Медвежья волхва (СИ) - Счастная Елена - Страница 9

— Точно всё хорошо? Или вернёмся?

А она ответить почему-то сразу не смогла, глядя в его глаза, тёмные всегда, а вот теперь, на зимнем холодном свету, скорее отсвечивающие старой бронзой. Медведь нахмурился, внимательно осматривая её лицо, которое, кажется, и замёрзло, но вот вдруг загорелось: то ли от снега, то ли ещё от чего. Он качнулся вперёд и накрыл почти онемевшие губы Веданы своими — отчего-то горячими, словно не морозная зима кругом, а самое жаркое лето. Она вдохнула носом, на миг растерявшись. А пока мешкала, острый порыв, что как будто из глубин тела всплеснулся, уже заставил её ответить. Раскрыться навстречу, жадно глотая согревающее дыхание. Она вцепилась в ворот кожуха Медведя, потянула на себя, а в следующий миг будто твёрдым холодным комком в висок ударило. Отшатнулась, толкнув старосту прочь, едва снова на спину не завалилась, да он держал, оказывается.

Он замер, тяжко дыша – и в глазах его стояла дымка разогретая, словно пар в бане. И сам, верно, не понял, как такое случилось. Но Ведана догадывалась, конечно. Кто ж не знал, что в своё время Медведь сильно к Младе прикипел. И подначивали его за то, что постоянно рядом с ней отирается, и гнала она его не раз — а он упорствовал всё, пока не понял, что другой муж её душу наполняет. Тогда только в сторону отошёл: хватило разума. И то, что толкнуло его навстречу ей сейчас, скорее просто поднялось из памяти.

— Прости, — буркнул Медведь, вставая.

Оправдываться не стал, объяснять тоже — да и зачем? Ведана промолчала и схватилась за протянутую ей руку. Он тащил её наверх всю дорогу, ни разу не отпустил, не позволил скатиться обратно. Нашлось и очелье, что висело, покачиваясь, зацепившись за ветку. А Ведана, надевая его снова, тронула кончиками пальцев царапину на виске, которую от холода, сковавшего кожу, даже и не почувствовала сначала. И крови тоже не оказалось. Она прикрыла её краем платка, чтобы не показать Медведю, и они, совсем отряхнувшись от снега и оправившись, пошли дальше.

Теперь Ведана была осторожнее: от старосты старалась не отставать и смотрела под ноги гораздо усерднее. Скоро тропка свернула и начала сползать в низину, растворяясь. Проступили сквозь снег тёмные пятна подмёрзшего болотца. Но дорожки тут никакой особой не было: знай смотри, чтобы ноги не промочить. Лес кругом снова стал гуще и старше, видно, это был след совсем старого земного провала, уже давно оплывшего и заросшего. Но рядом с ним иногда случались и другие.

И Ведана хотела уж спросить, долго ли ещё идти, как увидела, что нет. Между вздымающихся в человеческий рост земялных покатых стен стоял чур Велеса, очень старый, потемневший и рассохшийся, особенно сильно у верхушки. Едва обозначенный в руках его посох казался просто трещиной на теле обтёсанного когда-то очень давно ствола. Глаза бога под клыками, спускающимися к бровям из пасти медвежьей шкуры, что была надета на его голову, смотрели не строго, а спокойно и мудро. Ведь он многие десятки лет стоял тут и глядел в гущину леса, в самые его глубины, видя то, что человеку неведомо.

Медведь замедлил шаг, вцепившись взглядом в изваяние Велеса, и постепенно остановился, чуть склонив голову. Негромко он обратился к покровителю и поклонился. Заговорил размеренно, явно ведая, что делает и в каком особом порядке делать это надобно. И всё это время Ведана просто стояла за его спиной и наблюдала за каждым его движением, прислушивалась к каждому слову и повторяла их про себя. Казалось, староста разговаривает с самым древним пращуром, наполняясь особым чувством, словно не с богом, многомудрым и древним, а пращуром, которого не видел никогда, но с которым ощущает прочную связь. Многие старейшины в общинах были ещё и волхвами, но сам Медведь таковым ещё не стал. Может, и ждал его этот путь дальше, как наберётся он возраста и жизни побольше насмотрится — но и сейчас он вознёс славление богу правильно и почтительно, испросил разрешения провести обряды все, которые Ведана, гостья на этих землях, но жрица, уже давно говорящая с богом-мудрецом, посчитает нужными. Слушать бы его и слушать, чувствуя, как растекается в груди прохладным молоком то самое чувство, что однажды познав, уже не забудешь никогда: знание, что тебя видят и слышат. И пусть деревянные губы чура не могут шевельнуться, отвечая, а особый слух, то ли сердечный, то ли душевный, всё одно улавливает его голос.

