Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 16

Схема дороги. Зеленым цветом - Военная Фламиниевая дорога, оранжевым - та дорога, которая существовала в начале XIV века.

========== Глава 10. У вас осталось десять дней ==========

— И хорошо, что милостью Господа всё благополучно завершилось, и мальчика удалось вернуть. Садись завтракать, — Фиданзола, приметив Джованни, остановившегося в дверном проёме, сразу захлопотала по хозяйству, снимая полотенца с лежащего на столе хлеба и головки сыра. Она поставила пустую глиняную кружку на стол, положила поверх тонкую ткань и налила свежего молока из ведра. — Я лучше тебе яйца пожарю, так быстрее будет. Пьетро уже давно проснулся и ждёт тебя. Нужно поторопиться! — она вновь заметалась по кухне.

— Не только мне, — ответил Джованни, продолжая сохранять спокойствие. — Халил и Али тоже не ели ничего со вчерашнего дня. Приготовь нам еду, мы сядем снаружи.

— Нино! О чём ты думаешь? — Фиданзола внезапно остановилась и возмущенно всплеснула руками. — Быстро поешь и пойдёте с Пьетро, а слуг твоих я потом накормлю.

— Мать, ты меня не поняла? — довольно холодно осадил ее Джованни, да так, что женщина, услышав его голос, изменилась в лице, испугавшись. — Я хочу принимать пищу снаружи за столом вместе с моими слугами. Да, яйца пожарь и разлей молоко по трём кружкам. А потом я хочу, чтобы вся моя семья собралась в одном месте, и я с вами поговорю.

— Нино, ты что, из-за мальчика обиделся? — догадалась Фиданзола и, охнув, прикрыла ладонью рот. — Мы же его вместе искали, тоже волновались! И ходили, всех соседей спрашивали. Откуда нам было знать? Это только твой дружок-грешник и содомит Луциано знакомства водит среди других грешников. Преступники, воры, разбойники и другие бесчестные люди не живут в нашем квартале.

— Мать, ты забылась! — жаркая кровь ударила Джованни в голову. Его лицо покраснело от гнева. — На чём это всё построено и чем оплачено! — он обвёл руками помещение кухни. Красноречиво указал на стол, на поленницу рядом с очагом. — На том самом грехе, о котором не говорят. Веришь, что сеньор Моцци из дружеских отношений к семье Мональдески содействовал моему вступлению в гильдию и предлагает работу? Я отдал ему Халила вместо себя, и синьор был весьма доволен оплатой нашей сделки. А возвращение Али? За помощь в этом деле я теперь должен осмотреть как лекарь анусы всех флорентийских шлюх. Неужели так сложно было проявить любовь и гостеприимство, просто взять мальчика за руку и отвести домой? Всё, — Джованни выдохнул, успокаивая бег своих рук, которыми изрядно поразмахивал в воздухе, жестами подкрепляя всплеск собственных эмоций и негодования. — Я ухожу!

— А как же Пьетро? — со всхлипом выдохнула Фиданзола. Она кинулась к сыну, собиравшемуся уже развернуться, обхватила за плечи и, почти опустившись на колени, со страстью зашептала: — Ты всегда был сильным, Нино! Независимым. То, что ты выживешь, у меня никогда не было сомнений. Но Стефано и Пьетро — твои младшие братья. Они совсем другие! Слабее. Я потеряла Стефано, теперь живу в страхе за Пьетро.

— Считай меня жестоким, считай меня неблагодарным и скверным сыном, но если ты продолжишь относиться к Пьетро как к изнеженному ребёнку, то потеряешь и его. Он всеми силами пытается доказать, что может все сделать сам. Райнерий уже давно это понял, но не ты. — Умоляющие глаза матери смягчали сердце, и Джованни становилось всё труднее себя сдерживать, разрываясь между жалостью и долгом. — В этот мой приезд мы так и не нашли время поговорить наедине. Жаль! Теперь я буду говорить с вами со всеми. Накорми меня и моих товарищей, а затем собери семью.

Под навесом было прохладно и тихо. Халил и Али сидели рядом на лавке за пустым столом, с полузакрытыми глазами, полностью погруженные в себя. Джованни сначала показалось, что они тайно молятся, но когда присел напротив, то оба его товарища единовременно взмахнули ресницами и будто отмерли, зашевелились.

— Моя мать сейчас всё принесёт. Подождём, — флорентиец положил руки на стол и рассмотрел свои ногти, которые уже отросли со времени визита в пизанскую баню. — Али, мне вновь потребуется твоя помощь, лицо тоже пора обрить, — он коснулся своей отросшей бороды.

