Господин моих ночей (СИ) - Ардова Алиса - Страница 9

— Элаис, ты слышишь? — дернули меня за рукав. — Элаис?

А еще я терпеть не могла жену брата за это ее «Элаис». Мы ведь условились называть друг друга попроще, но она упрямо сокращала мое настоящее имя так, что все сразу понимали — оно принадлежит аристократке. Хвала пресветлой, сама Нэсса переступала порог дома лишь затем, чтобы посидеть в маленьком садике, и никогда не выходила за калитку. Только это меня и спасало.

— Да, Нэсса, — отозвалась я, и женщина тут же скривилась.

— Энисса, — буркнула она, но я сделала вид, что не услышала. Если мы сейчас начнем спорить об именах, это затянется надолго. А мне пора к Толле, пока она куда-нибудь не ушла.

Несколько успокаивающих слов Нэссе, умоляющий взгляд в сторону Уны, быстрое отступление вниз по лестнице, кружка еще горячего отвара — и, на ходу надевая плащ, я выскочила, наконец, за ворота. Поправила одежду, скрыла лицо в тени надвинутого капюшона и чинно поплыла вдоль по улице, как и полагается благовоспитанной горожанке из некогда зажиточной семьи.

Чтобы через несколько мгновений нос к носу столкнуться с Сетнером. Мрачным и настроенным очень решительно.

Склонила голову в молчаливом приветствии и попыталась проскользнуть между Заком и стеной дома, мимо которого проходила. Не тут-то было.

— Здравствуйте, госпожа Бэар, — окликнули меня преувеличенно вежливо, и от этого на душе стало совсем неспокойно.

— Доброе утро, господин Сетнер.

Прятаться больше не имела смысла, и я вскинула подбородок, глядя прямо в глаза мужчине.

— Гордая, да? — скривился тот. — Вот и страдай из-за своей гордости да строптивости. Я предлагал договориться по-хорошему, сама не захотела.

Он важно приосанился, откашлялся и, глядя на меня сверху вниз, произнес явно заранее подготовленное:

— Госпожа Элис Бэар, я намерен подать жалобу городским властям на вашу мать, госпожу Тину Бэар, и потребовать, чтобы ее, как злостную неплательщицу упекли в тюрьму. — Остановился, дав мне в полной мере все осознать, и закончил: — Пока полностью не выплатит весь долг.

— Но… — от ужаса у меня мгновенно пересохло в горле, так, что я даже не сразу смогла заговорить. — Вы обещали нам три дня.

— Обещал, — подтвердил Сетнер, помедлил немного и злорадно добавил: — Потом передумал. Я хозяин своему слову, хочу — даю, хочу — беру обратно. — Он вдруг как-то воровато оглянулся по сторонам, шагнул ближе и зашептал торопливо и гневно: — А не надо было на меня магу патрульному жаловаться.

— Что? Я никому не…

Но меня уже не слушали. Не желали слушать.

— То-то он, как тебя проводил, так сразу ко мне воротился, чуть всю душу не вытряхнул. Потребовал, чтобы я оставил тебя в покое и не приставал с «гнусными предложениями». — Зак коротко выругался. — Да еще и кошмарами замучил, чудовище натравил. Всю ночь какая-то тварь мерзкая мерещилась. То в окно пялилась, красными глазами сверкала и скалилась. То тенью крылатой наваливалась, душила, до хрипоты и мушек в глазах. А проморгаешься — и нет ничего. — Последние слова лавочника прозвучали на удивление обиженно.

Так… По всей видимости, это Харт с горгулом развлекались. И если с Хвичем все ясно — сама согласилась, чтобы он меня охранял, вот монстр и старается, как умеет, то поведение мага ничего, кроме раздражения, не вызывало. Я же четко дала понять, что ухаживания меня не интересуют. Что ему еще нужно? Зачем вмешивается? Не помог, а только хуже сделал.

— Нашла себе защитничка, да? Уверена, что спасет тебя этот пришлый? — ядовито шипел Зак, подтверждая мои самые дурные предположения.

Хуже похотливого Сетнера только Сетнер разъяренный. Хозяин мясной лавки никогда не был трусом, зато слыл невероятно злопамятным и мстительным, и сейчас он намерен отыграться на мне сполна.

— Я больше близко к тебе не подойду, даже разговаривать не стану, — мужчина торжествующе выпрямился. — Сама прибежишь, если мать захочешь выручить. В ноги упадешь да попросишь, чтобы скостил ее долг.

