Я начинаю путь... - Аббакумов Игорь Николаевич - Страница 11

Пришлось послушаться родителей. Но вот то, что по милости этих уродов нормальные люди будут ходить прижимаясь к стенке, настроение испортилось совсем. С этого дня, мы с братом вставали пораньше только потому, что лишь ранний выход из дома, гарантировал то, что к тебе не пристанут уроды, нуждающиеся в очередной «дозе».

А один раз, мы с трудом от них спаслись, когда они обратили на нас свое внимание. Спасло умение бегать и преодолевать препятствия. Ну и страх добавил сил и быстроты. Один раз повезло. Но сколько времени будет еще везти? И самое главное, кто наводил страх на детей и взрослых? Подростки, которые ничего из себя не представляли в физическом плане. Те, которые опасны только когда собрались толпой. Чье главное достоинство состояло в подлости, жестокости и безнаказанности. Вот именно, в безнаказанности. Жаловаться на них в полицию было делом бесполезным.

По здешнему российскому либеральному законодательству, дети до 13 лет вообще не подсудны. Если двухметровый громила вырывает у вас сумочку и пинает ногой в живот, причем, среди бела дня, то он делает это не потому что такой смелый, а потому что знает — он ничем не рискует, ему 17 с половиной лет и в худшем случае, после сотого привода в полицейский участок ему дадут три месяца условно. В газетах такого громилу будут ласково именовать «ребенок». Полная уголовная ответственность тут начинается с восемнадцатилетнего возраста. В КРОСЕТе проскользнуло сообщение, что в Автово был арестован восемнадцатилетний юноша, который терроризировал этот пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, то он ее избивал. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать, какой смысл? Приведут «ребеночка» в участок, и в тот же день, после душеспасительной беседы судья выпускает его на свободу. И вот только недавно, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна более 500 (!!!) ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам.

Из-за того, что какие-то уроды без меры озаботились правами уродов, жизнь нормального русского человека могла превратиться в кошмар. И что тут делать? Нанять телохранителя? Вообще то не все могут себе это позволить. Да и проблему это никак не решит. Теоретически он может оказать сопротивление напавшим, а на практике не станет этого делать. Почему? Да потому, что за избитого хулигана немедленно вступятся орды правозащитников, которые с воплями о нежном возрасте пострадавшего ублюдка, легко докажут, что телохранитель превысил меры необходимой самообороны. И сидеть этому «качку» пять лет в тюряге. И это еще легкий случай. Если пострадавший хулиган окажется инородцем или каким-нибудь меньшинством… В общем за инородца можно схлопотать дополнительные пару-тройку годов тюремного сидения. А за «меньшевика» — десять лет вам гарантировано отвесят.

— Вот же уроды! Представляешь Маш, если я этих уродов изобью, тогда закон будет на моей стороне. Потому, как я малолетка. А как я это сделаю?

Нужно было что-то делать, ибо сидеть и дрожать из-за того, что «нарики» облюбовали именно твой двор в качестве тусовочного места, было не только страшно, но и противно.

— Ваня, миленький! Ну нельзя же всю жизнь сидеть и дрожать! Ну придумай что-нибудь! Собери своих пацанов, да побейте их!

— Как я это сделаю? Как пить дать все зассут.

— Ага! Сестру твою по кругу будут пускать у тебя на глазах, а ты стоять будешь и штаны дерьмом наполнять! Сволочи вы пацаны и трусы!

— Машка! Заткнись! — достало его все-таки.

— Ага! Сестре рот затыкать ты умеешь, на это у тебя смелости хватает… А как постоять за нее, то сразу: «Я не мужик!»

Тут его натурально затрясло. А я продолжала сама заводиться и его заводить. Все, что я могла придумать обидного в его адрес, было выплеснуто ему прямо в лицо. В итоге, он не выдержал и ударил меня по лицу. Все, что я смогла сделать, это вскочить и размазывая сопли вперемешку со слезами, внезапно напасть на него и укусить. Впервые в своей жизни, что в той, что в этой я с кем-то дралась. На шум прибежали родители и разняли нас. Разнять разняли, а вот успокоить не могли. Поэтому, перед тем как нас разогнали по своим спальням, я крикнула:

— Отныне ты мне не брат! Слышишь, чмо нерусское? Больше не зови меня своей сестрой!