Ведена приблизилась медленно, легонько содрогаясь, но не от холода, а от ощутимых отзвуков, которыми отдавались слова Медведя внутри. Она положила ладони ему на плечи и замерла, затаив дыхание, как он смолк. Так они постояли ещё немного. Медведь: слегка подняв голову к кронам сосен, а Ведана — уперевшись лбом в его широченную спину и ловя каждый его вдох и выдох.

— Я думала, что ты с Перуном ближе, — улыбнулась она, как Медведь наконец отмер и повернулся к ней. — После стольких лет в дружине…

Ладони соскользнули с плеч его, и Ведана схватилась за ворот своего кожуха, на миг растерявшись, куда их теперь деть — словно там им и было самое место, другого не надо.

— С Перуном у нас особые разговоры, — староста опустил взгляд на свёрток с требами у себя в руках. — Сейчас я с ним больше о дождях говорю, чем о битвах.

Ведана кивнула, понимая, и протянула руку. Тяжёленький горшочек, кажется, с зерном, ещё один — поменьше — с мёдом — то, что нужно для Велеса, что трудом своим добыто и хранит силу человеческую, душу его. Они с Медведем пару мгновений вместе держали требы, соприкасаясь пальцами и взглядами, а после он отпустил. И пока Ведана обходила святилище, теперь сама обращаясь к богу-мудрецу, прося сил для соприкосновения с возможной тьмой, что ещё осталась в Беглице, для борьбы с ней — Медведь стоял позади неё, наблюдая и оберегая будто.

И чем больше Ведана погружалась в то смутное состояние, когда уже не чуешь границ собственного тела и разума, сплетаясь с волей Велеса, что пронзала и оплетала, будто нити паутины, всё вокруг — тем явственнее она ощущала древнюю сущность Медведя, заключённую в его крови. И та словно поднималась от земли буйным всходом, который пробивает толстую сухую корку в стремлении увидеть наконец свет Дажьбожьего ока. И кажется, то же самое чувствовал сам Медведь, потому как сердце его билось всё быстрее с каждым разом, как Ведана проходила мимо него и едва касалась взглядом. А дыхание его разворачивалось шире в необъятной груди. Земля шаталась под его ногами, проверяя на прочность, как вековой дуб — и в какой-то миг страшно стало, что не выдержит он всего и зря пришёл сюда: надо было звать волхва.

Ведана возложила оба горшочка на каменный требный стол, что стоял перед ликом Велеса, и подняла к нему взгляд. А после повернулась к Медведю, странно бледному, будто увидел он нечто, что никогда в своей жизни не встречал. Что и осознать пока не мог. А может, и до сих пор видел, глядя куда-то мимо, в прозрачную снежную чащу, что бросала через капище насквозь обрывки ветра. Ведана подошла к старосте и обхватила его лицо руками.

— Слышишь меня? — встряхнула.

И ещё раз — лишь тогда Медведь посмотрел на неё. Уверенно и веско легли его руки на талию.

— Я всё понять хочу, Ведана, — проговорил он хрипло. — Зачем ты появилась здесь на самом деле?

— Чтобы помочь.

Она спустила руки ему на грудь И сердце сильное ударилось в ладонь даже сквозь надёжную стену мышц и кожуха.

— Кому?

— Тому, кто помощи захочет, — она помолчала. — И себе, наверное, тоже.

На лицо упали первые крупные снежинки. Ведана и Медведь одновременно подняли головы к небу: надо же, пока были здесь, не заметили, как заволокло его белёсой дымкой, что всё густела и густела, превращаясь в круглобокие облака. И они теперь темнели с востока, наступая на капище, опускаясь к верхушкам сосен, почти касаясь их и путаясь самыми краешками в их ветках. С каждым мигом снег сыпал всё быстрее и яростнее, пронёсся над землёй сильный порыв ветра, скрылся где-то в чаще с другой стороны, но потянуло между деревьев колючим зябким холодком увереннее — и по спине пробежал лёгкий озноб предчувствия непогоды.