Счастье для начинающих - Сэнтер Кэтрин - Страница 10

– Но где развитие характеров персонажей?

– Вот что тебя смущает? – спросила я. – Нет развития характеров персонажей?

Джи-Джи кивнула.

– Ну и еще кое-что. Конечно, меня можно счесть очень старомодной, но я не в восторге от кнутов и кожаных передников.

– Ваш книжный клуб читает садомазохистский роман? – спросила я.

– В чосеровском духе? – удивленно добавил Джейк.

Джи-Джи кивнула.

– Именно я его выбрала! Признаю, мне было любопытно. Но теперь, когда я прочитала его, я чувствую себя занудой. Просто мне кажется, что в мире и без того достаточно боли и слишком уж мало удовольствия. Наверное, когда у тебя камни в почках, поливание сосков расплавленным воском кажется гораздо менее привлекательным.

В конечном итоге она изложила нам весь сюжет целиком – не могу сказать, что он был слишком уж захватывающим. Особенно странно было слышать слова «кляп» и «бондаж» из уст моей утонченной бабушки. Незаметно подкралась полночь. Джи-Джи оставила нас в коридоре, направившись в хозяйскую спальню со словами:

– Не будите меня утром. Я собираюсь спать допоздна.

Джейк последовал за мной до двери моей спальни – мимо двери комнаты Дункана, где ему предстояло спать. Взявшись за дверную ручку, я помедлила. Что-то в этом мгновении – невзирая на излишнюю близость за этот проведенный вместе день – меня взволновало. Точно он проводил меня домой после свидания.

Я ожидала, что он скажет что-нибудь дерзкое, например «Ты все еще должна мне поцелуй», но нет. Он едва заметно подался ко мне, словно ему хотелось что-то сказать, но промолчал. У меня было такое ощущение, что я на грани поцелуев – то есть если бы я захотела, он бы меня поцеловал. Но у меня было время подумать и понять, что это, пожалуй, не самая удачная мысль. А без какого-либо поощрения с моей стороны у него не хватало смелости. Я была и оставалась тут взрослой. Особенно в доме Джи-Джи, где мы так долго играли роли недотроги и нетронутого, он не мог решиться на тот или иной шаг.

Поэтому я решила за него.

Я протянула ему для пожатия руку.

– Спокойной ночи, – сказала я.

Он перевел взгляд с моей руки на лицо:

– Правда?

Я пожала плечами.

Он взял мою руку, но не пожал ее, а просто задержал на секунду, повернул боком, словно чтобы рассмотреть. Я затаила дыхание.

Когда он ее отпустил, мне пришлось сказать что-то, чтобы скрыть волнение.

– Поставишь будильник Дункана на пять? – попросила я. – Мой сломался.

– На пять утра?

– Завтра долгий день.

Он не стал спорить.

– Ладно, – сказал он. – На пять, так на пять.

Потом он повернулся и ушел, чтобы лечь спать в спальне моего брата, которая выглядела в точности так же, как всегда. Плакаты с грудастыми подавальщицами пива все еще висели по стенам, большую часть стола все еще занимала коллекция крышек, а у окна все еще стоял террариум с засохшими растениями. Вот где Джейк провел большую часть старших классов. Это здесь парочка пыталась соорудить гильотину из палочек от леденцов, делала гипсовые слепки ног и писала собственную видеоигру про каннибалов под названием «ПироМир». Они пытались разводить дождевой лес в шкафу Дункана и проводили бесконечные эксперименты с сухим льдом. Ах да, и нельзя забывать, как целое лето они провели за попытками построить рабочую точную копию робота «Ар2Д3» из «Звездных войн» – из мусорного ведра, разобранной газонокосилки и старого компьютера.

Глядя, как Джейк переступает порог, я вспомнила, кто передо мной. Прежний Джейк вернулся и почти стер из памяти мужчину, которому я едва не позволила меня поцеловать. Дверь со щелчком закрылась, и я отвернулась с ощущением, что едва-едва избежала катастрофы. Вот тогда-то я и закрыла дверь моей спальни на задвижку. Давайте не усложнять. Я буду спать у себя, а Джейк – в комнате Дункана. Там, где ему и место.

Мы пяти минут не проехали, как Джейк сказал:

– Наверное, нам надо поговорить о вчерашнем.

– Ой! – Я обеими руками вцепилась в рулевое колесо. – Надо ли?

– Давай обсудим.

– А давай без давай.

– Просто я должен сказать, что не буду настаивать на обещании.

Это привлекло мое внимание.

– Не будешь?

– Не буду. Пари отменяется.

– Отлично, – сказала я, испытывая странное разочарование. – Хорошо.