Повеселились, елки зеленые! Обидно было, причем сразу обеим личностям в этом теле. Впервые в жизни я была избита. И кем? Родным человеком? Но разве в нем все дело? Остальные ничем не лучше. Там, в прошлой жизни я твердо знала, что в случае чего, меня защитит отец, муж, сын. А здесь на кого надеяться? Неужели главной целью развития является превращение людей в трусливое стадо? Есть ли здесь те русские мужики, которые умели не пятясь, встречать лицом к лицу любую беду? Неужели это потомки тех, у кого враги пощаду вымаливали? Остались ли еще тут богатыри духом?

— Тетя Ира! Неужели все так плохо и безнадежно? Ну придумай же что-нибудь! Ведь ты такая умная!

— Не поможет тут Маша ничей ум, если мужики храбрость утратили. Понимаешь, нормальным мужикам труда не составит решить эту проблему. Да и не проблема это вовсе. Там, где правильные пацаны, сволота на божий свет не лезет.

Половину ночи мы не могли уснуть. А потом открылась дверь и в спальню тихо зашел Ванька.

— Машка! Ты не спишь? — спросил он шепотом.

— Чё приперся сюда? Я тебя не звала!

— Маш, ты прости меня, вот крест святой — никогда больше пальцем тебя не трону! — и братец перекрестился, скрепляя данное обещание.

— Что? Совесть заела? А как маленьких бить, она в гостях была?

— Ну что еще мне сделать, чтобы ты простила?

По уму, нужно было прекращать вспыхнувшую внезапно вражду.

Честно говоря, нам это было нелегко. Прекрасно заметный «фонарь» под глазом, который еще нужно было как-то скрыть, не располагает ко всепрощенчеству. И все-таки примирение, пусть и не сразу состоялось. В кои то веки, братец был добр и внимателен к своей сестре. Остаток ночи, мы просто сидели и говорили о том, как нам теперь быть. Так ничего толкового не придумав, мы пошли в школу. В классе меня все замучили вопросами по поводу внушительного «бланша». Но если от одноклассников удалось отбиться, то от вызванной учителем дамы из Департамента Социальной Службы, отделаться не удалось. Все мои уверения в том, что родители не имеют никакого отношения к случившейся со мной неприятности, на нее не произвели ровно никакого впечатления. Чиновница начала оформлять протокол о том, что я живу в неблагополучной семье и родители мои подвергают меня избиениям. А что отрицаю все это, так ясен перец, запугали меня изуверы! А затем, после того, как в протоколе в качестве свидетелей расписались два педагога, мне сообщили, что в семье мне пока делать нечего, что меня сейчас отвезут в интернат для девочек — жертв домашнего насилия… Попала! А что будет с родителями? А их оказываются будут судить! И суд еще посмотрит, стоит ли за ними сохранять родительские права! Ну братец, натворил ты дел! Жаль что тебя рядом нет, придушила бы собственными руками! Что? И его в интернат?

— Маша! Ты куда? Постой!

— Идите на…!

Рванув резко с места, я выскочила из учительской и побежала прямиком к Ванькиному классу. Плевать, что сейчас идет урок! Брата спасать надо!

Ей богу, это была не моя реакция, а Машина. Я тут ничего поделать не могла, все-таки настоящей хозяйкой этого тела была именно она. Перехватить управление телом? У меня не вышло. А моих увещеваний она не слушала. Ворвавшись в класс посреди урока, Маша отчаянно закричала:

— Ваня! Бежим отсюда! За нами эсэсовцы пришли, хотят нас в сиротский дом отправить, а маму с папой в тюрьму посадить!

Вот те на! Знакомое словечко! Оказывается им тут родители пугали непослушных детей. «Вот вызову „эсэсовцев“ и они отправят тебя в сиротский дом!» Эсэсовцы — тут так прозвали инспекторов Социальной Службы.