Медвежья волхва (СИ) - Счастная Елена - Страница 13

Ведана потянула медленно сбитень из кружки. И вдруг прислушалась к чему-то, хоть Медведь ничего особого не услышал. Насторожилась, не говоря ни слова, повернулась к окну, уже плотно закрытому, но ещё пропускающему слабые звуки, которые не давали забыть о том, какая пурга сейчас хозяйничает во всей округе Беглицы.

— Дышать нечем, — вдруг проговорила она торопливо. — Открой.

И метнулась к окну, вцепилась в волок, дёргая его с бестолковым упорством.

Медведь бросился за ней, успел придержать, чтобы не сильно ударилась о пол, падая на колени. Едва сумел оторвать её пальцы от волока и открыл его сам. Немного, чтобы не сильно мело в него. Но волхва рванула задвижку до упора и выставила наружу лицо едва не полностью, жадно глотая холодный воздух вместе со снежинками, что метались на ветру, в неистовых плясках Стрибожьих внуков.

И стало страшно: а Медведь мало чего боялся в своей жизни. Но сейчас он не понимал, что происходит, не знал, что делать, и не мог добиться ответа от Веданы, которая сидела, чуть откинув голову. И ледяные потоки лизали её влажную шею, качали слегка растрёпанные волосы у висков. Медведь сходил за одеялом и вновь укутал её плечи. Сунул руки под него, обхватывая волхву, прижимая к себе: а вдруг кинуться из окна вздумает? Пролезет легко даже в небольшой проём, ведь хрупкая такая, словно мирты её не кормили толком у себя. Не ушибётся, конечно, да мало ли что…

И Ведана помалу расслабилась в его руках. Откинулась спиной ему на грудь, отстранившись от окна.

— Прости, — шепнула.

— За что? — он улыбнулся ей в затылок, задыхаясь от желания распустить её волосы и погрузиться в них обеими горстями.

— За то, что напугала, — она накрыла его руки своими и чуть надавила, заставляя скользнуть ладонью по оголённой коже, ощущая звенящую остроту её — не тепло, не мягкость — а напряжение, словно она была натянута на кудес.

— Всё хорошо, — Медведь прикрыл глаза, когда особо юркий порыв ветра ворвался в беспощадно открытое окно и ударил в лицо.

А Ведана всё дышала глубоко и вынуждала касаться себя на самой грани. Когда спустишь ладонь ещё немного — и ощутишь мягкую округлость груди с упругим камешком соска под тканью.

— Завтра я проверю, пропали следы Забвения или нет, — заговорила она о другом, уже помалу приходя в себя, но ещё не двигаясь с места. — Сегодня ещё рано. Но, кажется, я смогла закрыть брешь, что ещё оставалась здесь.

— Хорошо. Хорошо… — повторил Медведь.

И тут она задрожала, наконец-то замёрзнув. Он оттащил волхву подальше от окна, усадил едва не под бок печи, продолжая держать в тисках собственных рук. Так они посидели неведомо сколько — и Медведь чувствовал себя единственной опорой, за которую держится Ведана, чтобы не упасть в непостижимую для него бездну. И он готов был этой опорой сколько угодно. Лишь бы чувствовать, как бьётся её сердце под тонкой кожей, в хрупкой клетке рёбер — почти в его ладони.

Но сквозь несмолкающий голос вьюги и почти ощутимый скрип ползущих по небу туч донёсся до притуплённого слуха топот в сенях. Громкие голоса нескольких мужчин. Медведь встал, отпуская Ведану, повернулся к нежданным в такую непогоду гостям. И натолкнулся сразу на несколько сумрачных взглядов, одним из которых был взгляд старейшины Видослава.

Он был вместе с братом своим младшим Яром, который, ещё не успев семьёй своей обзавестись, всё бегал за старшим собачонкой. Видать, науку впитывал. И был тут сын его средний, детина крепкий, хоть ещё и молодой, всего на одну зиму Крижаны старше. Они все обвели взглядами избу и остановились, как один, на Ведане, что сидела у печи, силясь скорее прикрыть оголённые плечи одеялом. Вид такой, что мужи, верно, себе уже много неверного подумать успели, да Медведю, признаться, всё равно было. Но Видослав всё ж удивил. Быстро прошёл через избу и остановился возле волхвы. Дёрнул вниз край одеяла и брови вскинул, как узнал, что та всё ж одета.

— Ты чего творишь? — Медведь поймал его за грудки.