Сердце тоскливо сжалось. По закону, кредитор мог держать в заключении не только должника, но и его семью и требовать определенной отработки. Допустим, слугой в его доме.

— Думала запугали меня? — Сетнер воинственно выпятил грудь. — Я свои права знаю. Твоя мать мне должна и пойдет в тюрьму, тут вам никакой патрульный не поможет. Разве что, — он сально подмигнул, — ты его ублажишь. По сходной цене. Так маг сегодня здесь, а завтра к себе домой уберется, один раз заплатит, возьмет свое и остынет. А есть-то всегда нужно. Мать больную кормить, сестру беременную. Я всегда рядом… всегда пособлю… — голос его стал ниже, доверительней.

Ну да, пособишь… Так, как уже «пособил» однажды. Пришел к нам сразу, как мы здесь поселились. По-соседски… Справиться, не нужно ли чего. Нэсса обрадовалась, заказала копченый окорок, мяса побольше, а когда я пыталась ее отговорить, впала в истерику. Кричала, что мы ее ненавидим, желаем смерти бедному, нерожденному ребенку… Она, дескать, всегда это подозревала, а сейчас окончательно убедилась в собственной правоте.

У нас тогда еще оставалось немного денег, украшения, которые мы успели захватить с собой, и мама, чтобы прекратить скандал, согласилась. Но деньги быстро закончились — почти полностью ушли на лекарства, а драгоценности… О том, как нас, пользуясь безвыходным положением, обобрал ювелир-скупщик вспоминать не хотелось. А долг мяснику, между тем, все рос. И не только ему. Но остальные лавочники, соглашались повременить, получать частями, а вот Зак требовал всего и сразу.

— Если уж я обещал три дня, то так и быть, подожду… Пользуйтесь моей добротой. — Судя по тону, Сетнер уже праздновал победу. — Я терпеливый. Все равно ты никуда не денешься, долг-то сам по себе не испариться. Разве что вы за этот срок деньги где-то найдете, — он захохотал, довольный собственной шуткой. — Потом мать твоя пойдет в тюрьму, а ты ко мне, отрабатывать долг. Если, конечно, сама придешь и очень попросишь. Все добровольно, только добровольно, как я и поклялся лэйру магу.

Он снова рассмеялся и отошел, оставив меня, наконец, в покое.

Больше по дороге, благодарение Каари, меня не останавливали. За эти месяцы я почти научилась вне дома казаться незаметной. Широкий плащ, складки которого полностью скрывали фигуру, низко надвинутый капюшон, опущенный взгляд, мягкая неслышная походка — сколько таких женщин, молодых и старых, спешили сейчас по своим делам. Поди сообрази, кто из них в прошлом состоятельная горожанка, потерявшая все в хаосе войны, а кто — потомственная аристократка. Нет, разобраться, конечно, можно, и довольно быстро, если задаться целью, но никому до этого не было дела.

В квартале, обитатели которого раньше лишь издали видели богачей, а, тем более, аристократов, нам пока с успехом удавалось изображать вдову и дочек чиновника из маленького провинциального города, совсем недавно переехавшего в столицу.

Отец семейства и муж старшей дочери в недобрый час попались под руку мародерам. Особняк сожгли, имущество разграбили, а нам в самый последний момент удалось бежать. Хорошо, что домик этот еще до войны купили по случаю. Хотели внаем сдавать, а теперь вот сами живем.

Такова была наспех сочиненная история. Лучше мы не придумали, но и она вроде пока не вызывала сомнений. В это тяжелое время у всех собственных проблем хватало, чтобы еще присматриваться к новым соседям, которые едва сводили концы с концами. Тем более, Нэсса и мама на улице старались не появляться, а я общалась только с лавочниками, коротко и по делу. Нас считали нелюдимыми, странными, но тихими и безобидными. В основном, жалели, шептались вслед: «Столько пережить, тут поневоле умом тронешься», вздыхали и особо не докучали. Нас это полностью устраивало…

Ремесленный район закончился.

Еще несколько поворотов, и я оказалась в узком тенистом переулке, в этот час совершенно безлюдном. Один дом… другой… А вот и тот, что мне нужен. Аккуратный двухэтажный особняк из белого камня с чугунной балконной решеткой и приметной вывеской над входом. Радужная ририка, раскинув крылья, зазывающе покачивалась на длинной витой цепи. Эта птица служила опознавательным знаком заведений особого рода — тех, что посещали только мужчины.