Партизан.Ру-2 (СИ) - Антонов Георгий - Страница 7

Узнав о слежке, Князь на время запретил Олегу видеться с Индигой. Для оперативной связи Столбову был выдан особый мобильный телефон на чужое имя. Основные силы отряда третий день зависали на Бараковской хате, готовя операцию «Парафин» (автор концепции — доктор Зло.) Поэтому Индиге пришлось обратиться за помощью к миролюбивому Бабаю. Да оно и к лучшему — она полагала, что освобождение медведя — дело интимное, и его нужно провести без пафоса и лишних жертв. Чего при участии Хельги и Тайсона избежать бы вряд ли удалось.

Обрядившись в имевшуюся в запасе милицейскую форму, Бабай тормознул на трассе первую попавшуюся «Газель» и, придав голосу строгости, приказал водителю:

Езжай к цирку. Будет спецгруз. Медведь для губернаторской охоты.

Ничего не понявший, но привыкший не спорить с милицией, водила, возмущённо пожав плечами, порулил к цирку. И, только на подъезде к скверу, осторожно спросил:

А он не насрёт?

Может, — сухо ответил Бабай.

Тогда пятьсот, — буркнул извозчик, втайне ожидая получить возражения в грубой форме. Но и мент, и его спутница продолжали молча глядеть на дорогу, и водителю подумалось, что тут что-то неправильно. План освобождения Топтуна был прост — переряженный Бабай должен отогнать от клетки лишних посетителей, в это время Индига обездвиживает оставшихся, и они спокойно конвоируют медведя к машине. Но всё нарушило случайное совпадение вроде бы ничем не связанных между собой событий. Когда они подъехали, одновременно с ними с другой стороны сквера подкатил ОМОН, и началась свалка. Все, кто был в зверинце, включая обслугу и самого Джабу Папуа, прильнули к решёткам, заворожённые редким в здешних краях зрелищем. Индиге даже не пришлось прибегать к своему дару — она беспрепятственно отодвинула засов клетки, и благодарный Топтун облизал ей руки и чинно тронулся к выходу. Они были уже в нескольких метрах от ворот, когда Топтун стал вдруг проявлять признаки беспокойства. Чуткий нюх зверя уловил в букете человеческих испарений знакомый запах — это был запах врага. Того, кто выстрелил в него в лесу из странного ружья и заточил в клетку, а потом долгими часами сидел на безопасном расстоянии от прутьев и гундосил что-то зло и требовательно. Тогда Топтун, видя, что враг вне досягаемости, не проявлял агрессии, лишь следил внимательно — не подойдёт ли поближе. Но Чаплин, как все шизофреники, был осторожен. И медведь терпел, ждал своего часа. Вот теперь, кажется, час настал. В груди у Топтуна что-то заворчало басом.

В это время кто-то из служителей произнёс над ухом грузина:

Джаба, у тебя медведя воруют.

Папуа, оторвавшись от решётки, успел только взвизгнуть: «Вах!» — и Топтун в гневе и испуге припустил во всю прыть на запах Чаплина, не разбирая дороги, пока не упёрся в толпу, облепившую джип с включённой мигалкой.

В это время водитель «Газели,» которому неприятности были ни к чему, тихонько снялся с места и уехал. Бабаю ничего не оставалось, как следом за медведем устремиться к джипу. Спасённый от толпы каким-то чудом, полковник Зорин, сотрясаемый мелкой дрожью, увидел сквозь тонированное стекло человека с приветливым лицом в родной до боли милицейской форме. Он широко распахнул переднюю дверку, и Бабай, просунувшись внутрь, ни слова не говоря, открыл заднюю. Сначала в машину проскользнула Индига. Следом за ней на заднее сиденье, шумно дыша, полез медведь. Тут Зорину стало дурно, и он потерял сознание. Сдвинув его тело с водительского места, Бабай уселся за руль, и машина, огибая кусты, рванула по газону к выходу. На боковой аллее у выезда на улицу Бабай заметил полноватого юношу с крашеными волосами, который, петляя, как заяц, удирал от двух здоровенных ОМОНовцев. Вот один из них широко размахнулся — и метнул резиновую дубинку в ноги беглецу. Тот споткнулся и с разбегу проехался носом по траве. Еще миг — и ему бы заломили руки за спину. Но сердобольный Бабай, лихо тормознув напротив упавшего, буквально за шиворот втащил его в просторный салон джипа. Машина умчалась, оставив врагов без добычи, а спасённый, оглядев странную компанию, в которой он оказался, произнёс:

Меня зовут Артём Курбатов. Больше без адвоката я не скажу ни слова.

