Продам кота (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 80

Вика, он предал тебя, использовал и убьёт, но сначала до смерти запытает. Ты же знаешь, что так и будет. Давай, ты сильнее его — а выживает сильнейший. Скажи это, и всё закончится. Подумаешь, смерть! Он же злодей — герои всегда убивают злодеев. Что делать, если в этой истории нет другого героя? Придётся тебе. Давай, ты же всё равно вернёшься домой и всё забудешь — как будто ничего и не было. Ну же!

Стивен удивлённо смотрел в ответ, и где-то в глубине его глаз прятались страх и боль.

Ну!

Я открыла рот.

И мы с Каламитом выдохнули в унисон:

— Не могу.

Задыхаясь, я отвернулась. Губы тряслись, да и вся я дрожала, хотя в камере было совсем не холодно. Жар в груди, там, где висел невидимый Витькин амулет, умер. Я снова упала на пол, отвернувшись, дыша, как после марафона.

Всё? Сейчас будет больно?

Но секунды шли, и ничего не менялось.

Наконец Каламит засмеялся, и я, вздрогнув, подняла на него взгляд. А?

Его рука, до этого сиявшая синим, словно Ночной король её к электричеству подключил, погасла. Только искры, шипя, сбегали от локтя к пальцам, и Каламит стряхивал их на пол. Солома тлела там, куда они падали.

— В тебе всё-таки осталась какая-то магия? — отсмеявшись, спросил вдруг Каламит. — Да, Виктория? Твой друг Витториус, конечно, защитил тебя?

Я непроизвольно опустила взгляд. Каламит, наверное, проследил за ним и догадался, потому что тут же опять схватил меня за плечи.

— Это же…

И сорвал уже видимый амулет с моей шеи. Обычный кулон, кругляш янтаря на медной цепочке. Или что-то вроде. Совершенно некрасивый и вовсе не страшный. Этим правда можно убить?

Но я помнила, как горела, собираясь произнести приказ — так что, конечно, можно. Сложно было в это поверить, глядя на обычную цепочку в руках изумлённого Каламита. Разве амулетам не положено быть мистическими на вид? Рог единорога, коготь феникса или что-то вроде? Волшебное априори.

Каламит сжал цепочку в кулаке, и она рассыпалась оранжевыми искрами — они тоже упали на пол в многострадальную солому.

— Он был настроен, — тихо сказал Каламит. — Ты могла уничтожить меня одним желанием. Ты знала?

Я кивнула.

Каламит продолжал:

— Я собирался пытать тебя — почему ты меня не убила?

Я пожала плечами.

Но он всё смотрел и молчал — ждал хоть какого-то ответа, так что пришлось, сбиваясь, объяснить:

— Я собиралась… Но не смогла. Я не умею убивать.

— Это легко, когда тебя собираются мучить, — усмехнулся Каламит. — Виктория, почему?

Я отвернулась. Отчего-то признаться было стыдно — хотя что в этом такого?

— Ты же был Стивеном, я думала, мы друзья. Я знаю, что это была игра, но… Ладно уж, начинай. Ну, п-п-пытай.

Каламит тихо засмеялся, снова заставив меня вздрогнуть.

— Я глупец, — тихо произнёс он. — Магия! — И снова засмеялся, а потом сказал: — Не бойся, Вика. Я тоже не могу.

Я изумлённо уставилась на него. Пришла моя очередь спрашивать:

— Почему?

Каламит опустился на пол рядом.

— Не знаю. Не могу. Великая сила!.. Знаю, конечно: ты спасла меня у Изумрудного герцога и никогда не желала мне зла, даже сейчас убить не смогла, хотя мотив у тебя был. Таких, как ты… — Он запнулся, а потом словно через силу продолжил: — нельзя ломать. Это неправильно. Я не смог.

Наверное, это как в сказках: добро за добро. Наверное, это правильно, и мне сразу нужно было это вспомнить и не бояться. Но тогда я изумлённо таращилась на Каламита, а он сидел, обняв колени, и качал головой, грустный уродец, уже совсем не страшный.

И никто из нас не заметил, как в камеру сквозь узкое окошко вполз солнечный луч, скользнул по стене, полу и лёг на Каламита. Ночной король вздрогнул, и та часть его лица, которая была скелетом, вдруг поплыла, меняясь, обрастая плотью. Мгновение — и передо мной уже сидел привлекательный рыжий юноша, не старше Вильгельма, очень бледный и донельзя растерянный. Да, именно так Каламит и выглядел бы, не будь наполовину скелетом — и таким он казался сейчас.

