Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 64

Ротмистр пил кофе из маленькой чашечки, попыхивал тонкой кубинской сигарой. Большая коричневая фетровая шляпа была надвинута глаза, прятавшиеся под синими, словно у слепого, очками. Иногда он их снимал и поглядывал на веранду «Веселого Жюана». Затем переводил взгляд на наручные часы.

Без пяти минут 11 на веранду «Жюана» вошел Юрий Михайлович Тужилин. Он как всегда был строго одет. Подполковник снял белые лайковые печатки, бросил их на столик. Велел официанту принести кофе со сливками, шоколадный круассан и рюмку орехового ликера. Ровно в одиннадцать он достал из кармана жилета золотой хронометр, откинул крышку. Долго всматривался в циферблат, словно не мог разобрать который час.

Стрелки приближались к половине 12-го, но никто к столику Тужилина не подходил. Неужели обманул трактирщик Фурнье? — думал Юрий Михайлович. — Но чутье сыщика подсказывало ему, что Жан сказал правду. Другое дело — не было ли это розыгрышем Одинцова, якобы представлявшего какую-то «Немезиду»? Существует ли она вообще?

Мимо Бекасова скорым шагом прошла мусульманка в сером хиджабе. «Идет от угла обувного магазина «Монблан», — бросила она на ходу Бекасову, — приготовься». Это была Анна. На нижней улице поджидала Одинцова Софья, которой точно описали его внешность. Поручик, конечно, мог ее изменить, как теперь Бекасов или прислать вместо себя другого человека. Тогда ротмистр должен был действовать по обстоятельствам. Но Тужилин не ошибся, высказав предположение, что Одинцов сам задумал пьесу и сам же будет исполнять главную роль. «Нам повезло, что мы с ним никогда не встречались».

Бекасов обернулся и боковым зрением увидел, что по Rue Amiral de Grasse действительно спокойно идет поручик Одинцов. Он не надел для конспирации даже очков.

Когда до столика Тужилина ему оставалось метров 20, Бекасов положил на стол газету, быстрым шагом пересек улицу, приблизился к подполковнику. Громко, чтобы слышали окружающие, выкрикнул: «Привет от «Красной Ривьеры»! Смерть белым провокаторам!»

После этих слов, он поднял «Браунинг» и сделал 3 выстрела в Тужилина. Тот, словно мешок с картошкой повалился под столик, стянув на себя с него белую скатерть с букетиком лаванды.

Поднялся жуткий дамский визг, мужчины повскакивали с мест, но ничего не предпринимали. А Бекасов, перепрыгнув через барьер, отделявший веранду от внутренней части кафе, ворвался внутрь. Угрожая пистолетом, проскочил мимо застывших в ужасе поваров, пробежал через кухню и вскочил через нее на параллельную улицу.

Поручик Одинцов, наблюдавший всю эту неожиданную картину, осторожно приблизился к лежащему на мокрой брусчатке Тужилину, пригляделся. Затем, ухмыльнувшись, произнес лишь одно слово: «Дураки». Нагнулся к подполковнику, приподнял его голову одной рукой за затылок, другой проверил пульс на шее. Тихо, в самое ухо Юрия Михайловича, прошептал: «Передайте сладкой парочке, чтобы пришли по известному им адресу. Артисты». И уже крикнул толпе:

— Еще одна жертва агентов большевиков! Цивилизованный мир должен объединиться!

Толпа заохала, стала быстро расходиться. Вскоре прибежали жандармы, протиснулась по узкой улице карета скорой помощи.

Слова Одинцова неприятно поразили Тужилина, но спектакля он решил не отменять. Кажется, что-то начало вырисовываться.

— Вы всё так же прекрасны, госпожа Белоглазова. Мое предложение руки и сердца остается в силе.

Поручик Одинцов, глядевший на Анну мартовским котом, подправил пальцем маленькие, торчащие в разные стороны усики. Налил в чашку крепкой чайной заварки, добавил кипятка, пододвинул Белоглазовой. Она положила в чашку кусочек желтого рафинада, подняла на Одинцова глаза.

— Один раз вы уже подсунули мне фигу, поручик, пытаетесь проделать это снова?

— Не пойму о чем речь, Анна Владимировна.

— В консервной банке под камушком, где были спрятаны драгоценности Махно, я нашла записку с нарисованным кукишем. До сих пор храню. Ответ за мной.

