Знамена из Пепла (СИ) - Шкиль Виктория - Страница 57

Посол потупил взгляд. Сказал, глухо, будто через силу.

— Я не лгу друзьям…

— Милорды! — Бальфур встал между ними, голос его немного дрожал.— Что бы меж вами не произошло, это не причина для драки! Прошу вас...

Феранор долго молчал, отстранёно разглядывая Сандара. Наконец сказал.

— Извините, милорды, что-то мне стало нехорошо от водяного пара! Пойду на свежий воздух.

***

Он оделся, пристегнул к поясу меч и кинжал. На Душе было скверно. В памяти настырно всплывало одно и то же видение:

Заросший камышом и осокой берег, деревянная пристань, длинная лодка. Молодой лесовик, отталкивается длинным веслом, жадно пожирает глазами сидящих в лодке девиц. Те громко смеются, смотрятся в маленькие зеркала. Его Талиан сидит на самом носу, подогнув под себя ноги, поглаживает платье и поправляет прическу, искоса поглядывая на гребца и даже не смотрит в сторону берега, где её провожал Феранор...

Дверь конюшни хлопнула, отворяясь от пинка. Бегун радостно заржал увидев хозяина. Феранор подошёл к стойлу, десять ударов сердца он стоял, словно в раздумьях. Потом вдруг выхватил меч и рубанул по деревянной опоре. Сила удара была такова, что клинок вошёл в толстое бревно на три пальца и прочно застрял в нём.

За спиной тихо скрипнула дверь. По деревянному настилу конюшни протопали подкованные башмаки.

— Наступит день и я убью тебя, алв!

Сказано было на джаншухе, с таким характерным акцентом, что Феранор невольно подпрыгнул. Стремительно обернулся. Увидел. Плечистый орк, в серой кольчуге под жёлтой атраванской рубахой, остроконечном шлеме с куфией, загораживал выход.

Феранор почувствовал между лопатками лёгкий укол страха, который быстро перерос в бесшабашный азарт. Он инстинктивно дёрнул застрявший меч — тот сидел прочно — схватился за кинжал.

Орк спрятал руки за спину, показывая, что не желает драться.

Феранор крепче сжал рукоять стилета.

— Что тебе нужно?

— Говорить! — просто ответил орк.

Акцент у него просто ужасный.

— Так говори.

Говорить орк не спешил, а Феранор не торопил его. Некоторое время они оба напряжённо разглядывали друг друга. С улицы доносилась певучая речь бединов. Хозяин встречал новых гостей.

— Шрам на лице…— орк первым нарушил молчание.— Всё сходится.

В руке его появился золотой кругляш который он ловко метнул в Феранора. Тот непроизвольно его поймал. На ладони лежало золотое эльвенорское солнце в котором кто-то просверлил маленькую аккуратную дырочку.

— Две луны назад ты заплатил этой монетой двум kurvim. Подтверди!

— Возможно,— Феранор покрутил в пальцах монету, отбросил её в кучу навоза и с прищуром посмотрел на орка.

— Я узнал о твоём возвращении едва ты проехал ворота. Мои послухи следили за тобой,— голос орка немного изменился, худое пепельно-серое лицо приобрело плотоядное выражение.— Я ждал подходящей оказии, чтобы поговорить. Но я, думал, ты выше, думал, ты настоящий витязь, раз смог убить стольких воинов. А ты… ты просто молокосос!

Феранор почувствовал как щёки его начинает палить жар.

— Что тебе нужно? — он скрестил на груди руки, расправил плечи и вскинул подбородок, придав себе вид гордый и надменный.

— Ты убил моих воинов.

Феранор нахмурился, скрывая удивление. Он уже успел забыть о той драке.

— Ты — Глышак? — угадал он и холодно добавил, желая показать, что в курсе его договорённостей с шахом.— За каждого из них шах заплатил золотом. По законам твоего народа это отказ от мести.

— Да, я — Глышак. И кроме долга вождя есть ещё долг брата,— орк оскалил жёлтые зубы и рявкнул: — Убитые тобой — мои соплеменники!

— Ну, давай.— Феранор развёл руки, открывая грудь.— Я сейчас один и… (он покосился на застрявший меч) безоружен.

Дивно, но ему совсем не было страшно. Ну вот нисколечко. Наверное где-то на уровне подсознания верил, что сегодня ему погибнуть не суждено.

— Сейчас? Не-ет, мне не нужно убийство,— орк покачал головой.— Сразись со мной. Завтра, на перекрёстке.

