Очень плохой профессор (СИ) - Сокол Лена - Страница 18

— Я пробовала, папа. — Вера бессильно уронила плечи. — Пробовала, честно. Снова и снова. Но я не могу ее вспомнить… Никак! — Она поджала губы. По щеке покатилась горячая слезинка. — У меня никак не получается ее вспомнить. — Дочка посмотрела на него испуганно. — Какая она, пап? Ты помнишь? Я пытаюсь, но не могу.

Внутри у мужчины снова что-то надломилось. Почти как тогда — четыре года назад. Сначала он не знал, как сказать Вере, что мама больше не вернется. Потом попытался хоть как-то это ей объяснить. Девочке было всего шесть, и сначала она ничего не поняла и, казалось, даже не расстроилась.

А потом мужчина понял, что она ее ждет. Терпеливо и упрямо ждет возвращения матери и готовится к встрече. Не удивительно, ведь они с Ириной всегда были словно связаны невидимой нитью — всё время вместе, как привязанные друг к другу. Вера обожала маму, и ее детское сознание никак не хотелось мириться с мыслью, что они больше никогда не будут вместе.

Озеров тогда консультировался с разными специалистами, водил дочку к психологам, и ему казалось, что постепенно они все вместе выбираются из этой ямы слез и отчаяния. Но потом трудности все равно возникали, и, вероятно, это была очередная из них.

Матвей взял Веру на руки, совсем как маленькую, посадил к себе на колени и погладил по спине.

— Не бойся, мы никогда ее не забудем. Она живет в наших сердцах.

— Но я совсем не помню ее лица. — Ее руки вцепились в край его свитера.

— Для этого у нас есть целый альбом. — Он принялся перебирать ее длинные каштановые волосы, зарылся в них носом. — А еще у тебя фото стоит в рамке на тумбочке, забыла?

— Разве честно срисовывать маму с фотографии?

— Мы можем посмотреть видео. Хочешь?

— А если я совсем забуду ее, папа? Если навсегда забуду?

— Такого никогда не случится. — Озеров начал слегка укачивать малышку. — Уверен, мама сейчас видит нас, и ей не хочется, чтобы ты плакала и расстраивалась.

— Она видит меня с неба? Так бабушка всегда говорит.

— Возможно.

— Тогда я не буду расстраиваться. — Девочка замотала головой. — Не хочу, чтобы она тоже печалилась.

Мужчина осторожно встал и прижал дочку к груди. Та обхватила его талию ногами. Он неуклюже подхватил фотоальбом с верхней полки, и они вместе уселись на диван.

— Сейчас посмотрим, и ты сразу все вспомнишь. Вместе мы нарисуем маму самой красивой.

Матвей обнял дочку и открыл альбом.

— Кто это? — Размазывая слезы по лицу, спросила Вера.

— Как будто ты не знаешь. — Улыбнулся ее отец. — Маленький, крикливый, сморщенный сверток. Я жутко испугался, когда мне принесли его.

— Это я! — Рассмеялась девочка, водя пальцем по карточке.

— Правильно. А это мама. — Он тоже коснулся старого снимка.

Десять лет назад, а будто вчера.

— Она тут какая-то… измученная…

— Конечно, ведь ты все время плакала и не давала нам отдохнуть дольше часа.

— Правда? — Ее брови изумленно взметнулись.

— Правда.

— Мама красивая… — Сказала Вера, скользя ладошкой по фотографии.

— Очень. — Сжал губы Матвей.

— Листай дальше.

Он перелистнул страницу и бросил взгляд на дверь. Марина Валерьевна улыбнулась ему сквозь слезы. Вот и всё. Кажется, кризис миновал.

18

Закрыв за профессором дверь, Ольга побежала прямиком в душ. Встала под прохладные струи воды и расплакалась. Горько, беззвучно, отчаянно. И вроде всё было хорошо, и ее гибкое тело еще помнило, как звенело натянутой тетивой в его руках, но горький осадок все же остался.

Ясно, что их двоих связывал лишь глупый договор: секс и никаких обязательств. Понятно, что этот мужчина ничего не обещал ей, и даже каждый свой поцелуй дарил с большим авансом. Но ощущение того, что ее просто отшвырнули, отбросили за ненужностью, Ольгу не покидало.

