Убить в себе жалость - Нестеров Михаил Петрович - Страница 17

— Что вы собираетесь делать, Валентина Петровна?

Хозяйка невесело ухмыльнулась и пожала плечами. В очередной раз встретившись с гостем взглядом, ответила:

— Думаю, для начала мне придется проверить нервы Курлычкина на прочность. Он совершил ряд ошибок, и я найду их. Знаешь, Сергей… Кстати, ты не обижаешься, что я на "ты"?

— Нет.

— Ну и молодец. Так вот, Сережа, каждая ошибка имеет фамилию, имя и отчество — я это знаю наверняка.

Почти то же самое она выскажет следователю городской прокуратуры Василию Маргелову, когда после непродолжительного разговора и ознакомления с делом будет покидать его кабинет. А сейчас она позвала гостя на кухню и, переливая через край рюмки, налила себе коньяку; рюмка Сергея была наполовину пуста.

— Вздрогнем, — предложила Валентина. — И пусть кого-то перекорежит в этот миг.

Они выпили. Валентина потянулась к конфетам, другой рукой указывая на бутылку.

— Я не должна оправдываться перед тобой, но поверь, это временно. Уже завтра я займусь делом и надолго забуду вкус спиртного.

Сергей не представлял себе, что собирается предпринять эта женщина. Глядя на нее, ему с трудом верилось, что она сможет доказать невиновность своего сына, так как доказательства можно было добыть только путем активных действий. Может быть, продолжил размышления Сергей, у нее найдутся помощники, хотя, судя по разговору, она была одна. На деньги, которые она получила за процесс над Алексеем, можно найти человека, способного нажать на спусковой крючок пистолета, но обычно такое мероприятие требует суммы в десятки раз больше — это Сергей знал точно. Наверное, у Курлычкина есть "доброжелатели, грезившие радужными картинами, на которых белыми пятнами выделялись тапочки лидера "киевлян", но даже они не в силах осуществить подобную акцию. Тут присутствует все: и мощная охрана, и собственно авторитет лидера преступной группировки, которого не так давно хотели короновать в воры в законе, — по нынешним меркам, ничего удивительного, но лет пять-шесть назад пропуск в воровскую элиту Курлычкину был бы заказан. А сейчас уже никого не удивляло стремление лидера "киевлян" создать себе политический имидж, войти в один из блоков бесчисленных политических движений страны; наконец, коммерция, которой не гнушались бригады "киевлян", а это явно противоречило принципам вора. Настоящий вор в законе не имеет права иметь семью, собственный дом, а у Курлычкина было и то и другое не только в России, но и за рубежом.

Возвращаясь к опасной теме, затронутой Ширяевой, Сергей подумал, что дело еще и в ответственности: позволить себе устранить лидера преступной группировки мог, например, человек, имеющий вес в криминальном мире. Пока правоохранительные органы будут разбираться, кто "заказал" лидера, в криминальных кругах автора очень быстро вычислят и вынесут решение: прав он или нет. Если не прав и принадлежит к криминальному миру, его не тронут, такие разборки редко имеют продолжение. Во всяком случае, пройдет время, прежде чем виновнику аукнется.

Так что шансы поквитаться с Курлычкиным у Ширяевой были ничтожны. На фоне бригады "киевлян" она выглядела смешно. Сюда можно добавить кое-кого из высокопоставленных чинов, к примеру, городской прокуратуры, получивших в свое время определенные инструкции на ее счет, и если судья активизируется и проявит себя, на нее навалятся с двух сторон и раздавят.

Честно говоря, Сергею не верилось, что женщина с мутными от спиртного глазами, роняющая пепел на платье, по ее заверениям, завтра вдруг резко преобразится. Самое достойное применение ее денег — это прожечь их, спившись окончательно, как спился когда-то ее отец, на это денег хватит как раз. Наверное, все-таки правы врачи, утверждая, что алкоголизм передается по наследству. В этом нетрудно убедиться, взглянув на Ширяеву. Все подтверждалось в ее откровениях: грязная, оставленная с вечера посуда в раковине, крошки хлеба на полу, которые она сметет в угол и поленится сходить за совком; не хватит сил и на то, чтобы отмыть с пола коричневатое пятно под холодильником, полить увядающие цветы на подоконнике, снять паутину в углу кухни…

Неприятно видеть перед собой человека, который еще вчера был личностью, а сегодня катится по наклонной. Можно сколько угодно уважать его желания, одно из главных — остановиться, стать трезвым и вернуться к нормальной жизни, — без него все остальное видится пустыми словами. Оправданий не так много, но они более чем весомые, Ширяева осталась одна, практически ее раздавили, нанеся сильную душевную травму. И она, думая, что залечивает ее, на самом деле топит себя в спиртном, лелея мысли о мщении.

