Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 33

— У меня нет выбора, синьора, — устало ответил Джованни и покорно склонил голову, изучая взглядом еле различимый в сгустившейся темноте пол, сложенный из крепких глиняных плиток [1] и прикрытый плетёными циновками. И тут его внезапно озарила идея, которая могла бы разрешить некоторые тяжелые сомнения, что мучили флорентийца, когда он представлял удивлённое лицо Мигеля Мануэля, обнаруживающего на пороге своего дома не одного, а сразу трёх нежелательных гостей. — Вы сказали, что у вас там есть дом. Я могу остановиться в нём со своими слугами в качестве платы за лечение Аверардо?

— Договорились! — кивнула донна Анжела, всем своим видом показывая, что их разговор подходит к концу. — Завтра утром получите письма в Болонью и крытую повозку для моего племянника, чтобы он не сильно страдал в пути. Вам со слугой подготовили комнату в пристройке: как выйдете на крыльцо, со стороны колодца. Разбужу рано. Поторопитесь, чтобы к вечеру быть уже в Болонье.

Джованни в одиночестве спустился во двор. Солнце только зашло, поэтому еще светлое небо было наполнено множеством ярких красок. Высокие входные двери, похожие на оконные ставни, в середине пристройки были приоткрыты, а на пороге разлита вода. Флорентиец улыбнулся, предвкушая, что впереди его ждёт желанное лекарство для натруженных мышц. Всё-таки хозяйка не обманула: их здесь принимали как добрых гостей.

После вечерней прохлады Джованни окатило волной горячего воздуха. Внутри было жарко натоплено, и захотелось разом скинуть всю одежду. Воду для мытья две служанки донны Анжелы грели на специально разожженном для этой цели очаге, разгораживающем пространство на большую переднюю комнату и заднюю. Двойные двери-ставни запирались изнутри. В первой комнате было единственное окно, а в той, что служила спальней, два маленьких окна располагались почти над потолком и выходили на противоположную сторону дома.

***

[1] перекрытия в сельских домах (иногда) делались так: каменные стены, в нишах закреплялись толстые деревянные поперечные балки, а между ними укладывалась глиняная плитка по типу кирпичей, но широкая и более уплощенная.

========== Глава 10. С четвертого дня на пятый ==========

Глазам Джованни предстало приятное зрелище: две молодые женщины лили горячую воду в большую глубокую лохань, обтянутую светлыми холстинами. Пар поднимался вверх, к выбеленному потолочному своду, удерживаясь на темных поперечных балках большими каплями. Посередине был вбит крюк, на котором цепью крепился железный обод для лампад, залитый воском, его можно было опускать и поднимать на шнуре, конец которого привязывался к еще одному крюку в стене дома. Сейчас там горело три больших толстых свечи.

Джованни высвободил застёжки своего плаща, оставил его лежащим на лавке у входа, рядом положил свою сумку со снадобьями, подошел к краю лохани и тронул пальцами воду — она была слишком горячей, чтобы без последствий опустить в неё уставшее тело.

— Нужно добавить холодной, — задумчиво произнёс он, встречаясь с недоуменными взглядами служанок. Девушки неожиданно весело переглянулись и хохотнули в кулачки, будто о чём-то уже толковали раньше и знали некий секрет.

— Пока разденетесь — успеет остыть, синьор! — живо откликнулась одна из них, более симпатичная, на вкус Джованни. Девушка приблизилась к нему, умело справилась с пряжкой на его поясе и принялась помогать снимать верхнюю тунику. — Вы как вымоетесь, то оставьте всё как есть, мы завтра придём и приберём. Мы не ночуем в доме, мадонна Анжела нас нанимает. Уже стемнело, а нам еще нужно до города дойти.

От женщины пахло розовым маслом, ее пальцы скользили по ткани одежд, оставляя невидимые следы, словно метили. Взгляд игриво гулял то вправо, то влево, покрасневшие щеки выдавали смущение, но не стыдливость, на которую обычно указывает невинность мыслей.