Наверное, ее должно было обрадовать, что Озеров хороший отец. Но вышло, скорее, наоборот. Нечаянная радость от того, что Матвей Павлович предложил ей в некотором роде моногамные «отношения», сменилась вдруг страхом, что ей никогда не будет места в его сердце, ведь оно уже занято его дочкой. А быть для этого мужчины значимой, особенной, нужной ей отчего-то вдруг захотелось сильно и непреодолимо.

Сколько ей лет? Этой девочке. Его дочке. Два, три, пять? Он молод, так что она, наверное, еще малютка. И, разумеется, у нее есть мать. И, наверное, красивая… А что, если Озеров женат? Ходит в университет без кольца, сводит с ума молоденьких девчонок, совращает… Так, стоп. Стоп!

Даже хорошо, что они не переспали. Черт с ним, с этим проклятием вечной девственности. Ожидание пошло бы им обоим на пользу. И, возможно, пройдет эта ночь, и профессор поймет, во что ввязался. И… передумает.

Что ж. Будет даже замечательно, что она не успела к нему привязаться. А переспали бы они — и закончилась бы эта изнуряющая пытка, которая вытягивала из нее все силы. Магия притяжения потеряла бы свою силу, разве нет?

Но изнуряющая пытка продолжалась.

Профессор пытал ее и во сне. Всё началось ровно с того момента, на котором они прервались. Он снова был рядом, его кожа все также приятно пахла свежестью, гелем для бритья и чем-то пряным.

— Ты не боишься? — Шептал он.

— Боюсь. — Отвечала Ольга, наклоняясь на стол.

Тот предательски скрипел под тяжестью ее тела, но во сне это никого из них не смущало.

— Не бойся.

— Не буду.

Откровенно идиотский диалог, но ей нравилось.

Ладони профессора в нетерпении приподняли платье и теперь ласкали кожу на ее бедрах. Двигались дальше и жадно впивались в ягодицы.

— Откуда на мне платье? — Подсказывало сознание.

Но Ольга тут же отметала его голос, ей хотелось продлить это прекрасное видение, довести до логического конца. Хотелось, чтобы оно подольше ощущалось правдой и солеными капельками пота на коже.

Озеров гладил ее попку, стискивал до боли в своих ладонях, терзал, пока, наконец, не добрался до тончайшего кружева. Наконец, его пальцы проникли под резинку ее трусов и спустились ниже. Ольга закрыла глаза и почти испустила сладкий стон, но он успел накрыть ее губы новым поцелуем. Его рука тут же торопливо отвела в сторону ткань и оказалась там, куда и стремилась.

— Матвей Пав… — Ее шепот глухо оборвался.

Даже во сне она не могла себе позволить называть этого шикарного мужчину просто Матвеем. Что и говорить, даже в реальности, когда он доставлял ей острое удовольствие своим языком, она до конца не могла поверить, что всё происходило с ней и наяву.

— Помолчите, Алексеева. — Дразнил ее профессор.

Ольга почувствовала, как его пальцы тонут в горячей влаге. Она просто перестала соображать от нахлынувшего желания. Тягучая приятная боль в низу живота нарастала сильнее и уже грозилась разорвать ее тело на части. Почувствовав, как тонкое кружево спускается по щиколоткам, девушка задрожала от нетерпения, кровь сильнее застучала в ее висках.

Озеров наклонился над ней, продолжая целовать.

Где они? Все еще на столе? На плоту посреди бушующей реки? На полу, на диване, в холле университета?

Она выдохнула, запрещая воображению дорисовывать какие-либо детали. Только она, только он, только они двое.

Застонала от грубых поцелуев, почти укусов — в плечо, в шею. Почувствовала тепло его дыхания и тяжесть его тела. Ощутила его горячий живот на своем животе. Непослушными руками притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Развела в стороны бедра, прижалась плотнее. От ощущения касания чего-то твердого и горячего между ног у нее перехватило дыхание.

Больше не в силах сдерживать свое желание, Ольга притянула его к себе — резко, сильно. И беззвучно охнула, то ли от боли, то ли от наслаждения. Она почти физически ощущала его внутри себя и не хотела, чтобы это заканчивалось. Смотрела в темные, пугающие зрачки Озерова и боялась отвести взгляд — вдруг он исчезнет?

Мужчина двигался в ней всё быстрее и настойчивее.