Азбука. «Император» и другие мнения - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 22

Слава Богу до власти я не дорвался. Не пришлось никого тиранить.

А ведь тиранить бы пришлось, и я бы выполнял свою работу честно.

Грубый я стал человек и не нежный. Грубый, потому что старый, циничный. Ужасный, ругаюсь матом, даже в одиночестве.

В зрелом возрасте я пытался понять цель и предназначение вида человеческого. В наше время на такое не замахиваются. Временами я был так близок к разгадке тайны человека, что голова кружилась от восторга.

В наше время на такое даже не замахиваются.

Я бы с удовольствием стрелял в людей. Лично, сам.

Храбрые гомики на крыше. Шмаков, Минц + Леночка загорают на крыше, которую видно из моего окна. Это 1977 год. Я живу в отеле дипломат на Brodway и 71-я Street.

Шмаков и Минц умерли от AIDS.

Я жив, я человек книги.

Мой замок сгорел в 1915 году.

Скорее всего подожгли крестьяне, остались плохие фотографии. Мой прадед Иван Александрович Звегинцев — тайный советник, кавалергард, генерал-лейтенант, губернатор, англофил (замок был построен в готическом стиле) есть фотографии где он в эполетах с английским морщинистым dog + тросточка, умер в 1913. И я, скиталец, солёный правнук.

«Хулиган-нацбол Эдуард Лимонов с громадьём фантастических проектов.»

Мои проекты не фантастические, они должны быть реализованы сейчас, просто я живу на 25 лет (как минимум) впереди Вас, червей! Пресмыкающиеся!

Ну чего, я был такой же урод, как все эти ребята 70-х годов, мои сверстники. Как Дэвид Боуи и прочие «извращенцы». Наркотики, секс…

Не в эту, а в прошлую ночь кто-то в комнате, где я сплю, прошумел крыльями. Я не испугался, а уютно заснул. Даже спокойно…

Если Вы думаете, что я пишу в моём ЖЖ добровольно, то Вы ошибаетесь. Меня загнали в ЖЖ как в клетку, поскольку лишили всех возможностей заниматься политикой.

Общественность, я полагаю, уже убедилась, что я предпочитаю радикальные решения. Поскольку только радикальные решения решают проблему. Половинчатые, компромиссные, только её мучительно откладывают.

Нужно было решить украинскую проблему безжалостной интервенцией сразу в феврале 2014 года. От нас точно также отвернул бы морды «цивилизованный» мир, но у нас не было бы «проблемы Украины». Проблема была бы такого же размера как Крым.

Не нужно жаловаться и просить. Нужно шествовать с достоинством как слон в экзотической попоне через их жалкую деревушку.

Я чувствую себя как на льдине в бушующем океане. Рано или поздно всё равно смоет.

Я вроде Чаадаева сегодня. Я есть и мои идеи широко распространены. Мне позволено писать на сайтах и порталах. Однако писать обо мне — нежелательно.

И все делают вид что меня нет. Хотя я всё время есть.

Я нелюдим. У меня нет желания общаться с людьми. Они мне не интересны, а рассказывать о себе у меня нет желания.

Россия меня просмотрела, не увидела вовремя. Козлы!

Рассчитывай, что тебя уже нет. Что ты уже умер. Так будет лучше.

Смерть устраняет свидетелей.

Время начало с Анны Моисеевны — 1990 г. Повесилась.

Затем ушла Наташка, февраль 2003 г. Самоубийство, овердоз.

Затем ушли мои родители: отец — 2004 год. Мать — 2008-ой.

Лиза Блезе — февраль 2012-го, вероятно тоже самоубийство. Была скорее всего ВИЧ-инфицированная.

Валька Пруссаков — 2016-ый.

Смерть устраняют свидетелей.

От меня общественности одно разочарование.

— Я не стал гей-писателем, как надеялись, видимо, геи.

Написал об одичавшем от любви к девке юноше, в отместку ей преодолевшего табу на man-to-man секс. И всё. Дальше стал о другом.

