Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 29

— Да это и неважно. Самые крепкие отношения не по любви, а по интересам. Все в мире держится на взаимной выгоде.

— В чем же будет состоять моя роль в спектакле? — задала вопрос Анна.

— Ваша? — удивился Лева, будто до этого речь шла не о ней, а о ком-то еще. Анна заметила, что это была любимая манера Задова-Зиньковского, как бы удивляться самым простым вопросам. — Ах, да. Будете сторонним наблюдателем, зрителем действа, а потом вернетесь в Ставку и расскажите о том, что Махно больше нет. Получите свои деньги, тайно вернетесь к нам и от меня получите энную сумму. Затем проводим вас до Новороссийска, посадим на пароход.

— В Новороссийске с августа деникинцы.

— Тем проще будет вас отправить в Константинополь. В порту теперь полно торговых судов из Британии и Франции.

— А ротмистр Бекасов? Вы что же думаете, я смогу согласиться на жертвоприношение своего товарища?

— Поймите, Анна Владимировна, если вы вместе вернетесь в Таганрог, вам никто не поверит. Ну невозможно, провернув столь дерзкую, опасную операцию, всем членам группы остаться в живых. Это первое. И второе. Ну зачем вам этот… Петя. Я же вижу, он вам симпатичен, но не более того, вы его не любите. Гражданская война, увы, это огромный сенокос. И пусть Бекасов станет всего лишь одним скошенным колоском ради великого дела. Вы говорите, что повстанцев рано или поздно уничтожат белые или красные. Возможно. Но ни те, ни другие не принесут ни России, ни Украине счастья. Белые — из затхлого, прогнившего прошлого, красные из призрачного жидовского будущего. Да, я сам жид, поэтому знаю о чём говорю. Кто бы не победил из них, их власть когда-нибудь рухнет и с таким треском, что сегодняшние события покажутся детской забавой. Генералы при белой власти так и останутся господами, только еще более разжиревшими, а комиссары при красной власти еще более кровавыми и надменными хозяевами жизни. Что в лоб, что полбу. А народ так и останется при них рабом. Мы же, анархисты-коммунисты, хотим дать людям ощущение равенства и всеобщей справедливости. Да, именно ощущение. Пусть на время, потому что нет ничего в мире более желанного, чем иллюзия, самообман.

— Вы, значит, иллюзионисты, обманщики?

— Ага. Даже среди двух людей никогда не бывает равенства, а уж в обществе…

— Тогда ради чего всё это, ваша повстанческая армия, ваша борьба, только ради иллюзии?

— Нет, ради борьбы. За счастье. Без неё нет никакого смысла жить и умирать. Да, умирать. Это самое пьянящее действо в жизни, сознательно умирать. Вам ли этого не знать. Именно ваши: деникинцы, корниловцы, марковцы, дроздовцы ходят в психические атаки и умирают с улыбкой на устах. Зачем? Им что не хочется жить? Хочется, разумеется, но вкус смерти сильнее страха. Да-а… Но мы увлеклись. Повторяю, на спектакле вы будете присутствовать лишь в качестве зрителя. Благодарного и понимающего зрителя, я надеюсь. Так вы согласны?

— Погодите, еще главный вопрос — в чем ваш интерес, чтобы в Ставке думали, что Махно убит?

— По-моему, ответ очевиден. Ваш полковник Куропаткин думает, что со смертью Махно повстанческая армия будет полностью дезорганизована и наступит момент для решительного удара. Вопрос — где этот удар состоится. Кстати, вы мне пока так и не сказали о том, что вы должны нас убедить где и когда совершать прорыв… хм, чтобы напороться на главные ваши силы. Так ведь?

— Это вам Петя рассказал. Что ж, так. Но ротмистр не знает точного места, даты и времени, которые нужно сообщить Махно для прорыва. Повторяю, об этом я буду говорить лично с Батькой. И если он согласится на спектакль, что ж, я конечно тоже соглашусь принять в нем участие. Только, пожалуйста, больше не распускайте по отношению ко мне руки. Иначе я вам обещаю — ваше участие в трагикомедии закончится раньше, нежели он начнется.

Лева Задов пожевал лягушачьими губами, но ничего не сказал. Поднял свою рюмку, чокнулся с Анной Владимировной и, закатив глаза, выпил.