Сергей попрощался с Ширяевой на кухне, Валентина не встала, чтобы проводить его до двери, лишь приподняла тяжелую хмельную голову и заплетающимся языком поблагодарила парня — за то, что она напилась в его присутствии, за деньги, за его участие. Затем ему пришлось переспросить ее, так как ее последние слова он не расслышал.

— Захлопни дверь, — повторила она и приподняла палец, привлекая внимание Сергея. — В день убийства дверь была закрыта на защелку. А Илья всегда закрывался на два оборота.

И эти слова она скажет старшему следователю по особо важным делам Василию Маргелову.

Сергей прошел узким коридором и остановился возле закрытой комнаты, где была убита девочка. Вчера он торопливо миновал ее, а сейчас неслышно отворил, устремив взгляд на кровать Ильи.

"…их было по крайней мере два человека".

И напоследок, выходя из квартиры и захлопывая дверь, он вспомнил начало затянувшегося разговора, состоявшегося у здания суда. "Один человек потерял свою дочь, ее зверски замучили, он должен узнать всю правду. Я докажу, чего бы мне это ни стоило". Тогда Сергей ничего не понял, зато сейчас смысл сказанных Ширяевой слов обрел реальные очертания. До того четкие, что просматривался кровавый финал. Ибо судья вознамерилась не только отомстить, а доказать вину Курлычкина.

Он подавил в себе желание поинтересоваться у Валентины, когда она сумела встретиться с Николаем Осинцевым и каким образом смогла убедить его выступить на суде с заявлением. Теперь такая возможность скорее всего не представится, а Осинцев, в силу определенных причин, об этом рассказать не пожелает. Хотя как знать: Колька, в общем-то, парень простой и ходить в "героях" не в его натуре. Это с одной стороны. А с другой — нет смысла трезвонить о частном разговоре с судьей.

Шустов уже устал ждать Сергея и собрался уходить, когда увидел его, выходящего из подъезда.

Олег выругался.

— Я думал, ты заночуешь, — злобно процедил он.

— Извини, Олег.

— Извини… — Шустов вгляделся в товарища более внимательно, уловил исходящий от него запах спиртного. — О чем вы говорили?

Белоногов ухмыльнулся.

— О жизни.

— Много выпили?

— В основном пила Ширяева. Я посоветовал ей подольше оставаться в хмельном угаре: может натворить дел по глупости.

— А ну, рассказывай, — потребовал Олег. — Я и так за тебя втык получил. Мне не в кайф нравоучения Рожнова, — повысил он голос.

Сергей пожал плечами и на ходу передал беседу с подвыпившей судьей.

Из всего сказанного Шустов уяснил для себя главное: Сергей распустил сопли, сочувствовал судье — продажной судье. Ему так и так докладывать Михаилу Константиновичу о результатах судебного слушания, заодно расскажет про "сопли" Белоногова — часть воспитательной работы, но прежде сам проведет профилактику.

— Спать, только спать…

Ширяева с трудом дошла до ванной комнаты, достала из аптечки упаковку фенозепама и выпила две таблетки. Оглядев себя в зеркале, подмигнула отражению:

— До завтра.

И вышла из ванной.

Как и накануне, она не стала раскладывать диван, а улеглась на покрывало. Снотворное еще не начало действовать, а она уже спала.

Если Белоногов сомневался в том, что на следующее утро судья внезапно переменится, то Валентина на этот счет не колебалась: она испытает только кратковременный дискомфорт, который исчезнет с первой чашкой крепкого кофе и холодного душа. Тут Сергей был не прав: природа отдыхала на дочери алкоголика.