Ринго и Солнечная полиция (ЛП) - Вилгус Ник - Страница 5

Когда началась реклама, он опустил глаза. Мужчина что-то сказал, но он не понял, не знал, что ответить. Казалось, его голос застрял в горле.

– Твой язык съел кот? – вспомнил он слова мамы. – Твой язык съел кот? В этом дело? Теперь тебе нечего сказать в свое оправдание?

Фильм... он не мог сосредоточиться. Просто смотрел на экран, надеясь, что это делает мужчину счастливым. Цвета. Животные. Слова. Это должно быть весело. Разве не весело? Разве нет? Но, казалось, он не слышал. Не слышал слов. Слова были простыми как день и достаточно громкими, но в них не было смысла. Они залетали в уши и там и умирали. Мама всегда так говорила.

– Всё, что я говорю, в одно ухо влетает и там и умирает. В твоих ушах умирают мои слова.

Это было неправдой. Он не был глухим. Упаси Бог! Он прекрасно слышал.

Но... иногда в словах просто не было смысла. Можно было с тем же успехом говорить по-испански. Как говорила та его первая социальная работница. Та, кто приезжала за ним в больницу. Как её звали? Всё, что она говорила... она говорила на английском? Говорили, что она из Дельты. У них был "акцент", что бы это ни было. Он слышал прекрасно, но в речи не было смысла. Ничего не впитывалось. Она будто вовсе не говорила.

– Ты глухой? – услышал он в голове вопрос матери. – Достаточно плохо, что у тебя нет рук, но ты ещё и не слышишь? Заставишь меня повторять всё, что я говорю, пока мне не захочется кричать и рвать на себе чёртовы волосы? Почему ты не можешь просто делать то, что я говорю? Что с тобой не так? Всё, что я говорю, залетает тебе в уши и там умирает! Я сыта этим по горло!

В последнее время, он часто это делал – вспоминал маму, что она говорила, её голос, как она выглядела, как нависала над ним – она была высокой женщиной. Казалось, она смотрела сверху как Статуя Свободы, так она над ним возвышалась.

Он любил маму. Боже, он любил её. Так сильно. Очень, очень сильно. Но иногда...

Он не хотел об этом думать.

Казалось, теперь каждый день голос мамы появлялся в его голове, она говорила, говорила и говорила, с нарастающим безумием, злостью, в плохом настроении.

– Почему ты не можешь вести себя с мамой правильно? Чем я это заслужила? Ты не знаешь, как это тяжело? Как я прошу Бога...

Он слегка повернул голову, понюхал своё плечо, чтобы проверить, воняет ли от него. Всё казалось нормальным, но он не мог сказать точно. Он мельком, очень быстро взглянул на мужчину, и опустил глаза, когда увидел, что тот смотрит на него.

– Ты в порядке, милый? – спросил мужчина.

Джереми пожал плечами. Он хотел сказать, что всё нормально, но его язык съел кот.

Глава 8

Они тихо поужинали – куриными котлетами и жареными кабачками – и Джереми брал еду пальцами ног, не глядя на него, не разговаривая. Томас старался не пялиться, но это было захватывающе. Казалось, Джереми, сидя на широком барном стуле, который был практически на уровне стола, мог делать ногами и пальцами практически что угодно, начиная от того, чтобы держать стакан воды, и заканчивая тем, чтобы вытирать губы салфеткой.

– Ты наелся? – спросил Томас, когда они закончили.

Джереми пожал плечами.

– Знаешь, так не пойдет, – мягко сказал Томас, убирая со стола. – Когда я был твоего возраста, меня не могли заткнуть. Думаю, нам нужно немного пошуметь. Что думаешь?

Джереми снова пожал плечами.

Томас включил акустическую систему, выбрал свой любимый плейлист. Из динамиков донеслась песня "Супер артист" "АББЫ".

– Тебе нравится "АББА"? – спросил он, приподнимая брови, пытаясь добиться ответа от мальчика.

Джереми не ответил.

