Между двух огней (СИ) - Кошкина Татьяна - Страница 1

Машины возмущенно гудели. Кто выбегает на перекресток, не глядя на светофор? Ненормальная. Идиотка. Из окна старой потрепанной десятки слышались эпитеты и похуже. Девушка была согласна с каждым из них. Снова отказ. Почти год она обивает пороги издательств, но ничего. Пустота. Везде слышит только одно слово: «Нет, ваш роман не будет продаваться. Он не привлекателен для читателя». Чтобы выбить хоть это оправдание приходится пройти все семь кругов Ада. Секретари. Помощники. В одном издательстве человека, читавшего её роман, пришлось искать через бухгалтера. Увы, результата никакого.

Везения сегодня ей хватило только на то, чтобы не попасть под машину на этом злосчастном перекрестке. Перебежав дорогу, она тут же запнулась за край тротуара и чудом не разбила себе нос об асфальт. Спасибо, кто-то поддержал. Эмма не обратила внимания на того, кто именно это был. Коротко поблагодарила и буквально рухнула на железную скамейку в центральной части сквера, глотая слезы.

Это был самый настоящий оазис зелени в самом сердце города, окруженный дорогой, огромными стеклянными зданиями, в которых работали важные люди с электронными пропусками. По широкой асфальтированной дорожке прогуливались мамочки с колясками, парочки, веселые студенты и офисные работники с картонными стаканчиками в руках. Разнообразная публика одинаково безразличная к происходящему вокруг.

Хлюпая носом, Эмма набирала сообщение лучшей подруге. Единственному человеку в мире, который поддерживал её на писательском поприще.

«Лара, снова провал. Мне страшно идти домой. Что делать?»

Осознание того, что сегодня придется вернуться домой и рассказать родителям о неудаче, стало последней каплей. Рыдать в людном месте — какой позор. Стыдно. Противно. Обидно.

— Девушка, я не знаю, что у вас случилось. Но, может, могу чем-то помочь? — произнес приятный мужской голос.

— Нет, извините, — Эмма покраснела еще больше и принялась судорожно вытирать глаза рукавом кофты. От чего косметика еще больше размазалась. Поднять взгляд на стоящего напротив человека она не решалась. Очень неудобно вышло.

— Тогда прошу вас реветь потише. Каждый день, ровно в двенадцать я сижу на этой лавке и пью кофе. Мне не хотелось бы лишиться этой традиции из-за вас, — в голосе не было злобы или недовольства. Просто мягкая констатация факта и легкий укор, совсем не обидный. Эмма от неожиданности даже успокоилась. Этот человек маг, что ли? Гипнотизер? Буря в душе улеглась просто от звуков голоса. Она подняла удивленный взгляд на своего нечаянного собеседника.

На неё смотрел высокий темноволосый мужчина в сером деловом костюме. На носу очки в тонкой металлической оправе. В руках стаканчик с кофе. Эмма не умела определять возраст человека на глаз, как это делала её мама и другие знакомые. Для себя она определила его, как мужчину едва за сорок. Дорогие часы и блестящие ботинки. Наверное, какой-то жутко успешный топ-менеджер решил отвлечься от забот, а тут она со своими соплями.

— Простите, — начинающая писательница не смогла придумать ничего нового, кроме как снова извиниться. — Я уже ухожу.

Она схватила свою безразмерную сумку и поспешила сбежать из сквера, как можно дальше от этой неловкости. Нырнула в притаившуюся за углом станцию метро и отправилась домой. Выбора не было. Пора сдаваться родителям.

Мужчина удивленно проводил её взглядом и взял в руки кипу криво сброшюрованных листов беспечно забытых девушкой на скамейке.

***

Сообщение от Лары пришло спустя сорок минут. Она, как всегда, умела поддержать.

«Прорвемся! Даже не думай из-за этого пропускать мой День рождения! Заеду в 8!»

Только бешеной вечеринки Эмме для полного счастья не хватало. Ладно, до пыток ночным клубом еще нужно дожить, а вот казнь с участием родителей грозит всего через несколько минут.