Оттолкнул вовсе не почтительно. Не так надо бы со старейшиной обращаться. Не так разговаривать, да тот сейчас и сам мало на умудрённого мужа походил. Скорее на мальца, осерчавшего от пренебрежения.

— Я знать хочу, что вы тут творите, — осклабился Видослав. А молодчики его тоже вглубь дома двинулись, угрожающе переговариваясь и явно собираясь и напасть, если придётся.

— А я знать хочу, чего это ты в мой дом заявился так, словно я у тебя украл что, — не поспешил с ответом Медведь.

Ведана попыталась было подняться с лавки, но он ладонь чуть приподнял, останавливая её. Пусть сидит, сил набирается и не тревожится ни о чём. И уж всё, что старейшина ему сказать хочет, вовсе не ей выслушивать. Потому Медведь подхватил мужика под локоть и силой повёл обратно в сени.

— Теперь говори по порядку, чего пришёл? — он встал к Видославу близко, давя его так явственно собственной неожиданно возросшей внутренней силой так, что тот едва не приседал. — Если снова Крижану передо мной нахваливать и нарочно её мне в руки пихать, то оно мне не надо вовсе. Не собираюсь я покамест никого в жёны брать. И за меня то решать не нужно.

— Что она делает в твоей избе? — не стал говорить о дочери Видослав. — Какие обряды творит?

— Она делает то, что нужно. И на благо нам всем.

Но Медведь смолк, невольно задумавшись, откуда старейшина знает, что она и впрямь некую волшбу здесь творила. Не мог же он просто почуять: никогда Видослав даже жрецом не был. Не волховал. Кому даётся умение и право такое богами, а кому и нет — и в том ничего зазорного.

— Я всё больше думаю, что надо отправить её туда, откуда она пришла, Медведь, — на удивление доверительно и спокойно поведал Видослав. Но только взгляды родичей его, что вывалились в сени следом, остались столь же неприветливыми. — Мы голос какого-то зверя слышали вкруг избы. И шаги. А после у нас бычок молодой в сарае точно взбесился. Проломил дверь и убёг в лес. Только и видели его. Как хотели нагнать — не смогли. Теперь будет волкам пожива. И у соседей, у Ратмичей, то же самое стряслось: до сих пор где-то в округе бродят, корову свою ищут. Кабы сами не сгинули.

И как бы ни пытался Медведь себя в том убедить, что не могла быть Ведана виной тому, что случилось, не могла она недобрую силу какую вновь из Забвения вытянуть, а всё равно кольнуло сомнением так, что захотелось руку к груди прижать. Там, где толкнулось остриём беспокойство и разочарование даже. Пока отдалённое, но нарастающее.

— Не говори ерунды, Видослав, — всё же проговорил он, задавив в себе первый всплеск недоверия к волхве. — Ведана вместе с Младой ото многих бед нас уберегли. Многим пожертвовали и многое пережили, чтобы найти тот путь, что их ждал. И сейчас она хочет найти то, что не даёт нам покоя. Что угрожает нам. А вы пытаетесь её обвинить, только пустив в Беглицу.

— Ты слышишь себя, Медведь? — воскликнул старейшина, делая шаг к нему. Махнул рукой в сторону двери, за которой сидела сейчас Ведана и, верно, слышала, если не всё, то многое. — Она что же, тебе сразу голову задурманила? От того только больше подумать можно, что ведьма она. Что Забвение это, с которым она соприкасается, чернит её душу.

— Ты и меня зацепить своим гневом хочешь? Не мели чепухи!

И, кажется, Медведь с места не двинулся, а сын и брат Видослава сомкнули тиски своего надзора с обеих сторон, угрожая. Да он-то как раз разума ещё не лишился. И как втолковать это тем, кто пытается виновных хоть где-то найти? Хоть в пришлой волхве, хоть в своём же сородиче.

— А что ж ты сидишь с ней обжимаешься? — недобро усмехнулся Видослав. — Уж, верно, успела она тебя и на ложе затащить, чтобы послушнее был?

— Она силы потратила, когда мой дом защитить пыталась от того, что ещё осталось в нём с того дня, — сам себе удивляясь, спокойно возразил Медведь, хоть и клокотало, бурлило всё в груди негодованием. И за всплеском подозрительности вдруг пришла уверенность, что Ведана всё ж права. — Она ещё много сил потратит, чтобы ни бычки твои больше из сараев не сбегали. Ни дочь твоя, не дай Макошь, вдруг не повстречала на улице то, что её не пощадит. Чтобы за околицу мы выйти могли спокойно.