Одинцов приложил руки к груди:

— Что вы, дорогая госпожа Белоглазова, это не моя придумка. Это всё Грудастый. Его идея. Полезет, мол, Батька за своим награбленным золотом, а там дуля. Ха-ха, смешно.

Никто из сидевших за столом даже не улыбнулся. Бекасов сосредоточенно курил папиросу, стряхивая пепел в пустую малахитовую чернильницу, Тужилин пил очередную чашку чая, потел, но туго затянутого зеленого галстука не ослаблял.

После «покушения» в «Веселом Жуане» его отвезли в больницу, но, не обнаружив ни одной царапины, врачи его отпустили. Осматривавший Тужилина профессор сказал, что в обморок он упал, вероятно, от стресса, а пули, должно быть, прошли мимо. В больницу заглянул полицейский дознаватель, и врач ему объяснил тоже самое. Однако полицейский сказал, что при осмотре места происшествия следов от пуль не найдено, что очень странно. «Вы что же хотите сказать, что я стрелял сам в себя? — задал ему вопрос Юрий Михайлович. На что дознаватель только развел руками — все живы здоровы и ладно, от этих русских можно ждать чего угодно. Тужилин рассказал Анне и Петру, что шепнул ему Одинцов. Долго по этому поводу не размышляли — поручик ищет встречи, иначе он не стал бы так мудрить.

Тем же вечером отправились на Ave Victoria,7, в маленький беленый домик с одним окошком на краю обрывистого холма, но с большим участком, заросшим виноградом. Там их уже ждал Одинцов с горячим медным самоваром на столе. Одет он был по-русски — в холщовую рубаху с косым воротником и широкие казацкие шаровары, заправленные в сапоги, а потому напоминал полового в трактире.

Первым заговорил Тужилин:

— Как вы узнали, что я появлюсь в Ле Руре и загляну к таверньеру? Вас же не было в Ницце, когда меня вызвал Юденич. И вообще вы должны быть в Париже.

— В Париже я был, — ответил поручик, приглашая жестом всех сесть за стол. — Оттуда телефонировал Николаю Николаевичу по делу, которое он мне поручил. Он и сообщил, что вызвал вас из Мантоны. Не трудно было догадаться для чего и куда вы направитесь первым делом, раз в Ле Руре должны были приехать госпожа Белоглазова с «похищенным» из тюрьмы Антиба господином Бекасовым. Хочу сразу расставить все точки на «и» господа. Да, я агент красных.

— Что?! — поднялся из-за стола ротмистр. Но его усадила на место Анна, внимательно слушавшая поручика.

— Да, агент, — подтвердил Одинцов. — Вернее, член красной организации «Немезида». Мне удалось в нее внедриться с помощью игральных карт, через «вист» если точнее. Ободрал одного заезжего в Ниццу студентика из Высшего института механики Парижа. Как всегда решил поиметь от этого выгоду. Познакомился с ним, предложив скостить долг, и выяснилось, что он член какой-то коминтерновской молодежной организации. Сейчас такие общества модны во Франции. Вот я и решил, с позволения Николая Николаевича, разумеется, в нее внедриться. В расчете на то, чтобы через эту «детскую» организацию потом выйти на настоящую, серьезную.

— Ну, и как, вошел, Слава? — спросил Бекасов.

Вопрос Одинцов пропустил мимо ушей. Он видел, что Бекасов верит ему, но сердится на него. Возможно, ревнует к Анне.

— Об этом мы условились с генералом никому не говорить, в том числе даже полковнику Васнецову, — продолжал поручик.

— И мне, разумеется, — ухмыльнулся ротмистр.

— И тебе, Петя, уж извини. Я поставлял через трактирщика Жюля «Немезиде» фамилии и адреса вновь прибывших во Францию офицеров. Чтобы вырасти в глазах руководителей организации. Но это глупости, потому что список фамилий русских эмигрантов есть в каждой мэрии или управы коммуны. К тому же я передавал не точные адреса и фамилии. Словом, делал вид, что выполняю поручения «Немезиды». Со мной регулярно встречается ее представитель, передает мелкие задания. Однако это все ерунда, к терактам «Немезида» не имеет отношения. А вот месье Жюль всё же, думаю, каким-то образом связан с настоящими террористами.

— Двойной агент? — спросил Тужилин. — Почему бы и нет. Очень может быть, он произвел на меня неприятное впечатление. Не пойму только, поручик, для чего вы назначили мне встречу в «Жюане»?