— Как прикажете, синьор, — тихо ответил мальчик на италийском.

— Хорошо, — Джованни перешел на свой язык и улыбнулся, поймав одобрение своим словам во взгляде Халила. — Сейчас мы будем завтракать, потом я поговорю с семьёй. После этого мы все вместе пойдём, купим одежду и обувь. Посетим баню, вернёмся обратно, и я буду обучать вас двоих своему языку. Али, — он обратился к мальчику на мавританском, — пойми, когда я передал тебя в услужение своему брату, то это было сделано не потому, что ты мне стал не нужен, а затем, чтобы ты учил язык, названия предметов, слова, обозначающие действия. Я хочу, чтобы ты продолжил ему помогать. Тебе выделят отдельную комнату в доме.

— Зачем? — наивно спросил Али. — Я хочу жить с вами.

Халил что-то ему кратко сказал. Али смерил раба надменным взглядом и покачал головой. Джованни не понял.

— Как же вы в будущем собираетесь со-во-ку-пляться? — Али медленно произнёс последнее слово. — В том, первом городе, я вам не мешал! Нет уж! Поставьте мне кровать внизу, там, где я вас сегодня нашел. А лучше — отдайте мне кровать наверху, а сами идите вниз, раз уж вам там удобнее, — он довольно ухмыльнулся, с удовольствием разглядывая обескураженные лица своих товарищей.

Дверь раскрылась, и наружу вышла Фиданзола. Она принесла поджаренные яйца — кусочки белков и желтков, перемешанные вместе в большой глубокой тарелке, кашу в закрытой крышкой миске, хлеб и сыр. Потом быстро сбегала на кухню и вернулась, поставила перед каждым по полной кружке молока и удалилась, так и не проронив ни слова.

Появление матери позволило Джованни переварить услышанное, успокоить возмущение, всколыхнувшее изнутри, и понять, что Али это всё сказал не со злобы, а потому что привык добиваться своего, требуя к себе внимания или выторговывая лучшие условия у тех, кто, по его мнению, более слаб и мягок.

— Нет, Али, — спокойно отозвался Джованни. — Если хочешь спать в башне, то сам сделаешь себе удобное ложе. Мы тебе поможем, но основная работа на тебе. У Халила руки только начали восстанавливаться, а я… не буду чинить тебе препятствий в исполнении твоего желания. Понятно? — они с прищуром посмотрели друг на друга, и мальчику пришлось сдаться в этой игре. Его живот призывно забурчал, и Али схватился за хлеб, жадно набивая им рот и проталкивая пальцами внутрь.

— Какое счастье, мой синьор, вкушать одну пищу вместе с тобой за одним столом, — вкрадчиво произнёс Халил, весь исполненный скромности. Он откусывал кусочки от хлеба медленно, равномерно и не торопясь. Затем откладывал хлеб в сторону и принимался за сыр. Половину кружки молока он выпил в самом начале трапезы, вторую — сберёг до окончания. Джованни задержал взгляд на губах Халила: в уголках рта еще застыли отпечатки от белого пенистого ободка кружки, которые еще не были стёрты. Чувство, что его продолжают соблазнять, было приятным.

Яичную мешанину и кашу зачерпывали ложками из общей посуды, чуть солили щепотью и отправляли в рот. Через некоторое время Фиданзола вышла наружу и довольно сухо сообщила, что собрала всех за столом внутри харчевни. Джованни поднялся с места, оставляя своих спутников доскребать еду по стенкам кусками хлеба.

Отец делал вид, что не понимает, зачем его позвали и посадили во главе стола, сидевший справа от него Райнерий настороженно рассматривал Джованни, Пьетро, по левую руку, был явно расстроен, а Фиданзола стояла позади мужа, уткнув кулаки в бока, и имела весьма боевой настрой. Джованни занял предложенное место напротив отца.

— Я должен был давно вам сказать, — Джованни первым нарушил молчание, — я не останусь во Флоренции. Я уйду в Болонью на четвёртый день после праздника Воскресения Господня.

— Через десять дней? — удивился Райнерий-младший. — Мы думали, что ты вернулся надолго.

— Хвала Господу, что я вообще смог приехать! — Джованни вздохнул, и сердце его сжалось от скорби за ту заученную ложь, которую сейчас произносили уста. Это было и правдой, и неправдой, поэтому даже бдительной Фиданзоле не удалось бы уличить его в обмане. — Мой нынешний покровитель, имени которого вам не следует знать, оплачивает моё обучение и отсылает в Геную. Синьор Моцци тоже предлагал оплатить моё обучение, но мне пришлось поблагодарить его и отказать.