— Это ты что ль хочешь моего Нестерка на тот свет отправить?

Перед Анной, которая за ночь пригрелась у печи, стояла красивая статная девушка в мужском цивильном костюме в полоску и высокой каракулевой шапке. Черные, тяжелые её глаза были неподвижны. Девушка с сопением втягивала воздух несколько широким, но не портящим её носом, как тигрица обнюхивает свою соперницу. Казалось, она готова к прыжку.

Белоглазова приподнялась, скинула рукой со лба прядь желто-белых волос.

— Ты кто такая? — в свою очередь спросила она, хотя догадалась что с подобными вопросами к ней может заявиться только один человек женского пола — Галина Кузьменко, жена Нестора Махно.

От Васнецова Анна знала, что Галя — учительница земской Гуляйпольской школы, во всяком случае была. Ярая феминистка, отстаивает права женщин во всем и всюду. Родилась в семье киевского жандарма, а потому и замашки имеет соответствующие.

— Я-то известно кто, Галя, — подбоченилась девушка. — А вот ты, дорогая, еще не известно что за птица. Витька Белаш сказал, что в Тарасовке поймали Белую бестию, которая приехала под видом племянницы Деникина, убить Батьку. Ты и есть что ль та знаменитая Бестия? Не похожа, курица какая-то общипанная.

Васнецов рассказывал Анне и про Виктора Федоровича Белаша. Это начальник штаба Революционной повстанческой армии Украины, имеющий большой авторитет среди махновцев. Старый анархист, ярый сторонник тесного союза с советской властью. К этому союзу он постоянно призывал Махно. Некоторое время Белаш даже командовал полком Красной армии. Именно Виктор Федорович позволил красным политкомиссарам работать в повстанческих частях, создавал в них комитеты РКП(б). На этой почве, особенно после последнего разрыва махновцев с большевиками, вступил с батькой в открытый конфликт. Однако Белаш не раз проявлял себя отменным командиром, в частности в апреле у станции Розовка разгромил казачий корпус генерала Шкуро. Поэтому Батька стиснув зубы, терпел его.

— Я уже все рассказала Льву Николаевичу, — устало сказала Анна и зевнула.

— Ну да, Лёвка и прискакал в Ольшанку с вытаращенным глазом. Ха-ха. Батьку сначала даже напугал — Деникин бомбистов, говорит, по твою душу прислал. А потом сказал, что вроде всех поймали, в том числе и тебя, отъявленную головорезку Белую бестию. Ты вроде раскаялась и все выложила ему начистоту. Так?

— Я умыться хочу.

— Эй, Тимофей! — крикнула в дверь Галя.

В проеме тут же показалась нечесаная голова повстанца:

— Шо, матушка Галина Андреевна?

— Кувшин с водой, мыло и тазик. Ну, живо! И свежий рушник сюда! Да самовар поставь!

Когда повстанец скрылся, Галя улыбнулась:

— С мужиками только так и надо, командно. Иначе не понимают, что женщина тоже человек. Ха-ха. Считают, что только они люди. А что они без нас? Вот я Нестору всегда говорю — слушай меня и всё будет как надо. Он по началу кривился, а потом понял, что я права.

— А вы где с ним познакомились? — задала неожиданный вопрос Анна.

Галя ухмыльнулась, села на лавку у стены. Потом вдруг вспомнив, приподнялась, перекрестилась на образа.

— Тебе — то что? Слыхала я, что ты тоже вляпалась в любовную историю, на том и погорела.

Надо же, подумала Белоглазова, Лёва передал их беседу слово в слово. Вряд ли Галя сама знает так много про неё.

— Было дело, — кивнула Анна. — Как дура влюбилась в пленного красного офицера. Упросила лично генерала Деникина его не расстреливать. А он оказался большевистским лазутчиком.

Она подробно рассказала как ходила спасать бывшего штабс-капитана Императорской армии Владимира Половникова в тыл врага и как пришлось его убить. Выслушав историю, Галина подошла к Анне, взяла ее за руку:

— Мужикам верить нельзя, это я уже давно поняла. Дашь с ними слабину-считай пропала. Я и с Нестором начала с того, что поставила его на место.

— Как так? — в самом деле заинтересовалась Анна.