Не мой парень (СИ) - Салах Алайна - Страница 36

Тони слегка наклоняет голову в согласии и поднимается. Жду, пока она развернется к двери и только после этого позволяю себе обвести глазами ее фигуру: стройные икры с узкими щиколотками и грациозную осанку. Хочу ее всю: ее сердце, ее страхи, ее смех, ее тело.

У выхода Тони неожиданно поворачивается, что я едва успеваю оторвать нецеломудренный взгляд от ее бедер.

— Спасибо тебе за все, Финн.

Теперь моя очередь пожать плечами:

— Я ничего не сделал…

— Спасибо тебе за все. — на этот раз улыбка на ее губах совсем не призрачная, а самая настоящая.

Через полчаса ко мне в кабинет входит Хейден. Старик излишне душевно пожимает мне руку и пытается по-отцовски обнять. Я не знаю, что меня так раздражает в нем — он не сделал мне ничего плохого. Думаю, дело в том, что у меня аллергия на фальшь и корысть, а от Хейдена и Лили Эллис ими несет за милю.

— У меня тоже есть к тебе разговор, сынок… — откашливается Хейден, и поймав мой предупреждающий взгляд, поправляется: — Финн.

— Говори.

Старик мнется, несколько раз тяжело вздыхает, ерзая в кресле:

— Ты знаешь, я уже не молод… в следующем году мне стукнет пятьдесят шесть. Никогда не угадаешь, как повернется жизнь… взять хотя бы Софи…

При ее имени внутренности болезненно корежит, но я слегка киваю головой, понуждая его перейти к сути.

— На днях я собираюсь к юристу, чтобы составить завещание… В виду нашего договора получается, что ты входишь в состав учредителей, а я, по сути, лишь менеджер живущий на проценты… Агенда мое детище, то, что я хочу оставить детям, поэтому я бы хотел заново обсудить условия.

Мне ровным счетом не нужно ничего от его мелкого агентства. Сотрудничество с Хейденом — акт благотворительности во имя того, чтобы быть ближе к Тони. Если старик хочет переписать все на себя, чтобы оставить фирму дочерям — я не буду ему препятствовать.

— Обсудите это с моим юристом. Не имею ничего против.

Хейден облегченно вздыхает и едва ли не утирает пот со лба.

— Спасибо тебе…Финн. Я знал, что ты сможешь остаться равнодушным к судьбе моей дочери, после всего что у вас было…И хочу, чтобы ты знал, что мы всегда… Лил и я…рады

— Ты переписываешь Агенду на имя Ким? — перебиваю его поток льстивых излияний.

Хейден выглядит застанным врасплох, и в течение нескольких секунд молчит, очевидно, предполагая во что ему обойдется правда. Я смотрю в его выцветшие бегающие глаза, чувствуя как в груди разрастается ярость. Сдерживаю себя лишь потому, что мне нужно его подтверждение, а пока пытаюсь убедить себя, что я неправильно домыслил, ведь такая вопиющая подлость и равнодушие — слишком даже для этого седого ублюдка.

Но Хейден не дает себе шанса на оправдание:

— Она моя старшая дочь, Финн. Тони еще совсем молода…

Я не дослушиваю его до конца. Гнев ревет в ушах красным шумом, и ноги сами выбрасываю меня из кресла. Я, блядь, не понимаю. Я просто не понимаю, как он может так с ней… Быть настолько равнодушным к этому сокровищу. Как может настолько не видеть и не любить свою младшую дочь.

Я прихожу в себя лишь тогда, когда прижимаю старика за горло к стене:

— Ты будешь жрать дерьмо на помойках Комптона, если сделаешь то, что собираешься. Ты не получишь ни одного заказа в этом городе, так что уже через пару месяцев тебе нечем будет платить аренду. Кимберли не нужна эта фирма, потому что в бизнесе она разбирается так же как ты. То есть ни хрена не разбирается. Поэтому если ты не хочешь в течение пары месяцев стать банкротом, советую пересмотреть свое отношение к младшей дочери и включить ее в завещание. Хорошим отцом тебе никогда не стать, поэтому с этого дня будешь делать вид. Ясно выражаюсь?

Глаза старика, кажется, вот — вот вывалятся из орбит, когда я его отпускаю. Он оседает на пол как мешок с трухой, держась за горло. Не помню, чтобы кого-нибудь так презирал. Мне хочется взболтать его мозги, проорать в лицо, что Тони нужна родительская любовь, но знаю, что это не поможет алчному дровосеку обрести сердце.