Я не стал прирученным писателем во Франции, подламывающимся под Rebel, не стал болтуном в стиле gauche-caviar. Я отправился в кровь войн и затем в грязь и кровь России.

Я участвовал в восстании 1993 года.

Я два раза в 1977 и в 2001 пытался начать партизанскую войну в Азии.

Я попал в тюрьмы где сидел себе честно и прямо, не согнулся и написал книги, целых семь книг.

Я вышел и мы ошеломили Россию своей собственной храбростью.

В 2006 я вошёл в союз с Каспаровым-Касьяновым. Они не поняли, что нужно было составить руководство оппозицией, триумвират, когда были места ещё пустые, не подвалили ещё в массе своей либералы, и если бы мы тогда установили свою иерархию, она бы продержалась до 2011 года.

Втроём мы впечатляли общество. «Марши несогласных» просто таранили власть безжалостно. И мы бы заслуженно втроём возглавили восстание в декабре 2011 года.

В 2009 я начал Стратегию-31. 31 октября 2010 года меня предала Алексеева.

В декабре 2011 года протест предали Венедиктов и его клика.

Иногда мне кажется, что я живу, как плохо живущая собака.

У писателей прошлого были дома, имения, мемориальные доски было куда вешать.

Не говоря уже о Victor Hugo. Даже уже в XIX веке д’Аннуцио имел дворец. Набоков и тот жил в швейцарском отеле.

А я — голь перекатная, сменил полсотни или сотню квартир в нескольких странах мира, да безымянные окопы, да тюремные камеры. Ну в психушке в молодости лежал…

Правда у меня был отель Winslow, а потом отель Ambassy.

Эта деревенька на красивом холме была создана только для того, чтобы юноша, бежавший отсюда, видел её во снах, или на склоне лет отобразил бы в кино, или в литературе как красивый и печальный отчий дом.

У Николая я учусь как не надо жить. У Евгения Леонидовича Кропивницкого я также учился как не надо жить. У моих родителей я учился как не надо жить. Учиться как не надо жить также необходимо, нет, нет, более необходимо чем учиться как надо жить.

Вся современная политика вышла из меня из НБП.

Как литература из «Шинели» Гоголя.

И АПД и несанкционированные митинги, и марши несогласных, и стратегия-31, Национальная Ассамблея «Лицом к Азии» — мы декларировали в 1994-ом, «Севастополь — русский город!» — в 1999, когда захватили Башню Моряков в Севастополе.

Подобие «КрымНаш» мы пытались устроить в казахстанском Алтае в 2001 году…

По утрам, выходя на кухню я вижу себя в зеркале. Меня встречает всё более и более суровый мужчина со впалыми щеками, платиновыми мертвыми волосами, дико всклокоченными от сна. Теперь у него ещё отёк щек у подбородка.

Я долго не замечал времени. Потом заметил, оказывается все в могилах лежат. А тот кто не лежит, тот ложится.

Шаталов на самом деле не первый мой умерший издатель. Первым был Жан-Жак Повер, вторым — Илья Кормильцев (Ультра-Культура), третьим — Борис Бергер, и вот Шаталов.

Три жены погибли, четыре издателя, неплохой счёт.

Впрочем, если считать в счёт ещё Franoise Verny (Фламмарион) — она опубликовала мою книгу «У нас была Великая Эпоха», то будет пять умерших издателей. К счёту следует добавить ещё двух литературных агентов: Mary King и датскую агентшу Элиз Вандель Круз. Она покончила с собой впоследствии. В Турине я встретил ее дочь как-то утром в кафе отеля. Такая была красотка подростком. Сейчас — пожилая женщина…

Филипповский подарил мне 5-й том Хлебникова (издание Степанова) и каменный молоток — рубило с отверстием, сообщил что III-го тысячелетия до нашей эры молоток, «времён Трои», добавил он. Филипповский, помимо Данилы — единственный интеллектуал среди моих знакомых, слава Богу…