— Тогда мне придётся тебя убить,— Феранор беззаботно улыбнулся.— А я обещал Митрасиру, больше не трогать твоё поганое племя.

Вожак холодно улыбнулся, если его жёлтый оскал вообще можно назвать улыбкой.

— Думаешь, что сможешь спрятаться от меня?— спросил он хрипло.— Не думай, не выйдет! Ты примешь вызов, или больше не вылезешь из своей дыры даже чтобы посрать. Будешь гадить под себя, а я буду смотреть, как за вашим забором вырастает гора!

Он повернулся, собравшись уходить.

— Не буду с тобой прощаться, алв со шрамом. Мы встретимся скоро.

[1] Непереводимое эльдарское восклицание, выражающее довольство.

[2] Для удобства читателя все меры переведены к их близким земным аналогам.

[3] Напоминаю, что луна это эльвенорская серебряная монета

Покинув бани Таллаки, Феранор ушёл в город, где бродил по пустым улочкам, ведя коня на поводу. Его терзали злость и обида. Обида за обманутое доверие того кого он считал другом. Как он вообще мог считать, что такой как Сандар будет дружить с таким как Феранор?! Он для него просто необычное знакомство, которым можно похвастаться перед истинными друзьями, такими же как он — сыновьями хранителей и сенешалей, приближенных к Благому Двору, кому с пелёнок уготовано место в Совете или алый плюмаж лактэллина.[1] Он им не ровня просто по рождению.

Его одолевали воспоминания. Вот дом Эрандилов, оранжерея с карликовыми деревьями, лорд Эрандил смотрит на него холодно насмешливо. Его обидные слова настойчиво звенят в ушах: «Лишь капитан... заняли его место… ваши сыновья, без возможности вырасти… у командиров свои дети...»

«Но почему? — вырвался из Души возмущённый вопль.— Почему ко мне так относятся?! В чём я хуже их?!»

Разве он не перворождённый? Или за приют не отплатил ещё его отец, когда в трудный час вместе с другими переселенцами встал на Сильванне, отбивая яростные атаки орков? Этот клочок суши, присвоивший себе великое имя устоял только благодаря им!

«Даже если ты останешься последним эльдаром на свете,— говорит ему нагой Сандар, весь блестящий от массажного масла и благовоний.— Он скорее отдаст дочь за Саффир-Шаха, чем за тебя!»

Феранор не понял когда ноги сами привели его в порт. Просто в один момент почувствовал запах морской соли и отбросов, плавающих на поверхности воды. Он огляделся. Безлюдный мол, кое-где освещённый фонарями горящих на кормах пришвартованных кораблей. Медовая луна медленно восходила над морем. Человеческие голоса доносились только из дальнего конца порта, где стояли рыбацкие суда. Нагие по пояс бединки шли в город, неся на головах корзины полные рыбы. За ними тащились, держась за края материнских юбок, малютки.

Феранор решил покинуть мол и вернуться в город, найти там духан и залить душевную боль крепким вином. Он вошёл в узкие кривые переулки, с приземистыми, обмазанными чёрным илом, халупами, щелями окон и неровными дырами входных отверстий, завешанных оборванными плесневелыми коврами. Построенные без всякого порядка, как выросшие на поляне грибы, они превращались в лабиринт. Не потеряться в нём мог только тот, кто родился и всю жизнь прожил в порту.

Какой-то человек, с кожей цвета копчёной грудинки, с подведёнными тушью глазами на обрюзгшем лице, попытался остановить его.

— Постой! — хватая за руку воскликнул он на джаншухе, взглянул Феранору в лицо и перешёл на талью, но благозвучие эльдарского языка искажалось грубым акцентом и мерзкой манерой атраванца причмокивать в конце каждой фразы.— Мира тебе, алялат! Ты, я вижу, из тех искателей удачи, которые посещают нашу страну в поисках богатства, славы и приключений. У меня есть, что предложить тебе…

Он отодвинул завесу своего логовища и в свете масляных ламп Феранор увидел десяток женщин, сидящих кружком на старых коврах. Капитан молча высвободил руку и пошёл дальше, но сводник не отставал. Думая, что не угодил его вкусу, он побежал следом, рекламируя свой товар. Так Феранор узнал, что его ийланки грациозны как дикие кошки, а шенази — юны и покорны. Видя, что клиент уходит, он повысил голос, докладывая, что у него даже есть девушки, белизной кожи и светлыми волосами похожие на алялаток….