Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 36

— Ваш порученец Протасов имеет сношения с махновцами.

— Что?!

— Да. По моей просьбе, разумеется. Начальник штаба повстанческой армии Белаш — его дальний родственник по линии жены. Через третьих лиц он встретился с адъютантом Белаша, сказал, что служит в штабе Деникина и за некоторое вознаграждение мог бы предоставлять важную информацию. Так и в этот раз он сообщил человеку Балаша, что деникинцы решили подбросить Махно «утку» с предложением начать прорыв в определенном месте, день и час. То есть, я продублировал информацию, которая содержалась якобы в письме Егорова Махно. Саму суть операции — с племянницей и красноармейцем Шиловым, их настоящие имена, разумеется не раскрыл.

— Но для чего?

— Двойной капкан для Нестора Ивановича.

— Вы уверены, что он попадет хотя бы в один?

— Если не он, так его банда. Всё же надеюсь, Белоглазова и Бекасов выполнят возложенную на них миссию, ликвидируют до 12 — го числа Батьку.

— Думаете, они еще живы? Сами же сказали, что возможно их разоблачили.

— Да, возможно. Но если бы разоблачили полностью, Махно бы не прислал эту телеграмму. Его угроза расстрелять племянницу — не более, чем угроза. Пока не выберется из окружения, будет её беречь. Но выбраться, думаю, ему не суждено. Бестия сделает свое дело.

— А что же теперь делать нам?

— У меня нет сомнений, ваше высокопревосходительство, что Махно пойдет от обратного. После того как мы ему отказали в… хм… сделке, начнет прорыв 12-го, на юге — как раз в районе Семёновки и Заряновки, где он и просил дать ему окно. Именно туда нужно стянуть наши основные силы.

— А север, северо-восток оголить?

— Ни в коем случае, там оставить резервный Литовский полк. В крайнем случае, мы сможем довольно быстро перебросить войска на север.

— Быстро перебросить, — недовольно повторил Деникин. — Как у вас всё просто, Петр Николаевич. И это, извините, не вам решать. Мы посовещаемся с начальниками штабов и примем решение. Вы понимаете, что ошибка нам будет стоить очень дорого?

— Прекрасно понимаю, Антон Иванович.

— Вы свободны, Петр Николаевич. Можете идти.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, — сделал упор на «высоко» Васнецов.

Встал, поклонился, вышел быстрым шагом. В приемной задержался у стола Протасова, который спокойно читал газету.

— На вас больше не выходили люди Белаша?

— Нет, господин полковник, — поднялся поручик, оправляя китель.

— Если что, немедленно мне доложите.

— Разумеется, господин полковник.

Белоглазову и Бекасова разметили на постоялом дворе корчмы, что находилась сразу за обветшалой, крашенной еще в прошлом веке, церковью. Собственно, этот двор не был отделен от кабака, где всегда пребывало полно народу — и местных крестьян, и повстанцев, а находился в пристройке, в которую можно было попасть с лестницы за кухней. Здесь размещалось с десяток номеров, которые тоже никогда не пустовали, ибо сдавались за 1,5 рубля в час для встреч с «легкими» дамами, коих понаехало в Ольшанку из Киева и Екатеринослава огромное количество.

В два отдельных номерах, в разных концах коридора, определили Анну и ротмистра. Внизу, не забывая про выпивку и закуску, за ними присматривали отряженные Задовым повстанцы. Старшим этих соглядатаев был назначен, потому как сам напросился, Костя Талый.

Через три часа, после того как Анна вернулась со встречи с актером Прутковым, а потом и Батькой, к ней в комнату постучался Костя. Белоглазова лежала на продавленном диване прямо в мундире, расстегнув китель на несколько пуговиц. Нужно было думать, но в голову как назло ничего не лезло. Да еще пьяные махновцы внизу орали так, что звенело в ушах.

Костя даже не постучал, а поскребся. Анна почему-то сразу поняла, что это он. Когда вошел, она даже не обернулась, а Талый подошел к ней, наклонился, рассчитывая на поцелуй.

— Потом миловаться будем, — строго сказала Белоглазова. — С чем пришел?

— Да-к… Сейчас, в горле пересохло.

Взял графин с водой, начал пить прямо из горлышка. Часть воды вылил на лицо.