На скрип несмазанных петель входной двери из темноты дальней комнаты вышел заспанный Халил, протер пальцами слезящиеся глаза, прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. На нём была одна лишь исподняя камиза, не прикрывавшая колен. Волосы в беспорядке разбросаны по плечам. Восточный раб стоял босиком на каменном полу, наполовину скрытый тенью от очага, а когда повернул лицо к свету, то на его щеке стал явственно различим тёмный след, оставленный жестким узором порывала кровати. Флорентиец кивнул Халилу и потерялся в собственных ощущениях: красота тела «его кормчего», пусть и занавешенная бесформенной тканью, была притягательна для внутреннего взора, и в то же время — прикосновения чужих пальцев к коже на бедрах, где располагались завязки шосс, обостряли телесные переживания.

Джованни не позволил девушке продолжить его раздевать: обнял за плечи и не дал опуститься перед собой на колени.

— Значит, мы тут почти одни? — медленно проговорил Джованни, приветливо улыбаясь и продолжая обычный разговор. Девушка постоянно непроизвольно трогала косынку на голове и явно не хотела уходить.

— Ну да! Как синьор Пандольфо почил с миром, мадонна Анжела осталась одна с детьми, — продолжила щебетать служанка, поглядывая то на Джованни, то на Халила, хотя «сарацин» явно её и пугал, и одновременно притягивал своей необычной внешностью. — Брата своего отправила восвояси, сама хозяйством занялась. Старший сын ее, Гвидуччо, учится в университете в Болонье, а младший, Бертолаччо — при епископе в Лояно. Работы у нее много, хотя почти все земли она сдала в аренду, но держит сыроварню и ещё — откармливает лучших на всю округу гусей!

— Вот балаболка! — в сердцах воскликнула её подруга, постарше и менее улыбчивая. Она взяла в охапку их плащи и прижала к груди, намереваясь уходить. — Не сможем мы тут остаться: вся деревня знает, что к мадонне Анжеле гости приехали, а муж твой вот-вот должен вернуться!

— А если я завтра на рассвете приду, впустишь? — не унималась девица, заглядывая в глаза и продолжая ласково поглаживать бока флорентийца, прижимаясь к нему телом, которое отвечало само по себе, наливаясь упругой силой, не считаясь с доводами разума.

Джованни почувствовал как струйка холодного пота стекает у него по спине: ко всему, что с ними приключилось по дороге, не хватало еще добавить любовную интрижку и ревнивого мужа со всей ронкастальдской роднёй. Тогда уже точно — не видать им Болоньи! Он облизнул пересохшие губы. Наклонился игриво и чуть тронул ими край малинового от возбуждения уха девушки:

— Дай мне денёк, чтобы прийти в себя с дороги! Я четвёртую ночь почти без сна. А то будешь потом сокрушаться, что мы, флорентийцы, ни на что не годны.

Девушка еще больше зарделась и размякла, вслушиваясь в горячечный шепот, что теперь, едва касаясь, щекотал чувствительную кожу на ее шее. Однако опомнившись, решила не терять времени даром: заставила потешиться и переплестись языками. Для неё незнакомый и явно знатный флорентиец был красив телом, толк в поцелуях знал — всем на зависть, не то что занятые своими делами хмурые торговцы, которым дело было лишь до бесплатного ночлега и ужина! Они быстро наедались, вяло целовали, задирали юбку и после короткого времени фрикций считали, что полностью расплатились и еще доложили сверх. Если бы не завистливая подруга, то всё сложилось бы: вторая девушка начала тянуть за руки и жаловаться, что боится темноты.

Двери за женщинами запирал Халил, медленно передвигал несмазанные железные засовы, проверял их крепость, долго не поворачивался, так что Джованни успел спустить с бёдер шоссы, развязать пояс на брэ и снять камизу. Он мазнул взглядом по восточному рабу, только искренне удивился, что силы совершенно того оставили, да так, что Халил только и ищет, к чему прислониться спиной.

Вода была горячей, но к ней можно было быстро привыкнуть. Джованни с наслаждением погрузился в лохань, вода достала почти до середины груди. Блаженно прикрыл глаза и понял, что чего-то не хватает. В комнате было слишком тихо: чуть потрескивали угли очага, капала вода с потолка, за окном пели сверчки.

— Халил! — Восточный раб приподнял голову, посмотрел на флорентийца усталым и отрешенным взглядом. — Иди ко мне!