Слова не требовались. Вырулив на трассу, Бабай решил не ехать до Верхопышемья — слишком опасно. Пока ГАИшники на выезде отдавали полковничьему джипу честь, но они могли спохватиться в любую минуту и объявить план «Перехват». Поэтому, как только вдоль дороги начались сплошные леса, джип свернул на неприметную ухабистую грунтовку и устремился в чащу. Юный правозащитник только моргал узкими глазками и, молясь, готовился к худшему.

Свернув через несколько километров на глухую тропинку, Бабай проехал ещё километра три и загнал джип в заросли сплошного кустарника, на крошечную полянку, полностью скрытую от глаз. Топтун и Индига выбрались из машины, и, пока они прощались, Бабай деловито выволок тело полковника на землю и принялся раздевать. Брезгливо понюхал подмоченные брюки, но всё же увязал форму в узел и опустил в большой пакет, не забыв туда же сунуть пистолет и удостоверение. После этого выломал сухую лесину метра в два длиной, и накрепко примотал к ней руки полковника. Таким образом Зорин, лёжа в одних трусах на мху, оказался как бы распят на жерди, с той лишь разницей, что ноги его оставались свободны.

Что вы делаете? — произнёс, весь дрожа, Артём Курбатов.

Это называется таёжный суд, — важно ответил Бабай, — Если суждено жить, то выберется…

На вялое, поросшее редким волосом, ментовское тело уже слетались с соседнего болота, ссорясь за наиболее лакомые участки, мириады комаров.

Топтун долго не уходил, жался к телу Индиги и даже попискивал по-собачьи, будто плакал. Тогда она шепнула ему на ухо что-то успокоительное, и огромный зверь, не оборачиваясь, с достоинством прошествовал в чащу леса.

Полковник Зорин на мху, обеспокоенный укусами кровососов, зашевелился.

Пора, — сказал Бабай Индиге и, глянув на юного правозащитника, пригорюнился:

С тобой-то, мил человек, что мне делать?

До Курбатова теперь стало окончательно доходить, что его похитили отнюдь не менты, и он спросил с надеждой:

Вы что, экологи? Зелёные?

Ну, вроде того. Мусор разгребаем, — скромно ответил Бабай, — Ладно, садись в машину. Покажем его нашим? — и он вопросительно взглянул на Индигу. Та молча кивнула.

Бабай повёл машину не к трассе, а, ориентируясь по одному ему понятным приметам, загнал её в какую-то глушь. Там он вывернул из мотора свечи и положил в карман. До города добрались на попутках.

Губернатор Шукляев был в бешенстве. Рейтинг его популярности и так в последний год не превышал трёх процентов. А теперь, когда кадры с разгоном мирной демонстрации дикими медведями обошли мир, те, кому надо, разумеется, посмотрели их, и сделали выводы. Дело запахло досрочной отставкой. «Хоть бы какой мясокомбинатишко себе напоследок отжать у Кузякина!» — заметалось в квадратно приплюснутой губеровской голове. «Завтра вызову его, поговорим по душам. Эх, Виталя! А ведь как нам с тобой когда-то было хорошо вдвоём…». — и пожилой, но ещё крепкий Николай Иванович почувствовал, как некие сладкие мурашки забегали у него ниже живота.

Ответный удар Прохора был неоправданно жесток. Старинное правило воров в законе — «Баб не трогать!» — Владимир Петрович похерил, точнее — обошёл. Жены у Мухрявого не было — блатной закон Сосоевич чтил. Но всем было известно его пристрастие к красивым мальчикам. Автобус с продюсируемой им поп-группой «Ласковый мой» был протаранен на выезде из города КАМАЗом с заляпанными номерами и, выкинутый за ограждение, закувыркался с высокого обрыва. Те, кто выжил в этой мясорубке, на сцену уже точно больше не выйдут — ну, разве что, в прокисшем районном ДК, в составе ансамбля баянистов-колясочников.

В беседе с Артёмом Курбатовым доктору Зло было велено поменьше говорить и побольше слушать. Князь справедливо рассудил, что они, как люди одного поколения, быстрее смогут найти общий язык. Так и случилось — юный правозащитник выболтал много. Его группа за два года собрала уникальную базу данных на всех местных высокопоставленных лиходеев — с адресами, телефонами и обширным списком компромата. Теперь у отряда появлялась возможность наносить точечные удары по врагу и путать след. Правозащитники — в основном студенты — признавали идейный авторитет Каспарова и Хельсинкской группы, а финансовую и организационную поддержку получали, как это ни странно, от местного казачества. На Курбатова периодически сугубо конфиденциально выходил казачий полковник Комаринский, передавал небольшие суммы денег и пожелания провести ту или иную акцию. При этом просил, чтобы к нему обращались просто: «Ваше превосходительство.» Артёма это смешило, но отчего бы и не подыграть тщеславию недалёкого старика… Ведь всё — от искренности… Услышав о готовящейся операции, Курбатов выразил горячее желание участвовать. Доктор Зло уклончиво обещал подумать — дело-то ответственное…