— Я не хочу чтобы ты завтра погибла, — сказал он.

— Догадываюсь. А что, есть шанс?

— Махно тебя не отпустит в Ставку. Чубенко принес ответ от Деникина. Он не согласился на сделку с «племянницей».

— Что и следовало ожидать.

— Вот именно. Ты Махно теперь не нужна, закроет завтра в подполе вместе с твоим ротмистром и подорвет. Ну а сам выберется через погреб у церкви.

— Печально.

— А ты спокойна как египетская мумия.

— Надо же какие глубокие исторические познания, Костя. Ты меня приятно удивляешь.

— Прекрати. Я тебя люблю.

— Знаю.

— А ты меня?

Костя опять полез целоваться. На этот раз Анна его с силой отпихнула, села на диване, поправила волосы.

— Сказала же — потом. На Лазурном берегу. Ха-ха.

— На Антибе? Ладно. Короче, из магазина Овчинникова не один, а два подземных выхода. Второй ход ведет к берегу Синюхи. Люк находится в дальнем углу склада, за большим сундуком. Купец боялся пожара, проложил под землей трубы к реке, установил там ручной насос. Проход небольшой, но пройти можно. Словом, когда Махно уйдет через основной ход и оставит тебя внутри, выберешься через запасной. У выхода будет стоять лодка. Переберешься через Синюху, увидишь впереди Степановку. На окраине я буду тебя ждать на тачанке. Уйдем быстро, никто не заметит, а там ищи нас.

— А Бекасов?

— Что, Бекасов? Опять ты про него, сдался он тебе. Штаб-то должен кто-то взорвать. Иначе-как? Пусть проявит офицерский героизм. Ха-ха.

Талый не рассмеялся, залаял, отчего Анне захотелось разбить о его голову графин. Но Костя предлагал дельное, она пока не понимала что из этого выйдет, но другого варианта нет и не будет.

— Без ротмистра не пойду.

— Ладно, — вздохнул Костя. — Я это предвидел. Черт с ним. Взорвет динамит не гранатой, а детонатором с бикфордовым шнуром, спрячу там же в ящике. В сенях для тебя на полке, за коробкой из-под табака будет лежать браунинг и граната Миллса. Аккуратнее с ней. Впрочем, не мне тебя учить. Уйдем втроем, а потом пусть проваливает на все четыре стороны. А мы с тобой заглянем в Гавриловку, на Днепре. Там на краю залива, под ветлой батькины хлопцы спрятали немало золота не черный день. Точнее — от дерева — влево, если стоять лицом к реке. В пяти саженях будет большой гранитный камень с красной макушкой, вот под ним и спрятано. Видишь, ничего от тебя не скрываю. Ха-ха. Есть еще схрон в Дибровском лесу, но до него далеко, это почти у Юзовки. От Гавриловки спустимся по Днепру до Херсона, затем до Очакова. Там сейчас транспорты французские стоят, да и наших полно. До Константинополя за золото любой доставит. Ну как?

— Замечательно. Дай я тебя поцелую.

Костя тут же припал к губам Анны, укусил почти до крови. Терпи, говорила она себе, жизнь и золото того стоят. Когда Талый схватил ее за грудь, стал больно мять, она перехватила его руку, сжала пальцы так, что Костя замычал, отстранился. Встряхнул кисть:

— Вот ведь, бестия, с тобой не забалуешь. Ха-ха.

— Всему свое время, Костенька. Я ведь не девица из местного борделя. Кстати, а где Бекасов?

От одного упоминания ротмистра, Талого воротило. Он поморщился:

— Лева Задов повел твоего Петю в магазин Овчинникова, показать где динамит находится, где, короче, он смерть должен завтра принять.

— Мне бы тоже заглянуть в магазин, поглядеть где тот люк в подземелье.

— Ты что! Про него кроме меня и пары хлопцев никто не знает. Никого из Овчинниковых здесь не осталось, у нас в магазине свал всякого барахла — плакаты старые, сломанные пулеметы.

В комнату заглянул совсем юный махновец. Он был одет в синий кафтан с желтым обкладом, лихо перепоясан ремнями и пулеметными лентами. Каракулевая шапка была чуть ли не большего его самого.

— Вот вы где, — вытер нос парубок. — Батька срочно требует к себе дамочку.