– Брось, парень. Всем нравится "АББА". Нужно быть больным, чтобы они тебе не нравились – они были величайшей группой в мире. Они носили похожие брючные костюмы, и у них были блёстки и браслеты и длинные светлые волосы, и они были шведами, упаси Бог! Они были крутейшей группой в мире. Ну, по крайней мере, так было, когда мне было двенадцать, и я только узнал, что мне нравятся мальчики. И это было до того, как я открыл для себя рок-н-ролл, конечно же. Вышел альбом "Слухи" (прим.: "Слухи" (Rumors) – одиннадцатый студийный альбом британско-американской рок-группы Fleetwood Mac), и я слушал его так много раз, что износил проигрыватель, и папе пришлось покупать мне новый.

Томас продемонстрировал несколько танцевальных движений.

Джереми наблюдал, по-прежнему отрешённый, по-прежнему не впечатлённый, но в его глазах было определённое любопытство.

– Видишь? – произнёс Томас, качая головой в такт музыке, двигая бёдрами. – Ритм до тебя доберётся, парень. Так и происходит. Глория Эстефан была права. Ты делаешь пару движений, и в следующий момент отдаёшь сотню долларов на еВау за потное полотенце Бьорна с концерта "АББЫ" в Лондоне в 1982 году. Ты умеешь двигаться, парень?

Джереми продолжал наблюдать.

Томас использовал свои навыки мима – в детстве он с восторгом наблюдал, как Шилдс и Ярнелл показывают невероятные пантомимы в "Часе комедии с Сонни и Шер", в "Маппет-шоу" и во многих других программах.

На губах Джереми появилась лёгкая улыбка.

– Давай, Джереми, – сказал Томас, поднимая мальчика и ставя его на чистый стол, чтобы они могли быть на одном уровне. – Давай покажем пантомиму, малыш! Давай тусить!

Он сделал движения в стиле робота, с легкой дрожью из-за того, что он уже не молод, но вышло неплохо.

Джереми улыбнулся.

Томас, подпевая "АББЕ", объяснял, что яркий свет софитов найдёт тебя, каким счастливым ты будешь на сцене, артист, игрок, тема всеобщих разговоров. Джереми наблюдал за ним и вскоре начал усмехаться. Томас, что называется, перешел в атаку. Он использовал пульт от акустической системы вместо микрофона и снова прогорланил припев для Джереми.

Джереми рассмеялся.

– Сделай со мной робота, – сказал Томас, подбадривая. – Держись ровно. Двигайся от талии... ты сможешь.

Он показал снова.

Джереми подражал из всех сил.

– Видишь, ты можешь, – подбадривал Томас.

Следующей в плейлисте была песня "Зажигай" группы "Кул энд Гэнг". Джереми остановился на движениях робота, кивая головой и расхаживая босиком по обеденному столу. Томас был счастлив видеть, что Джереми расслабился, пока шагал по столешнице, показывая, как он считал, свои лучшие движения.

Джереми усмехнулся.

Несколько минут в глазах Джереми были свет и счастье, но где-то посередине "Скучаю по тебе" "Роллинг Стоунс", Джереми вдруг замер, его лицо недовольно сморщилось всего за мгновение до того, как он разрыдался.

– Оу, эй, – произнёс Томас, выключая музыку, прежде чем поспешить снять его со стола. – Эй, эй, эй, кроха. Что такое?

– Я скучаю по маме, – выл Джереми.

– Мне жаль, – произнёс Томас.

Он отнёс Джереми в гостиную, сел на диван и позволил Джереми прижаться к его груди. Он погладил его по маленькой спине.

– Я знаю, это больно.

– Мама раньше пела, – сквозь слёзы и несчастье произнёс Джереми. – Мама раньше... Я хочу увидеть маму!

– Я знаю, что хочешь, – ответил Томас.

– Пожалуйста, – умолял Джереми. – Я хочу увидеть маму.

– Твоей мамы больше нет, – мягко произнёс Томас.

– Почему?

– Мисс Тэмми говорила тебе об этом. Твоя мама погибла. Но ты со мной, и всё будет в порядке. Я позабочусь о тебе.

– Но я скучаю по маме.

– Я знаю, что скучаешь.

Джереми замолчал, прислонился головой к груди Томаса. Томас обнимал его, испытывая отцовские чувства, желание защитить и смятение. Он не хотел видеть, как его ребёнок плачет. Это было больно. Это было страшно. Это сбивало с толку. Они долгое время сидели вместе.

Когда худшее прошло, Томас спросил:

– Готов идти спать?

Джереми кивнул. Вокруг его глаз были тёмные круги, что делало его похожим на маленького енота.