Кровь на колёсах (СИ) - Аввакумов Александр - Страница 23

— Претензий к Абрамову Виктору Николаевичу никаких не имею. Написал?

Закончив, он протянул мне лист. Я бегло прочитал и положил на стол. Потом достал из ящика стола большие канцелярские ножницы и на глазах потрясенного Батона стал медленно резать его водительское удостоверение и технический паспорт.

Тот что-то хотел сказать, но из его горла послышался только стон.

Покончив с документами, я собрал все кусочки со стола и протянул ему.

— Это беспредел, — прохрипел Батон. — Вы не имеете права!

— Ты чем возмущен Батон? Вот твоя расписка. Согласно ей ты получил у меня все документы и претензий ко мне не имеешь. Ты ведь сам написал, своей рукой! Так что, до свидания, Батон! Больше занимайся спортом, а то Лобов тебя поменяет на какого-нибудь худенького мальчика.

Я встал из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

Батон пытался что-то сказать, но у него от возмущения не хватало нормальных слов, а ругаться матом он не решился.

— Это тебе урок! Теперь, может, научишься уважать людей на дорогах? А если не научишься, ты просто идиот. Пока, Батон! Привет Лобову!

Хлебников встал и убитый горем побрел к двери.

Я подошел к окну и стал наблюдать картину, разворачивавшуюся на улице.

Батон, красный от возмущения, подошел к Лобову и что-то нервно заговорил. Потом раскрыл ладонь и высыпал из огромной пригоршни мелкие кусочки документов. Даже из окна было видно, как побагровело лицо Лобова. Его, хозяина Елабуги и Менделеевска, еще никто так не унижал!

Он двинул Батону в лицо и сел в «Мерседес». Вслед за ним, сплевывая кровь, сел и Хлебников. Машина с визгом дернулась и скрылась за поворотом.

Я сидел в старом продавленном кресле и размышлял о превратностях жизни. Большинство моих товарищей по работе было воспитано на примерах бескорыстия и благородства, эти качества считались неотъемлемыми для работников милиции. А в последние годы мораль стала деформироваться, выставляя напоказ изъяны милицейской службы. Ведшая нас романтика с ее трудностями и, если хотите, подвигами, вдруг стала терять свой смысл. Деньги, дающие положение в обществе, стали неотъемлемой частью жизни каждого человека, в том числе и сотрудников правоохранительных органов. И от этого никуда не деться. Но деньги стали перевешивать нравственность, отодвигать человеческие правила на второй, а то и на третий план. Именно это меня заботило и тяготило. Повсеместным явлением нашего времени стали взятки, должностной подкуп. И казавшиеся нам вечными стереотипы неподкупности милиции, прокуратуры, судов уходили в небытие. А люди теряли веру в справедливость.

Чиновники, бандиты, всевозможное ворье, некогда скрывавшие свою безмерную корысть, вышли из тени и, не стыдясь, отвоевывали место под солнцем. Они лезли вверх, шли по головам, а иногда и по трупам, лишь бы владеть и властвовать.

Сейчас я думал, что могло заставить начальника уголовного розыска стать жалким посредником, защищающим от справедливого наказания наглеца Лобова? Не скрывая и не стыдясь связи с ним, он предлагал мне его покровительство!

Я, конечно, встречался с такими, как Харламов. Они всегда были в любой системе, в том числе и в нашей, милицейской. Но раньше они действовали не столь топорно.

Харламов, Харламов, на чем же они тебя поймали, эти лобовы? Что ты сделал, что оказался у них на побегушках?

Мои размышления были прерваны телефонным звонком. Звонил Костин.

— Виктор! Я только что от заместителя министра. Решение такое. Всех задержанных по «КамАЗам» переправляешь в ИВС ближайших отделов милиции. Пусть пока с ними работают следователи. Ты с оперативниками возвращаешься в Казань. Теперь главное для тебя. Заместитель министра предоставляет тебе три дня отдыха, а затем ты формируешь новую группу и направляешься в Казахстан. Необходимо как можно быстрее собрать и вернуть угнанные машины, пока их не попрятали в степи.