– Отлично, – согласился он. – Тогда не о чем говорить.

– Так, собственно, и есть. Не о чем говорить.

После мы говорили вот о чем: о пончиках, «Криминальном чтиве», самых лучших празднованиях дня рождения, какие у нас были, о скрытых талантах, о летающих тарелках, о путешествиях во времени, о том, изначально ли привлекает политика негодяев или по ходу дела превращает в негодяев нормальных людей, о странах, где нам хотелось бы побывать, о том, дышат ли киты, когда спят в океане, о детских страхах, о том, как готовить энчиладос, о том, кто лучше, кошки или собаки, и о глобальном потеплении.

Вот о чем мы не говорили: о вине, которое выпили, о влюбленности, в которой признался Джейк, и о том, как едва не поцеловались.

Поначалу я решила, что мы об этом не говорим, потому что это так важно. Но по мере того, как день клонился к вечеру и Джейк рассказывал про великий роман своего отца-шотландца и своей матери родом из Техаса, про свои любимые книги («Властелин колец» и «Одинокий Голубь» ² и про свою дипломную работу о шокирующе откровенных любовных письмах Натаниэля Готорна к жене Софии (ей целые абзацы пришлось вырезать ножницами), я стала задаваться вопросом – а вдруг это все-таки важно. А может, и нет, вдруг он только ловко создавал видимость. А может, для его поколения поцелуи – совсем не то, что для моего.

И ведь мы даже не целовались!

Но он хотел. Или, по крайней мере, я думала, что он хотел. Вполне возможно, это я хотела. В том-то и заключалась проблема: я записалась на программу «ГТВ», чтобы стать лучшей версией себя, – и откатилась назад. За каких-то двадцать четыре часа белый стих моей жизни, который я надеялась преобразовать во что-то вроде хайку о природе с элементами фильмов о Чаке Норрисе, превратился в нелепый рефрен: «Я ему нравлюсь? О боже!» А суть-то похода не в этом. Когда Дункан впервые упомянул про программы выживания, я планировала поездку в Париж. Я отказалась от Парижа ради мудрости дикой природы. Но сейчас я очутилась не в Париже и не в дикой природе. А в старших классах школы.

Чем дольше мы ехали, тем больше я понимала, что мне надо обзавестись к нему иммунитетом. Начиная с сего момента. Я не просто откажусь от пари, я вообще его из памяти выброшу. У меня цель возвышенней, чем подобные глупости. За прошлый год я через круги ада прошла и не буду довольствоваться таким нелепым возвращением к жизни.

Я думала о той ночи, когда выгнала Майка. В тот день я поехала на плановый осмотр в женскую консультацию, и, вместо того, чтобы выдать мне стопку распечаток ультразвука, которые вешают на холодильник, меня огорошили новостью, что у меня будет выкидыш. По всей очевидности, мое тело «остановило производство» (как выразилась медсестра), и врач отправил меня домой, предупредив, что на следующей неделе меня ждут приступы боли, и напоследок предписал найти кого-то, кто будет приносить мне чай и грелки. Разумеется, этим кем-то полагалось быть Майку, которому следовало бы пойти со мной в клинику. И который пошел бы, если бы напрочь не позабыл объявиться.

Позже я узнала, что он выпил несколько коктейлей на деловом ланче, полдня во хмелю валял дурака в офисе, а после отправился на «счастливый час» с «кое-какими» коллегами. «Счастливый час» перетек в загул до поздней ночи, и домой он попал, уже когда я спала. Я же домой приехала как в тумане, и, словно мое тело ждало разрешения, тем же вечером случился выкидыш, и болевые приступы начались всерьез.

Наутро я разбудила Майка, чтобы рассказать, что произошло, а еще заявила – мол, сдаюсь, из брака ничего не вышло. Все это я изложила минут за десять и без слез, горя или сожалений. Они пришли позже. Майк был слишком подавлен – или слишком мучился похмельем, – чтобы спорить. Он просто кивнул, не поднимая глаз. Когда мы расстались, я даже удивилась своей уверенности: вышвырнуть его было верным решением. Жизнь так долго была скверной, что, едва он ушел, мне ни разу не пришло в голову задуматься, а не попросить ли его вернуться. И, несмотря на несколько телефонных разговоров и встреч, чтобы уладить дела с переездом, Майк не предпринимал ничего, чтобы еще раз попытать счастья. Но это вовсе не значит, что, когда все закончилось, я не чувствовала себя опустошенной и потерянной. Еще как чувствовала. Но с того печального дня мне стало ясно, что как бы плохо мне ни было без Майка, с ним было бы гораздо хуже.