Машины рядом с домом не было. Значит, отец уже уехал в мастерскую. Повезло. На неё обрушится только один водопад гнева вместо двух. Это был своеобразный ритуал. Родители не понимали увлечения дочери литературой. Не читали её книг, не верили в успех. Да, когда она была школьницей, мать гордо читала её сочинения, восхищалась каждым словом, каждой рифмой «кровь-любовь» в стихотворении. Но детство кончилось, а Эмма так и осталась в нем, потерявшись в мире ярких фантазий, идей и заковыристых литературных оборотов. Этому пособствовали и пять лет упорного труда в стенах филологического факультета. Тонны прочитанной литературы и критики. Когда год назад она вылетела из дверей университета с красным дипломом, тремя рукописями и миллионом надежд, могла ли Эмма подумать, что этот мир окажется более жестоким, циничным и жадным до денег.

— Эмма, бросай это! — с порога напала на неё мать. Все поняла по заплаканному взгляду, поникшим плечам и размазанной по лицу туши. — Ты уже год без работы, как жить будешь? Своими писюльками денег не заработаешь! — она яростно махала забытым на обеденном столе черновиком новой истории. Эмма физически чувствовала, как больно жестоко измятой бумаге.

В этот раз что-то надломилось в девушке. Она больше не кричала в ответ, не защищала свои «бумагомарательства», как называл их отец.

— Хорошо, — тихо ответила она, — завтра я начну искать работу.

От неожиданности мама замолчала и, поправив цветастый фартук, плотно прилегающий к её дородному телу, подошла к дочери.

— Вот и молодец, — она прижала плачущую дочь к груди. Эмме стало тепло и уютно. Да, она все делает правильно. — Ты можешь писать просто так, для нас. Стихи бабушке в открытку, сказки для своих будущих детей или рассказы в интеренет выкладывать. Ну, не так все плохо?

— Да, — сердце Эммы сжималось от боли. Глотая слезы, девушка продолжала со всем соглашаться.

— Тебе уже двадцать три, да и мы не молодые. Ты не можешь вечно жить с родителями и за наш счет. Понимаешь? Вдруг с нами что-то случится. Кто позаботится о тебе и Денисе? — женщина легонько поцеловала свою слишком мечтательную дочь в макушку. — Извини, что накричала. Просто переживаю за тебя.

— Я понимаю, я все понимаю.

***

Ураганом в тихий вечер Эммы Смирновой ворвалась Лариса, она же Ларка, она же Лара Солнечная с литературного портала и по совместительству лучшая подруга. Эта яркая фигуристая девушка с задорными светлыми кудряшками могла подобрать ключик к любому сердцу. Удалось ей это и с родителям Эммы. Если кого-то и могли не пустить в дом по просьбе дочери, то только не Лару. Для неё двери дома Смирновых всегда были открыты.

— О ужас, на что ты похожа, подруга? — возопила блондинка, бесцеремонно вваливаясь в заваленную книгами и смятыми бумажками комнату Эммы. — Сильно досталось?

— Нет, но завтра я приступаю к поискам работы. У твоего отца нет места уборщицы, случайно? — пробубнила Эмма и снова упала носом в подушку. Сегодня был во всех смыслах неудачный день, что в полной мере отразилось на её лице. Все еще не смытые темные круги под глазами, красный нос, на щеке след от подушки. Встала и пошла в клуб — самое то! Взрывать танцпол, вдарить рока в этой дыре.

— Смешно, — подруга показала ей язык и несколько раз крутанулась на компьютерном стуле. — Я спрошу, но моя подруга точно не будет тряпки выжимать. Гарантирую.

Эмма по-доброму завидовала подруге. Ей не приходилось думать о завтрашнем дне. Её отец — преуспевающий владелец сети продуктовых магазинов. У матери — свой салон красоты. Живут в красивом доме, ни в чем не нуждаются. Лариса может клепать посредственные романчики и ждать своего прекрасного принца на белом ламборджини. Да-да, Эмма к своему стыду считала творчество подруги весьма однообразным,

— Ты сильно обидишься, если я не пойду? Не хочу никого видеть, и завтра мне нужна трезвая голова, — без особой надежды Эмма попыталась выпросить индульгенцию у этого инквизитора печали.

— Попытка засчитана, — хмыкнула Лара и принялась за ногу стягивать подругу с побитой жизнью односпальной кровати.