— Все ясно, Юрий Васильевич! Сейчас дам все указания, и к вечеру будем сниматься с места.

— Удачи, жду завтра в Казани! — закончил разговор Костин.

Я вызвал Балаганина. Пока ждал его, заварил себе чайку. Через минуту приятный запах свежезаваренных листьев наполнил мой кабинет.

— Слушай, Стас! — обратился я. — Есть команда из Казани. Нужно разбросать задержанных по ближайшим к Челнам отделам милиции. Пусть с ними пока поработают следователи, а мы вечером в Казань.

Эта новость заметно вдохновила его, и он чуть не бегом бросился из кабинета. Я тоже не без удовольствия пододвинул к себе кружку с чаем, перечитал свою аналитическую справку и набрал свой родной номер:

— Привет, доченька! Это папа! Как у тебя, дорогая, дела?

Послушав дочкино щебетание, я попросил позвать маму.

— Привет! Я сегодня приеду. Буду к вечеру. Приготовь, пожалуйста, мое любимое… Ты даже не представляешь, как я соскучился по вам! Не могу представить, что будет со мной, если не увижу вас в самое ближайшее время! То ли старею, то ли устал, но мне каждый раз все тяжелее и тяжелее от наших нескончаемых разлук. Ты не думай, я не жалуюсь. Такая работа. Я, видимо, научился тосковать. Это, как болезнь — вроде бы и здоров, но внутри какая-то пустота. Что-то болит, а лекарства и водка не помогают. Ладно, ждите меня! Вечером буду.

Я медленно опустил трубку.

«Что это я вдруг? Радоваться надо, что так удачно сложились дела! Домой побыстрее хочется, к своим».

Допив остывающий чай, я запер кабинет и вышел на улицу.

Светило осеннее солнце. Воздух уже прогрелся, и стало заметно теплее, чем утром. Я свернул на улицу и побрел к общежитию.

«Что за город? — думал я, идя вдоль громадных домов. — Везде люди ориентируются по улицам, а здесь какие-то комплексы. Спроси любого, как пройти к такой-то улице, тебе никто не ответит, будут спрашивать, в каком это комплексе».

Город Набережные Челны — флагман отечественного автостроения, некогда всесоюзная комсомольская стройка, возводился не только комсомольцами, но и заключенными. Это были, как правило, люди с условным сроком. В период активного строительства в Челнах находилось около пятнадцати специальных комендатур, то есть общежитий, в которых проживали эти условно заключенные люди. Многие из осужденных после окончания сроков остались в этом молодом, красивом городе. Здесь постоянно нуждались в рабочих руках, и молодежь из районов республики постепенно переезжала сюда.

Каждый, кто перебирался на постоянное жительство в этот молодежный город, мечтал о своем счастье. Кто хотел получить квартиру, кто заработать или найти хорошую работу. А многие хотели карьеры, власти. Последние, как правило, заполняли вакантные места в различных конторах, администрациях, в том числе и в рядах органов внутренних дел.

Шли годы, и прослойка сельской молодежи в милицейской системе заметно возрастала. Истинных, или иначе назвать, настоящих профессионалов в рядах челнинской милиции становилось все меньше. Их подменяла молодежь, которая карабкалась с кулаками по служебной лестнице. Одновременно в этот город все чаще стали выезжать сотрудники центрального аппарата МВД. Одна бригада сменяла другую, и такие смены становились бесконечными. То время серьезных политических и общественных изменений серьезно сказывалось и на нравственном состоянии милиции. Мне казалось, что особенно это было заметно в Набережных Челнах. Практически каждый молодой сотрудник в те непростые годы пытался организовать милицейское прикрытие бизнеса. Всем нужны были деньги…

Так постепенно бизнес сращивался с органами внутренних дел, потому что не видел другой силы, которая помогла бы надежно защититься от бандитов.

Иногда «крыши» были двойными — и бандитскими, и милицейскими. Бизнес не брезговал ни чем и спасался как мог. Как на базаре продавались служебные секреты, время и сроки спецопераций, проверок и т. д. Через правоохранительные органы решались вопросы борьбы с конкурентами, через бандитов — с кредиторами и соучредителями.