Жертва для магистра (СИ) - Питерский Ярослав Михайлович - Страница 14

Вдруг раздался, какой то непонятный стон. Василий сразу не понял, что это могло быть. Но, прислушавшись, он различил в этих звуках страдание животного. Скорее всего, это была кошка, которая жалобно пищала.

— Черт раскудахталась! Титус! Нам надо обязательно эту тварь бабке отнести, пусть немного то же помандражирует!

Ничего, не понимая, что происходит Василий привстал с корточек и выпрямившись во весь рост, постарался рассмотреть — что делают эти двое. Но увидеть он ничего не смог. Резкий удар обрушился на его голову. Василий покачнулся — но устоял на ногах. В ту же секунду крепкие руки зажали послушнику рот. Василий в ужасе попытался закричать, но не смог. Его повалили на снег и ткнули лицом в колючий снег. Василий дернулся, но резкая боль под лопаткой сковала его движение. Василий почувствовал, как что-то теплое разливается у него на груди. Он с ужасом понял, что это его кровь. Василий шевельнул губами и потерял сознание. Последнее, что он услышал — были мужские голоса:

— Вот черт! Ты же убил его!

— Да хрен с ним! Видишь — он выследил нас!

— Не думаю, что магистр будет доволен твоим поступком!

— А, что было делать?

— Ладно, тащи его, к могиле вон той, там есть вырытая.

— Нет, его надо зарыть, где ни будь в другом месте!

Две темные тени, нагнулись над послушником и схватив за края фуфайки поволокли Василия в темноту ночного кладбища.

Где-то в темноте, скрипнула дверь. На пороге вагончика появилась женская, сутулая фигурка. Старуха всматривалась в темноту ночи. Но среди бугорков могил и штакетника памятников ничего не было видно.

Нина открыла глаза. Яркий солнечный свет заставлял щуриться. Женщина подняла руку и поднесла ее к бровям. Светлая больничная палата, белые простыни и красное пятно на них. Нина присмотрелась и вдруг поняла, что это роза… Обыкновенный цветок розы с огромным красным бутоном и зеленым стеблем, покрытым большими шипами. Павлова с удивлением рассматривала цветок интересно — откуда, он здесь взялся?

— Павлова! К вам пришли! — прозвучал голос медсестры.

Нина с удивлением подняла глаза. У окна стоял он. Журналист… известный журналист стоял в палате с накинутым на плечи белым халатом. Нина невольно улыбнулась. Стас, видя, что ей приятно весело сказал:

— Ну, вот, а то спать задумали — нечего вам спать. Человек и так треть своей жизни спит, представляете — треть! А если бы можно было на треть в жизни, сделать больше, представляете, как бы шагнуло человечество!

Нина молчала и продолжала улыбаться. Стас невольно покосился на соседку, лежащую на соседней кровати. Та, словно поняв намек, засуетилась и встала:

— Ой! Пойду, вниз, газет, что ли свежих, с кроссвордами куплю! А то, что-то скучно.

Стас благодарно посмотрел ей в глаза. Когда они в палате остались одни, Андреев сел на краешек Нининой кровати и, улыбаясь — спросил:

— Ну?! Нина… вам легче?

Та вновь улыбнулась, а вместо ответа потянулась своей рукой к руке Стаса. Он протянул ей свою ладонь. Ее рука была теплой и мягкой, Стас рассмотрел ее тонкие белые пальцы.

— Вы пришли! Я так рада! Ко мне вчера приходила Оля. Она мне сказала, что вы согласны вести расследование.

— Тсс! — Стас приложил палец к губам. — Сейчас не о каких расследованиях! Вам нельзя волноваться, поэтому давайте о другом.

— Нет, это приятное волнение и тем более, я уже себя хорошо. Доктора сказали, что меня сегодня или завтра выпишут.

— И все равно все равно давайте не будем об этом.

Нина насторожилась.

— Что-то случилось?

Стас понял, что от темы про вчерашнее происшествие ему не уйти. Он тяжело вздохнул и посмотрев Нине в глаза спросил:

— Нина, скажите — к вам вчера вечером, Юра Сергеев приходил?

— Да! А что? Что-то случилось? Что с Юрой? — недоуменно ответила Нина.

— Вы пили чай и после этого нечего не помните?

— Да, это ведь Юра, скорую вызвал, я видно перенервничала! Вот и потеряла сознание. А, что? Это не так?

