь я умею — и неплохо. Я научилась еще в доме дяди Генри. Бедная горничная, которая у них служила, тоже хотела научиться, и мы с ней обычно танцевали вдвоем по вечерам под музыку, доносившуюся из гостиной. Пожалуй, я хотела бы потанцевать… с подходящим партнером.

— На этой вечеринке ты не будешь несчастной. Ты не будешь смотреть на происходящее со стороны. Видишь ли, вся разница в том, быть ли частью того, что происходит, или смотреть со стороны… У тебя такие красивые волосы, Кэтрин. Ты не будешь возражать, если я попробую уложить их по-новому?

— Попробуй. Моя прическа, должно быть, выглядит ужасно, но у меня нет времени, чтобы каждый день укладывать волосы. Да и выходного платья у меня нет. Вот это, из зеленоватой тафты, подойдет?

— Придется обойтись им, хотя зеленый, моя Кэтрин, — это тот цвет, которого тебе следует избегать более, чем какого-либо другого. Но ты приколешь вот этот красный шифоновый воротничок, который я сделала для тебя… Да, приколешь ! Тебе следовало бы сшить себе красное платье, Кэтрин.

— Всю жизнь терпеть не могу красное. Когда я жила у дяди Генри, тетя Гертруда заставляла меня носить передники из ярко-красной ткани. Все дети в школе кричали: «Пожар!», когда я входила в класс в таком переднике. Да и не хочу я беспокоиться о своей одежде!

— Боже, пошли мне терпение! Одежда — это очень важно, — строго заметила Аня, продолжая заплетать и укладывать волосы Кэтрин. Затем она взглянула на свою работу и осталась ею довольна. Обняв Кэтрин за плечи, они повернула ее к зеркалу и, смеясь, спросила: — Тебе не кажется, что мы пара довольно миловидных девушек? И разве не приятно подумать, что наш вид доставит удовольствие тем, кто будет на нас смотреть? Есть так много некрасивых людей, которые стали бы выглядеть вполне привлекательно, если бы приложили немного усилий. Три недели назад в церкви — помнишь тот день, когда проповедь читал бедный старый мистер Милвейн, у которого был такой ужасный насморк, что никто не мог разобрать слов, — так вот, в тот день я провела время, занимаясь тем, что делала людей вокруг меня красивыми. Я дала миссис Брент новый нос; прямые волосы Мэри Аддисон я завила, а жирные Джейн Mapден ополоснула водой с лимонным соком; я переодела Эмму Дилл из коричневого платья в голубое, а Шарлотту Блэр из клетчатого в полосатое; я удалила несколько бородавок; я сбрила длинные, песочного цвета бакенбарды Томаса Андерсона. Ты не узнала бы их, когда я все это проделала. И — кроме, быть может, миссис Брент — они могли бы сделать сами все то, что сделала я… Да у тебя, Кэтрин, глаза точно такого цвета, как чай — янтарный чай! Ну же, будь в этот вечер достойна своей фамилии. Ручей должен быть искрящимся, светлым, веселым[48].

— Все те свойства, каких у меня нет.

— Все те свойства, какие были у тебя в эту последнюю неделю. Так что ты можешь быть именно такой.

— Это всего лишь чары Зеленых Мезонинов. С возвращением в Саммерсайд для Золушки пробьет полночь.

— Ты заберешь эти чары с собой. Взгляни в зеркало — на этот раз ты выглядишь так, как тебе следовало бы выглядеть все время.

Кэтрин всматривалась в свое отражение, словно сомневаясь, она ли это.

— В самом деле, я кажусь гораздо моложе, — признала она. — Ты была права. Одежда и вправду украшает человека. Да, я знала, что выгляжу старше своего возраста. Но мне было все равно. Почему это должно было меня волновать? Ведь никого другого не волновало. И я не такая, как ты, Аня. Можно подумать, что ты родилась, уже зная, как жить. А я не знаю об этом ничего — даже самых азов. Интересно, не слишком ли поздно начать учиться? Я так долго была язвительной, что не уверена, смогу ли теперь стать иной. Сарказм представлялся мне единственным способом, каким я могла произвести впечатление на других людей. И еще мне кажется, что я всегда боялась, когда была в обществе, — боялась сказать какую-нибудь глупость, боялась, что надо мной будут смеяться…

— Кэтрин, взгляни на себя в зеркало. Унеси с собой этот образ — великолепные волосы, обрамляющие лицо, глаза, сверкающие как звезды, легкий румянец волнения на щеках, — и ты не будешь бояться. Ну же! Идем! Мы наверняка опоздаем, но, к счастью, для всех исполнителей места, как выразилась Дора, «законсервированы»[49].

Гилберт отвез их в клуб. Все было как в прежние времена! Только вместо Дианы рядом с Аней сидела Кэтрин. Аня вздохнула. У Дианы теперь было так много других интересов. Беготня по концертам и вечеринкам — это больше не для нее.

Но что это был за вечер! Какой серебристый атлас дорог и бледная зелень неба на западе после недавно выпавшего снежка! Орион[50] величественно шествовал по небосводу, а холмы, поля и леса лежали в жемчужном безмолвии.

Стихи в исполнении Кэтрин захватили слушателей с первой же строчки, а на вечеринке желающих потанцевать с ней было намного больше, чем объявленных танцев. Она вдруг заметила, что смеется без всякой горечи. А потом — домой, в Зеленые Мезонины, греть ноги у огня в гостиной при ласковом свете двух свечей, стоящих на каминной полке. Миссис Линд, хоть час был и поздний, на цыпочках вошла к ним, чтобы спросить, не нужно ли им еще одеял, и успокоить Кэтрин сообщением, что ее маленькому песику уютно и тепло в корзине за кухонной плитой.

«Я по-новому смотрю на жизнь, — подумала Кэтрин, впадая в дрему. — Я и не знала, что есть на земле такие люди, как эти».

— Приезжайте еще, — сказала Марилла, прощаясь с гостьей. А не в привычках Мариллы было говорить такое кому бы то ни было из простой любезности.

• Предыдущая
• 41/66
• Следующая