Искупление (СИ) - "LoudSilence" - Страница 35

Я стучусь.

— Входите! — женщина собирает бумаги и, увидев меня, откладывает в сторону все волнующие ее дела. Сдержанно кивает и просит закрыть за собой дверь.

— Слышала, вы уже успели нарушить еще одно правило школы.

— Поверьте, это были необходимые меры, — я присаживаюсь на край дивана, готовая соскочить в любую минуту. — Вы хотели меня видеть?

— Мисс Грейнджер. Гермиона. Вам пришлось пережить многое. И я надеюсь, вы обдумаете мое предложение на досуге.

— Предложение?

— Да. Ваши друзья стремятся связать работу с Авроратом, вы об этом знали?

— Конечно, — я все еще не понимаю, к чему эта женщина клонит.

— В качестве еще одной кандидатуры я хочу предложить вас.

Я вскакиваю на ноги от беспредельно простого тона, который, казалось бы, волен сам решать мою судьбу.

— Что вы сказали?

— Я хочу видеть вас в числе новых Миротворцев, мисс.

Как когда-то моего отца?

— Извините, это все так неожиданно… Я… Могу я обдумать это до завтрашнего дня?

— Конечно, мисс Гермиона. Я буду вас ждать в любое время.

Минутная встреча заставляет меня бежать в комнату, еле сдерживая слезы. Кто бы подумал, что разговоры о будущем — да еще и таком — смогут ударить так хлестко. Знали бы вы, мисс Минерва, какая ночь меня ждет впереди, оказали бы другую помощь в становлении на ноги.

***

Драгл меня дернул спуститься в гостиную факультета. Мерлин не уследил, а я снова оказалась в разрушительной буре ключевым механизмом к уничтожению — разве что — всего. А Рон сорвался с цепи в своем неконтролируемом ребяческом поведении, поддав огоньку как следует.

Стоило мне сойти с последней ступеньки, находясь не в лучшем расположении духа:

— Значит, не успела отойти от одних отношений, как уже рвешься в другие? — он бросает свой взгляд к моим ногам. Судя по искривленной морде и вспотевшим ладошкам, которые он неконтролируемо потирает о свитер, Ронни не только в гневе и унынии, но и в бешеном стыде. Однако наличие уже двух грехов не идет тебе, как ни крути.

— Прости, но… Что?

— Я видел, как Фред подтирает тебе зад, а ты и плясать готова под его лживые песни. Мы тоже через многое прошли, Гермиона, но ты никогда не позволяла мне столько свободы.

Ронни всегда славился вспыльчивостью и длинным языком, от которого проблем не оберешься. Он проявляет собственнические черты, он хочет выпустить пар, но никогда не может выгадать подходящий момент. Но этот — отнюдь не такой. Потому что я — не обязана тебя оправдывать. Но я стараюсь. Терплю зловония изливаемой на голову таза дерьма, считая пульс и слушая дружка вполуха.

— У тебя выдался плохой день? — не хуже, чем мои два месяца, поверь. — Снова рассорился с милашкой Лав-Лав, и теперь избавляешься от негатива со мной? Как и всегда, Ронни, ты не взрослеешь.

А уже пора бы, слушай.

— От тебя ничего не осталось, Гермиона, — в этом ты, как ни странно, прав. — В кого ты превращаешься? Выдрала клок волос Паркинсон и радуешься этому? Потому что Фред тебя поддержит во всех начинаниях? Да он всегда смеялся над твоей заносчивостью!

— Это не твое дело, Рон. Кто что делает и над чем смеется, хорошо? Давай ты будешь следить за своим поведением! И ревность твоя никому к черту не сдалась. Напомню, что мы расстались в очередной раз, как только твои любопытные глазенки опустились на сбитые бедра Лаванды, наплевав на табличку «руками не трогать».

— Я тебе хотя бы друг, Гермиона! И я забочусь о тебе безвозмездно, в отличие от ловеласа Фреда! — он в обличии праведника несет несусветную чушь. Твое второе «я», Рональд. Мое ненавистное, к слову говоря.

А еще мой пульс — выше среднего, и это значит, что тебе крышка, мальчик.

