Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 26

— Кто это? Он не похож на святого отца! — воскликнула она.

— Это лекарь, — Лоренцо подтолкнул Джованни в спину. — Давай, осмотри его!

Внутри дома было тяжело дышать из-за спертого воздуха с примесью дыма, запаха свежего навоза, немытых тел, скисшего молока и еще чего-то необъяснимого, что напомнило Джованни парижские казематы, в которых держали рыцарей-тамплиеров.

Человек, к которому его привели, показался слишком молодым, с едва проросшими усами и бородой, сильно измождённым — то ли голодом, то ли постами. Он лихорадил, и до шеи был завернут в шерстяной плащ.

— Мне нужно его раздеть, — задумчиво проговорил флорентиец, вспоминая науку, что начинать нужно с прощупывания пульса и прослушивания биения сердца.

— Приступай! — мрачно бросил ему в спину похититель.

Джованни осторожно развернул плащ до самого пояса. Женщина напряженным взглядом следила за его действиями. Камиза на теле больного была грязной и порванной в нескольких местах. Флорентиец легко разорвал ее от ворота, обнажая плечи и грудь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за недуг придётся сегодня лечить. Юношу пытали на дыбе: вся грудь была в синяках, а вывихнутые суставы рук опухли из-за прилившей крови и телесных жидкостей. Джованни ощупал плечи своего больного, вспомнив многое из того, чему учил его Михаэлис. Еще было не поздно всё исправить.

— Налей в плошку чистой воды, — приказал он женщине.

Получив желаемое, флорентиец влил туда две капли заморского снадобья, что убирает боль. Затем напоил юношу, вложил в зубы кусок деревяшки, замотанной в тряпицу, и принялся вправлять суставы. Из глаз несчастного полились слёзы, он кричал, мотал головой, которую женщина придерживала руками, содрогался телом, но Джованни, упираясь ногой ему в подмышку, сначала вытянул одну руку, затем другую, и эти действия принесли некоторое облегчение. Юноша тяжело дышал, стонал, силясь открыть глаза.

— Снимай с него тряпьё и вымой тело, — приказал Джованни женщине, а сам повернулся к Лоренцо, который переживал сейчас сердечную боль не меньшую, наблюдая за страданиями. — У этого человека, скорее всего, сломаны ноги. Мне нужны толстые жерди или дощечки вот такой длины, — флорентиец показал руками размер, — и мне нужен табурет, чтобы сесть рядом с ложем: будет много работы. И еще мне нужно много ткани, чтобы порезать её на повязки.

Пока Лоренцо искал требуемое, а женщина бегала за водой, Джованни отложил плащ в сторону, разорвал остатки шоссов и ощупал обе ноги. В человеческом теле у ног достаточно сильные жилы. При растягивании первыми страдают мелкие мышцы, волокна рвутся, но суставы не выходят из сочленений. Ломаются головки у больших костей, что прилегают к коленным чашечкам, и от того человек на всю жизнь остаётся калекой, если неправильно срастить кости и не следить за силой мышц. Джованни спасло искусство Михаэлиса, а теперь ему самому выпал жребий сделать всё правильно, как тот учил. Пока женщина обмывала распухшие и синие от внутренних кровотечений ноги юноши, Джованни наложил ему уже на чистые плечи мазь, что осталась после лечения Халила. Снадобье кормчего со «Святого Януария» действовало быстро и чудесным образом, юноша успокоился и открыл глаза, поначалу что-то силился сказать, но Джованни приложил палец к его губам, призывая к молчанию и спокойствию.

Снаружи стемнело, и в селении зажгли факелы и лампады. Лоренцо вернулся и принёс то, о чём просил лекарь. Он накинул на вход плотную занавесь, чтобы не дать холодеющему воздуху проникнуть вовнутрь, вынул нож и немного поскоблил дощечки, чтобы они приобрели гладкость, и протянул флорентийцу.

— Синьор, — раздался отчаянный крик Халила.

Джованни от страха выпустил из рук дощечки, резко вскочил с табурета и бросился наружу, выхватывая меч из ножен. Рядом с их ослом и вещами никого не было. Сопротивляющихся Халила и Али крестьяне тащили прочь, накидывая верёвки на шею и связывая руки за спиной.

— Повесить нехристей! — раздавались голоса, а руководил всем этим непотребством незнакомый человек в чёрном плаще и кольчуге, сидящий на лошади.

— Что здесь происходит? — громко воскликнул Джованни. — Отпустите их немедленно!

Он краем глаза увидел, как из дома, поправляя расстегнутый акетон [3], выбежал Лоренцо.