— Да нет, все, так. Но, дело в том, что вызвал скорую я!

— Вы?! А где Юра был?! Юра то?!

— Он был рядом, — соврал Стас.

— Ой, вы меня напугали.

— Скажите Нина, а вы ничего за своим сыном, в последнее время странного, не замечали?

Нина напряглась еще больше. Она поправила волосы на голове и удивленно ответила:

— Странного? Что, вы имеете в виду?

— Ну, допустим мальчик, стал каким то скрытным. Раздражительным.

— К чему, к чему, вы клоните?

— Ну, просто, я ведь веду расследование, мне нужны разные подробности, вот решил на всякий случай спросить.

Нина немного успокоилась. Она даже улыбнулась и ласково ответила:

— А если так, то, а то вдруг вы опять подумаете, что Эдик — того, сам повесился.

— Нет, я просто хочу составить — его психологический портрет, может, что — то его беспокоило, ну в последние дни?

Нина задумалась и посмотрела в окно. Затем вновь перевела взгляд на Стаса.

— Вы знаете, Стас, да действительно. Сейчас я анализирую и вспоминаю — все его последние дни.

— И что?

— Да понимаете, Эдик был очень жизнерадостным мальчиком, а последние недели три. С ним — как будто что-то случилось! Он стал раздражительным, никого не хотел видеть! Даже друзей. Подолгу, закрывался, в своей комнате, и что-то брякал на гитаре. Причем обычно он пел веселые песенки, а тут — какие то грустные. Бурчал, бурчал, я просто думала, что на мальчика хандра напала. Ну, знаете, такое в его возрасте бывает. Понравилась девчонка и не отвечает на взаимность, но, как оказалось, что-то не то…

— А, что, девочка то у него была?

— Ну, была девочка это громко сказано. Нравилась ему одна, Ира Шмелева. Одноклассница. Милая такая девчонка. Я даже радовалась, что они дружат. Но вы не подумайте, нет! Они может быть, ну целовались пару раз, ну а, чтоб дальше! Нет, я думаю, нет! Рано ему еще было.

— Рано, откуда, мы знаем? Когда нам рано? Когда нам поздно? Как там природа подскажет! Вот, я сам помню — тоже в шестнадцать лет, так влюбился! С ума сходил, а ей восемнадцать было! И что?! Она мою светлую мечту о любви банально разбила. После дискотеки напилась. И меня заставила вместе. Тогда я в первый раз водку выпил, ну а дальше, в общем, после этого подъезда, я понял, что любовь это не такая, уж романтика и возвышенные чувства.

Нина рассмеялась:

— Надо же я услышала откровения знаменитого Стаса Андреева, о том как он имел первое сексуальное приключение! Ха! Ха!

Стас обиженно на нее посмотрел.

— Да не обижайтесь, вы, действительно очень смешно! Дело в том, что у меня то же самое было, но вот только я охмурила молодого мальчика, когда мне было девятнадцать, а ему семнадцать и это правда не в подъезде было, а на даче! Ха! Ха!

Стас улыбнулся и заметил:

— Значит, правду Алегрова поет?

— А, что она поет?

— Ну, песенка у нее забавная — все мы бабы стервы!

— Ах, это?! Ну, можно, сказать — да, — и Нина вновь улыбнулась.

— Ну, вот! Вроде разрядили обстановку, а теперь давайте все таки к серьезному вернемся, — предложил Стас.

Нина вздохнула и ответила:

— Да, о чем там, а ну вот, Эдик, в общем, он, раздражительный стал. Я, с ним, пыталась заговорить, а он не в какую. Говорит — отстань мама и все!

— Скажите, а в это время он к своему отцу ходил?

— К Сереже? Ходил, я же вам говорила, что не могла это ему запретить.

— А, каким, он возвращался из этой семьи?

— Возвращался? Хм, вы знаете, пожалуй, еще более грустный. Может, у него Сережа тоже спрашивал, только он действительно приходил — грустный.

— А вот с бабушкой своей, он виделся?

— С бабушкой? Зинаидой Павловной? Да конечно.

— А к ней он как относился, ну что ни — будь там, говорил про нее?

— Да нет, вроде ничего, он знал, что она очень трудная женщина. Правда к нему вроде относилась хорошо, так ничего не говорил. Вот только однажды…

— Что однажды? — насторожился Стас.