— Только попробуй. — обещаю на прощанье, когда он трусливо крадется по стене к выходу. — Я лишу тебя всего.

Когда дверь за ним захлопывается, оставляя в стенах кабинета удушливый запах страха, я звоню секретарше:

— Кейра, отмени бронь на мистера Эллиса. Я полечу вместо него.

В Болонью мы прилетаем ранним утром, едва начинает светать. Несмотря на длительность перелета, чувствую себя бодро: я спала практически всю дорогу. Возможно, мой организм сдался после двух недель бессонницы, а, возможно, причина в креслах бизнес-класса, превращающие в комфортные кровати нажатием кнопки. А, может быть, потому что со мной летит Финн. Отец позвонил в начале этой недели и извинился за то, что у него не получается полететь со мной. Объяснил, что поджимают сроки по важному заказу и что со мной обязательно полетит кто-то другой. Этим кем-то оказался Финн, у которого в последний момент сорвалась намеченная встреча. Втайне я очень этому рада. Я безмерно благодарна ему за его поддержку в эти сложные две недели, и полететь вдвоем в очаровавшую меня страну кажется таким… правильным.

— Встречаемся в вестибюле через час, — говорит Финн, прикладываясь смарт-картой в двери номера. — Я отведу тебя в свое любимое заведение на центральной улице: завтраки там просто потрясающие.

Не могу ничего с собой поделать — на лице зреет улыбка. Завтрак — мое любимое время, отведенное на прием пищи. А завтрак в Италии — это удовольствие, помноженное вдвое.

Я принимаю душ и переодеваюсь в широкие шелковые брюки и рубашку: удобно для пеших прогулок и подходит для посещения конференции. Распускаю отросшие до плеч волосы и в течение минуты рассматриваю себя в отражении, после чего лезу в косметичку и делаю то, чего делала очень давно: несколько раз провожу кисточкой туши по ресницам и покрываю губы слоем розового блеска. Кажется, сегодня мне хочется выглядеть хорошо.

Когда выхожу из дверей лифта, Финн уже ждет меня в холле. Одетый с небрежным городским шиком, он выпускает серые кольца дыма в потолок. Заметив меня, задерживает руку с сигаретой у рта, так что я не вижу трети его лица, но по теплу глаз догадываюсь, что он улыбается.

— Прекрасна как всегда, — объявляет негромко, после чего гасит окурок в пепельнице и мягко обхватывает мой локоть. — Конференция начинается в двенадцать. У нас еще три часа, чтобы насладиться самыми вкусными корнетто в Болонье.

У выхода нас ждет такси, предоставленное отелем: таксист в белой рубашке и форменной кепке отточенными движениями услужливо распахивает заднюю дверь.

— Чувствую себя приглашенной на гастроли звездой, — шучу, забираясь на заднее сидение. — Бизнес-класс и автомобиль, чтобы доставить меня на завтрак. Все твои сотрудники удостаиваются такой чести?

Финн опускается со мной рядом, забрасывая руку на спинку дивана, и подмигивает:

— Только если их сопровождает генеральный менеджер.

От его непринужденного настроя я начинаю улыбаться. Нам предстоит провести вместе почти четыре дня, и я волновалась, что между нами возникнет неловкость. Не помню, чтобы когда-то оставалась наедине в кем-то такое продолжительное время.

Такси высаживает нас возле небольшого заведения с уютной уличной террасой: круглые столики, украшенными вазочками с живыми цветами, бежевые парусиновые зонтики, через которые пробираются ласковые лучи утреннего солнца, приветливо улыбающийся мужчина-официант на входе.

Мы выбираем дальний угловой столик и делаем заказ. Официант исчезает, а уже через десять минут ставит передо мной тарелку с румяным круассаном, от вида которого во рту собирается слюна, и чашку с толстыми фарфоровыми стенками, до краев наполненную пушистой молочной пеной.

— Итальянцы предпочитают пить черный кофе, знаешь? — Финн игриво вздергивает бровь, поднося к губам свой неизменный эспрессо. — Считают, что он способствует пищеварению.

— Мне никогда не стать итальянкой. — сетую, откусывая корнетто. — Капучино заменяет мне десерт.