Ринго и Солнечная полиция (ЛП) - Вилгус Ник - Страница 59

Они замолчали, глядя на Джереми.

– Хотел бы я, чтобы мой отец видел, что мы делаем. Потому что то, что мы делаем, не плохо. Верно?

– Ты шутишь?

– Я бы хотел, чтобы он видел, что мир меняется. Он меняется время от времени.

– Люди тоже меняются, – ответил Рэнди.

– Я никогда не думал, что увижу этот день, – признался Томас. – Я никогда не думал, что буду замужним мужчиной, или отцом, или что у меня будет муж и дети. И даже когда равенство браков стало распространяться в других штатах, я никогда не думал, что оно дойдёт сюда, что наступит день, когда я смогу пройти к алтарю своей церкви и выйти замуж за мужчину, которого люблю. Ещё был запрет на усыновление однополыми парами, и я думал, что это наверняка не изменят, но сейчас это тоже история, и мы можем законно усыновить детей. Иногда это немного переполняет. Понимаешь? Когда ты думаешь об этом? Люди считают, что это конец света, но это только начало нового мира.

– Лучшего мира, – сказал Рэнди.

– Да, – сказал Томас, кивая. – И я сожалею обо всем этом. Этих детей. Всего этого... Я пренебрегал тобой. Я знаю это.

– Это не так.

– Да, так. Ты это знаешь. Но больше этого нет, Рэнди Стилсон. Теперь мне нужно заботиться о своих малышах и о своём муже, а я очень серьёзно отношусь к своим супружеским обязанностям.

– Это легче, когда дети не лежат в твоей кровати.

Томас улыбнулся.

Они услышали тихие шаги.

В дверях появился Дуэйн.

– Я могу поспать с вами, ребята? – спросил он. – Я чувствую себя как-то...

– Иди сюда, приятель, – сказал Томас. – Чем больше, тем веселее. Мы как раз говорили о вас.

– Правда? – спросил Дуэйн, забираясь в кровать и устраиваясь рядом с Джереми.

– Мы поставим вам в комнату двухъярусную кровать. Я хочу, чтобы ты присматривал за своим младшим братом. Ему нужен кто-то такой, как ты. Что ты думаешь об этом?

Дуэйн улыбнулся. Он повернулся к Рэнди, посмотрел на экран его ноутбука.

– Ты на "Фейсбуке"? Серьёзно?

– Некоторые из нас, стариков, там сидят, да, – чопорно ответил Рэнди.

– Это вчерашний день, – сказал Дуэйн, закатывая глаза. – У тебя, наверное, и на "Майспейс" есть аккаунт, да?

– Хочешь сказать, я старый?

– "Кассета для восьмидорожечного магнитофона" тебе о чём-нибудь говорит?

– Посмотри на этого маленького сопляка, – воскликнул Рэнди. – Мне придётся поговорить о тебе с Сантой.

– Как будто я верю в Санта-Клауса.

– Санта-Клаус ближе, чем ты думаешь, – сказал Рэнди. – Но, конечно, он такой старый, что может забыть сделать тебе подарок.

– Лучше бы ему не забывать!

– Сейчас май, а ты уже говоришь о Рождестве и Санта–Клаусе? – спросил Томас.

– Конечно, – ответил Рэнди. – На Рождество я немного схожу с ума.

– Немного? – произнёс Томас.

– Я тоже люблю Рождество, – сказал Дуэйн. – Мне придётся копить карманные деньги, чтобы купить папе ходунки. Если он будет очень хорошим, я куплю ему ходунки с колёсиками. Я слышал, старикам это очень нравится.

Это было произнесено с добродушной наглостью, которая заставила Томаса улыбнуться.

– Ты это слышишь? – спросил Рэнди, изображая возмущение. – Звучит так, будто кого-то нужно пощекотать.

– Не щекочи меня, – предупредил Дуэйн. – Терпеть не могу щекотку.

– Продолжай гнать свою ерунду и посмотрим, что тебя настигнет.

– Ты всё равно, наверное, слишком медленный, чтобы меня защекотать, – добавил Дуэйн, озорно усмехаясь.

Рэнди демонстративно закрыл ноутбук и отложил его в сторону.

– Ребята, пожалуйста, – сказал Томас. – Не разбудите Джереми. У него был тяжёлый день. Почему бы нам не лечь спать? Завтра будет тяжелый день, а потом у нас похороны в субботы, а в воскресенье мы займёмся чем-нибудь хорошим. Я думал насчёт ланча в Парк Хейтс. Может, после этого сходим в Парк Буффало. Что вы все думаете?

– Мы можем пойти в торговый центр? – спросил Дуэйн.

– Если хочешь. Мы можем даже заставить Рэнди пойти с нами в церковь в воскресенье утром.

– Удачи с этим, – сказал Рэнди.

Глава 88

Койл Триппер добрался до кладбища в какой-то момент в ранние утренние часы. Ноги вели его по лабиринту старых надгробий в манере какого-то зигзага. Не помогало и то, что он был не в себе уже несколько дней. Как сказала бы его мать, он был в дерьме. Ехал на сумасшедшем поезде.

В конце концов, больше по привычке, чем по какой-либо другой причине, он обнаружил, что стоит у небольшой надгробной плиты могилы своего отца, которая была на дальней стороне кладбища, рядом с линией деревьев, где было тихо и пустынно, и где было много старых могил, включая те, которые были похожи на маленькие склепы с их тяжелыми каменными вершинами. Если он пройдет еще сотню ярдов, то окажется на старом кладбище Конфедерации, где были захоронены погибшие на войне.

Запыхавшийся, дезориентированный, сначала он сел на землю, затем лёг, чтобы смотреть вверх на сеть звёзд над головой и восстановить дыхание.

Звёзды казались невероятно яркими и подвижными, и, казалось, находились так близко, что он протянул руку, желая коснуться одной из них. Он не мог дотянуться. Он смотрел на свою руку в воздухе, продолжал наблюдать, как она двигается из стороны в сторону.

Наконец он опустил руки, закрыл глаза, чувствуя, как под ним вращается мир.

С земли поднималась грусть, заставая его врасплох.

– Почему, папа? – шёпотом спросил он, его голос был полон печали. – Почему?

Его отец, лёжа в земле в нескольких шагах, не мог ответить на этот старый вопрос.

– Он сбежал, – сказал Койл своему отцу. – Вот так, злой ты и старый чёрт. Он сбежал. Я не смог сбежать, но мой мальчик... он сбежал, папа. Сбежал хорошо и правильно, нашёл себе настоящего отца и всё такое. И знаешь что? Я рад. Это правильно. Он был хорошим ребёнком, и он заслуживает лучшего. Лучшего, чем я.

Его отец продолжал молчать.

Койл почувствовал, как из его глаз потекли слёзы.

Он не был хорошим. Он знал это. Никому не нужно было ему об этом говорить, ни маме, ни брату Гарольду в церкви Первого Баптиста, ни социальному работнику, ни судье, ни гомосексуальному приёмному отцу его сына, ни кому-либо другому. Он не был хорошим. Никогда не был. Что-то было поймано внутри него. Что-то было сломано, испорчено, не работало.

Он пытался, конечно же. Он хотел поступить правильно, но не смог. Он хотел верить, что может быть лучше, чем его отец, но это было не так. Просто не так. Не важно, что он делал. Не важно, как он старался. Всё, к чему он прикасался руками, превращалось в дерьмо. Так всегда было. Так всегда будет.

Но это было нормально. Когда у него съезжала крыша, это было нормально. Это было совершенно в норме.

Он не был плохим парнем. Разве был? Плохим, как его отец? Нет, решил он. Он не был таким плохим. Он не ходил по округе, затевая драки, неся чушь. Он плыл по течению. Казалось, он просто не мог собраться, вот и всё. Казалось, не мог найти работу. А когда находил, не мог выносить её скуку и монотонность. И когда ему приходил чек на зарплату, все получали по кусочку – коллекторы, его мама, дурацкое государство. Ему оставался только хрен. Недостаточно большой, чтобы подтереть зад.

Казалось, в жизни должно быть больше, чем один бесконечный день после другого на каком-то дерьмовом заводе, как в шиномонтажке, но этого не было. Не для такого, как он. Если бы у него было образование, может, было бы по-другому, но умные книги были для него за гранью. Слова плыли перед глазами. Математика была невозможной.

– Он сбежал, – снова сказал Койл своему отцу. – Ты больше не можешь причинить ему вред.

Легкий ветерок гулял по кладбищу, шелестя листьями на деревьях.

– Мой мальчик ушёл, – сказал он, обращаясь уже не к отцу, а просто разговаривая. – Мой маленький мальчик ушёл. Мой маленький мальчик свободен.