— Мой синьор, постойте! — закричал он человеку на лошади, которого видно хорошо знал. — Это слуги лекаря!

Крестьяне остановились, но продолжали еще крепко держать своих пленников, ожидая новых решений своего хозяина.

— Лекаря? — с изумлением воскликнул тот, кого нарекли синьором, и медленно повернул голову, удивлённо посматривая то на разъяренного Джованни, поигрывающего мечом и готового вступить в бой, то на своего слугу. — Он жив? Тебе удалось?

— Да, мой синьор, вы не зря платите мне жалование! — Лоренцо стукнул себя кулаком по груди, подтверждая верность. — Сегодня ранним утром мы уже были в Каттурне. А Господь послал лекаря, уведя его туманом с главной дороги. Ваш сын, синьор Аттавиано, спасён!

— Что за славная новость! — на лице синьора промелькнула улыбка, но он постарался сдержать свои чувства. — Ради неё можно сегодня помиловать и язычников!

— Эй, синьор! — вступил в разговор Джованни. Страх давно прошел, но ярость не угасла. — Пусть и нет у меня замка и множества слуг, но ни один рыцарь не смеет обращаться так с другим рыцарем и его людьми, которым была обещана защита и безопасность. Пока вы щупаете чужих слуг, больному легче не становится. Прикажите своим людям их отпустить!

— Рыцаря? — недоверчиво повторил синьор Аттавиано, но всё же разглядел, что Джованни крепко держит меч в своей руке и еще имеет внутреннюю решимость бросить вызов, пусть и одет как простолюдин. — Хорошо! Потом поговорим. Отпустите!

Крестьяне, повинуясь жесту синьора Аттавиано, продолжающего сверлить хмурым взглядом Джованни, расступились и сняли верёвки с пленников. Флорентиец кивком головы показал, чтобы те встали позади него:

— Работа займёт больше времени, чем предполагалось. Мои слуги устали и голодны. Прикажите их накормить. А мне нужно больше тёплой воды и ткани для повязок, — Джованни убрал меч в ножны и повернулся к синьору Аттавиано спиной, возвращаясь обратно в дом. Халил и Али присели на пол возле очага. Их испуг еще не прошел: они мелко дрожали, прижимаясь друг к другу. Флорентиец склонился и обнял их, стараясь успокоить, нашептывал слова на мавританском, обещая, что никому не позволит причинить вред своим друзьям. Когда Али перестал шмыгать носом, а Халил растер по щекам последние слёзы, Джованни вернулся к лежанке и вновь ощупал левое колено своего подопечного, прилаживая кости. Женщина с беспокойством поглядела на него и решилась отомкнуть уста:

— Синьор Аттавиано здесь? Это его сын — Аверардо. Мой муж Лоренцо собрал людей и силой забрал его из замка Брайоли. Бедный… бедный, теперь он никогда не сможет ходить!

— Придержи язык, женщина! — внутрь дома чёрным вихрем ворвался синьор Аттавиано, снимая капюшон с головы. Рыцарь был темноволос, его борода уже была тронута сединой, лоб пересекали морщины, слишком заметные в свете лампады, а под глазами набрякли мешки. Сейчас он был больше похож на уставшего человека, который не спал несколько ночей, чем на сильного воина. Синьор Аттавиано склонился над сыном, ласково провел рукой, еще закованной в кожаную перчатку, по щеке. Затем резко вскинул голову и со злостью посмотрел в глаза Джованни. — Он без сознания! Умирает!

— Нет, спит, не ощущая боли, — лекарь выдержал испытывающий взгляд, замечая, как синьор Аттавиано понемногу успокаивается, возвращая себе рассудок.

***

[1] речь идёт о будущей Скарперии и будущей Фиренциоле, торговых городах, где была размещена администрация Флорентийской республики, но это всё в будущем.

[2] если обращать внимание на географию, то после перевала Ратикоза Джованни с товарищами пошли другой дорогой. По основной дороге: современное шоссе идёт влево, огибая горы (внизу долина), через Филигаре (Филенга) и Монгидоро (Scaricalasino), а наши герои пошли вправо, огибая ту же долину, но с другой стороны. Потом осел увлёк их вниз. Они вышли обратно на нужную тропу, но должны были пойти по ней влево и тогда вернулись бы на дорогу в Филигаре, а взяли направление вправо, решив, что их «правильная» дорога идёт вдоль холма. Поэтому они начали уклоняться в сторону Frassinetta. Если бы не было тумана, то они легко определили бы, что ошиблись.