— Ого! — только и смогла сказать я.

Каламит медленно ощупал лицо. Потом посмотрел на руку, которая только что была рукой скелета. Стянул перчатку, изучил пальцы, такие же узкие и длинные, как и на другой руке.

И вдруг захохотал, громко, истерично.

Я на всякий случай отодвинулась. Но не спросить не смогла:

— Что происходит?

Странно, но он откликнулся, не переставая смеяться:

— Проклятье спало.

— Какое проклятье?

Каламит покачал головой, но потом всё-таки ответил:

— Ночи. Наложенное на наш род. Сотни, великая сила, лет!

Я на всякий случай ещё отодвинулась. Только не говорите, что…

— Но я ничего не делала!

— Да причём тут ты? — Каламит всё ощупывал лицо. — Было предсказано, что, когда потомок нашего рода проявит жалость, ночь сменится днём. Только… Когда я получил корону и стал… таким… — Он снова неверяще уставился на свои руки, здоровые, нормальные. — Я старался, жалел. Но не помогало, как и ни у кого в роду. Мы думали, предсказание — ложь… Наверное, нужно было просто сделать это неосознанно. Как с тобой. Не думая о проклятье.

Не то чтобы я многое поняла, но кивнула.

— Ага. Ну, это… поздравляю.

Каламит перевёл взгляд на меня — и опять рассмеялся. На этот раз в его смехе слышалось облегчение. И истерика, да. Хохотал он долго, но я уже не боялась.

То, что происходило потом, вспоминается урывками, отдельными сценами. Бояться и впрямь было больше нечего, но память — странная штука. Я знала, что скоро вернусь и не буду помнить ничего, значит, всё это здесь — уже неважно. Вильгельм в безопасности, и с Каламитом мы вроде бы помирились. Он куда сильнее напоминал теперь Стивена, чем того страшного урода, который так пугал меня раньше.

Одна запомнившаяся сцена: Витька пришёл забирать меня из Ночных земель. Солнце уже село, мы с Каламитом заперлись в его кабинете, нам принесли кувшин вина… В общем, хорошо проводили время. Каламит, не иначе от шока, или потому, что весь день разрывался между делами государственными (вот странно: солнце снова светит над страной, а сколько недовольных! за века Ночные земли привыкли к темноте), был в приподнятом настроении и сыпал смешными историями.

А я понимала, что это тот же человек, который пытал Вильгельма, убил настоящего Стивена и вообще стремился к мировому господству, но… Он вёл себя, как Стив, и я не могла на него злиться. Это нелогично, но я просто не могла.

Бояться тоже. Я даже спросила после второго бокала: что, больше никаких завоеваний? Шпионов, интриг, длинных рук в другие государства?

Стив… Каламит посмотрел на меня удивлённо и усмехнулся.

— Почему это?

— Но ты ведь теперь… э-э-э… И солнце светит…

— И что? По-твоему, весь мир теперь захочет подружиться с Ночными землями? — Каламит рассмеялся, живо, весело. — Вряд ли.

Я осушила бокал и подумала, что может быть (ну вдруг?) что-то всё-таки изменится. Солнце всё-таки, и умеет же он, оказывается… жалеть.

Наверное, я оптимистка — в этом всё дело.

Так вот, за мной пришёл через портал Витька (ага, всё-таки явился). Увидел нас с Каламитом и кувшином. Выдохнул:

— Охренеть.

Каламит повернулся ко мне, подмигнул:

— Хочешь, я его убью?

Витька нахмурился, а я поставила бокал на пол.

— Зачем? Я сама справлюсь. Витя, иди сюда.

Витька наоборот попятился.

— Ви-и-ик?

И попытался слинять в портал, но Каламит не дал: свечение заклинания только мелькнуло и тут же исчезло.

— Давай, Вик, — прикладываясь прямо к кувшину, сказал король. — Я его держу, а ты убивай.

Я схватила диванную подушку.

— Ага. Ну что, Вить, за кота? А потом за "извини, так получилось”?

— Ви-и-ик, — Витька отступил к стене. — Ну правда же получилось…

Не знаю, есть ли у меня всё ещё друг, но пыль из подушки о Витьку я выбила знатно. И только потом дала себя увести.

— Ты не вернёшься, — сказал Каламит на прощание. Для него это был не вопрос, но я всё равно ответила: