Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 46

Обезумевшие кони несли тачанку по колдобинам и оврагам, чуть не перевернув её несколько раз. Она изредка стреляла. На одной из ухабин, ствол пулемета направился точно в сторону преследователей, и не успела Анна опомниться, как несколько марковцев кувырнулись вместе с лошадьми. На них налетели другие, но быстро сгруппировались, продолжили преследование. Вот это уже точно конец, — подумала Белоглазова.

Когда патроны закончились, схватилась за вожжи, но обуздать животных уже не было возможности. Впереди показался глубокий овраг, и Анна поняла, что здесь гонка закончится. Или кони сломают ноги, или повозка опрокинется.

Однако этого не произошло. Каурые благополучно съехали на дно оврага и понеслись, хрипя и разбрасывая пену, по каменистому руслу. Преследователи не отставали. В дерюжной сумке у сиденья Белоглазова нащупала две британские гранаты Миллса. Не исключено из тех, что они с Бекасовым прихватили с собой в логово Махно. Бросать бомбы в марковцев она, разумеется, не собиралась. Но поняла, что для нее самой другого выхода нет.

Разжала усики на гранате, приготовилась вырвать чеку. Но вдруг на вершине оврага, который уже заканчивался, показались конники в серых шинелях и суконных шлемах — богатырках. Один из них был в черной кожаной танкистской куртке и черной же кожаной фуражке Красноармейцы. Хрен редьки не слаще, — ухмыльнулась Анна. Неуправляемые кони почему-то направилась именно в их сторону, на холм.

Кавалеристы вскинули винтовки, начали стрелять в сторону ее преследователей. Красноармеец в кожанке бросился ей наперерез, поскакал рядом, ловко ухватил сбрую коня. Он, видимо, был действительно богатырем, потому что ему довольно быстро удалось их обуздать и, в конце концов, остановить.

Красный улыбнулся Белоглазовой широким, белозубым ртом: «Бомбочку-то швырните, мадам подальше, не ровен час, в руках взорвется». Он перехватил ее ладонь с гранатой, взглянул на запал. «Кольцо на месте, можно не бросать. Ручку-то разожмите. Вот так, спокойно. Должно быть уже с жизнью распрощались? Будем считать, что ангелы-спасители на землю к вам спустились. Лихо вы красных из пулеметика-то покосили, одно удовольствие было за вами наблюдать».

Анна, освободившись от гранаты, разминала затекшие пальцы — слишком крепко она ее держала. Слова комиссара ее удивили:

— Красных? — вскинула она густые брови.

Кожаный ответил не сразу, он явно любовался красивой женщиной. Особенно его поразили искрящиеся на выглянувшем солнце пышные, снежно-золотые волосы. Таких он еще не видел.

— Разумеется, красных, — уверенно, как учитель гимназистке, ответил комиссар. — Теперь здесь у всех такая тактика — переодеваться в форму противника. У нас тоже. Большевики, облачившись в «черных» марковцев, преследуют разрозненные отряды Белой армии, двигающейся на запад. Мы с ними не раз уже сталкивались. Обходилось без стрельбы. До вас. Разве можно было не спасти такое чудесное создание? Ха-ха. Добровольцы хотят окончательно запереть Нестора Махно в его логове. Но у них это не получится.

— Почему?

— Потому что он хитер, как бестия, его замыслы невозможно предугадать и наверняка батька совершит маневр, который не уложится в логику белых.

От «бестии» Анна внутренне передернулась. Мало того, что определение батьки совпало с ее прозвищем, да еще этот кожаный человек совершенно прав относительно Махно. Значит, они не белые и не красные, но кто, зеленые, которых развелось словно сорняков в огороде?

Предугадав вопрос, комиссар театрально вытянулся во фрунт:

— Позвольте представиться — есаул Алексей Наяденцев, бывший штаб-офицер по особым поручениям командующего Кавказской армией генерала Юденича. А это, — кивнул он на своего высокого товарища в «богатырке», — капитан Павел Ростопчин. Остальные — наши рядовые соратники. Да, мы не за белых, не за большевиков. И те и другие воюют за утопию. Ну, скажите, положа руку на сердце, что будет хорошего, если победят Деникин, Врангель, тот же безмерно раньше уважаемый мною Николай Николаевич Юденич? Повторится история с Временным правительством и снова война? Ну а про красных я уж не говорю — эти идеалисты — марксисты доведут страну до ручки, расстреляют кого только можно, а потом разбегутся, задрав штаны, бросив погибать Россию. Авантюризм никогда до добра не доводил. Поэтому мы создали, по примеру Войска Донского, свое территориальное образование. Оно называется Днепровская православно-монархическая республика.

— Православно — монархическая? — удивилась Белоглазова. — На попов-то вы не очень похожи. И где же ваш монарх?

Наяденцев и его товарищ Ростопчин рассмеялись. Капитан подъехал ближе.

— Да, с попами у нас туго, — сказал он. — Что были, давно разбежались. И с монархом еще не определились. Пока роль верховного руководителя исполняет генерал от инфантерии Грудилин Илья Ярославович. Мы считаем, что Россия неизбежно распадется на множество мелких образований. Вот будет и наша небольшая республика — ДПМР. Монако тоже маленькое княжество, однако, неплохо себя чувствует. Дуализм. Слышали такой термин? Власть монарха ограничена конституцией, но формально он сохраняет широкие полномочия. Но никакого религиозного фанатизма, только русские исторические традиции. Они у нас держатся на православии и монархии.

— Забавно, — задумчиво произнесла Анна. — ДПМР — звучит только как-то неблагозвучно.

— Мы над этим поработаем. Ха-ха. Ну а вы кто, мадам? Тачанка явно махновская и одежка на вас лихая. Вы лихая разбойницы из армии самого Нестора Ивановича?

Про одежду Анна даже и не подумала, не до нее было. Перед тем как пойти «взрывать Махно» в магазин купца Овчинникова, она сняла с себя корниловский наряд, облачилась также как и супруга Батьки — Галя Кузьменко — в галифе и зеленую тужурку, перепоясалась ремнями. На спасение не рассчитывала, но вдруг повезет? Тогда эта одежда была бы в самый раз.

— От Махно еле ноги унесла, — ответила Анна. — Потом от марковцев… то есть, красных.

— Лихо вы от них свои красивые ножки уносили, — не очень учтиво вставил есаул, без стеснения разглядывая высокие ноги Анны. — Что же вас подвигло на этот рискованный шаг?

Соображать приходилось моментально. Курс «экстренной психологии» в Александровском военном училище преподавал полковник Сумароков, который говорил: «В критической ситуации включайте подсознание, оно выведет вас из любого лабиринта. Мысленно поставьте себе задачу и тут же, не задумываясь, начинайте ее выполнять. Говорите первое, что придет в голову».

И Анна начала говорить, что первое оказалось на языке:

— Я была близкой подругой Гали Кузьменко, жены Нестора Махно. Мы познакомились с ней в Гуляйполе, где я оказалась случайно, сбежав от красных из своего поместья под Таганрогом. Она преподавала в местной земской школе, куда я зашла чтобы узнать не нужны ли преподаватели французского. Убежала-то я от большевиков, можно сказать, голая, без копейки. Ну, Гапа, так еще зовут Галю близкие, меня приняла, дала уроки, они еще тогда были кому-то нужны, в основном детям купцов, собиравшихся за границу. Потом кочевала с махновцами, оказалась с ними в Ольшанке. Все бы ничего, да Нестор Иванович вдруг положил на меня глаз. Однажды в трактире полез с поцелуями. Еле отбилась. Донесли Гапе. Она такого не прощает и не важно, кто первый начал. Вот и пришлось уносить ноги.

— Да-а, страшная история, — покачал головой капитан Ростопчин. — Прям Белоснежка и семь страшных гномов. Не плохо для учительницы — положить столько мужиков из пулемета да еще с несущейся враздолб тачанки. Позвольте ваши ручки.

— Что?

— Покажите, пожалуйста, ваши ручки. Раскройте. Вот так, спасибо. Пальчики длинные, аристократичные. Левая ладошка мягкая и белая, а вот правая твердая и мозолистая. А? К чему бы это?

Анна поняла, что капитан, как гадалка, по руке старается заглянуть ей вовнутрь. Попыталась отдернуть ладонь, но он не дал, сжал, словно стальными ухватами.

— Это к тому, мадам, — продолжил он, — что правая ручка часто сжимала что-то твердое, например, шашку и револьвер. Видно, немало вы голов снесли с плеч, прежде чем переквалифицироваться в учительницы французского. Или вы успешно сочетали оба этих занятия? Кто вы?