— Другом? Ты говоришь, что был мне другом? Интересно, в какие моменты? Когда молча наблюдал за моими слезными содроганиями после своих совершенных глупостей? Когда пытался отнять у меня дружбу с Крамом, выставляя последней шлюхой школы? — Рон был опрометчив, разогрев по мне былую материнскую страсть к хаосу. Был опрометчив, не забрав из-под носа чьи-то книги и бутафорские подсвечники, которые теперь летят в него ураганными вихрями. — Ты был мне другом, когда обещал горы, но не делал и самую малость, облизываясь с другой? И, наверное, твоя дружба сыграла огромную роль, когда я сходила с ума в больничной койке, думая, что убила маму с отцом «Авадой»? — мои связки, только пришедшие в норму, снова надрываются и, кажется, еще чуть-чуть — и совсем порвутся, оставив меня немой до скончания жизни.

Часов, возможно.

— Герм?

— Рон? — близнецы застывают в дверях, оценивая масштабы бардака в помещении и пытаясь сопоставить увиденное с фактом нашего здесь нахождения. Несостыковка, верно? А я бы на вашем месте уже не удивляла тому, на что способна в истинном отчаянии.

— А вот и Фредерик! Смотри, мы тут как раз тебя обсуждаем! А еще то, какой у нас Рон потрясающий друг! Друг бесценный! — он отбивается от вещей, которые я посекундно отправляю в его морду, и молит парней о помощи свинячим визгом. — Чего же ты сейчас не кричишь о своей дружбе, неужели разочаровался в милой Гермионе, которая должна была расплакаться и пожалеть тебя по головушке, а? — сильные руки сцепляются на моем теле, сдерживая порывы убить рыжего мелкого ублюдка.

— Джорджи, ты сможешь справиться с бардаком и нашим непутевым братцем, пока я займусь усмирением тигрицы?

— Это не игра в цирк, Фред! Мы все и есть чертов цирк, который пора сжечь — сука — к чертовой матери, потому что…

— Герм, Герм, Герм! — он хватает меня на руки, идя к выходу из гостиной, пока я, сопротивляясь и сквернословя, змеей извиваюсь на его плече. — Я знал, что у тебя огромный словарный запас, но то, что он полон столькими ругательствами — фантастика!

— Не потакай ему! Не веди себя так безучастно! Какого черта ты лыбишься в ответ на… — я вспоминаю вчерашнее открытие, произошедшее в ванной, и выпускаю пар — с натугой, но довольно действенно.

— В ответ на что? — Фред стремится куда-то вдаль, не стыдясь — мне бы его уверенность — десятков студентов, возвращающихся с ужина по своим — безусловно, не настолько важным, чтобы не проводить нас взглядом, — делам.

— Я не хочу тебе ничего говорить. Иначе сболтну лишнего.

— А тебе придется, потому что как только мы останемся одни, я задам тысячу и один вопрос. Касательно всего, что произошло сегодня. Что произойдет завтра. Через неделю. В следующей жизни…

— В следующей жизни я буду рада не повестись с вами и уйти в монахини.

— Врушка, — снова хохочет, хотя мои шутки и рядом не стоят с его. Хотя мои, по его мнению, шутки — совершенно правдивы.

— А ты бы знал, как я люблю обманывать в последнее время, — вырывается быстрее ветра, чтобы не получилось выставить неискренностью.

— Я заметил это уже тогда, когда вы с Гарри и моим нерадивым младшем братцем начали открывать тайные комнаты и перемещаться во времени. А после даже победили в войне. И это только основное — дьявол в деталях, Герм.

Перемещаться во времени. Точно. Нужно об этом подумать.

— Дьявол во мне.

— Я сейчас очень хочу метнуть остроту, но, пожалуй, сдержусь.

— Хочешь сказать, что дьявол — моя мать?

— И Мерлин — отец, — мы тихо хихикаем, каждый по-своему, и оба — с горечью.

— Соглашусь, что это прозвучало бы смешнее, не будь такого странного стечения обстоятельств, ну, знаешь… в реальной жизни.

Фред ставит меня на ноги, и оттого я немного пошатываюсь, привыкая к самостоятельности в движениях.

— Выручай-комната разрушена, Фред, зря ты сюда так долго тащился с грузом на шее, — выпаливаю, узнав небывало мрачные стены восьмого этажа, и осматриваюсь, не спеша уходить.

— Я тоже так думал… — он подталкивает меня к противоположной стене, и тогда я в изумлении оборачиваюсь, все понимая.

— Неу… жели.

— В самом деле! — парень галантно открывает передо мной дверь, и ноги сами несутся вперед, в объятия неизвестности.

Среди нескольких книжных полок и столов, сверху донизу забитых книгами, склянками, записями и коробками разношерстного содержания, я замечаю партию взрывчатых тортов и блевательных батончиков. Корить Фредерика не хочется. Уж лучше так, чем расцарапывать лица слизеринкам и разрушать гостиную одним своим появлением.