Пограничье (СИ) - Ли Марина - Страница 61

   Остановился посреди улицы, глядя вперед невидящим взглядом.

   — Или не считает? Или это все-таки только наказание… Бред.

   Свернул на знакомую улочку, которая вела к центральному отделению речного эфората, и с удивлением отметил суету, излишнюю освещенность и многолюдность. Толпа стояла к Павлику спиной, поэтому он не мог видеть говорившей, но чистый, почти детский голос, слышал отлично.

   — Очень, очень подозрительный тип, — объясняла невидимая свидетельница неизвестного события. — Пришел весь такой бледный, мрачный в длинном черном плаще по столичной моде. И устроился за столиком с падшей.

   Сыщик немедленно представил себе франта. Бледного, с синяками под глазами от вечного недосыпа и чрезмерного пьянства. Воочию увидел, как брезгливо кривятся тонкие губы в тот миг, как франт ступил на территорию веселого дома. Сначала он обвел ленивым взглядом навостривших уши после его появления женщин, а потом двинулся к диванчику, на котором устроилась одна из падших.

   — Почем нынче любовь? — наверное, спросил франт, а Павлик тряхнул головой, злясь на свое богатое воображение. Девчушка же тем временем продолжала:

   — И главное, что? Он три кувшина выхлестал, и глазом не моргнув, а руки-то у него не трясутся… Не трясутся ручки-то. Я сразу подумала, что не станет человек напиваться, если на нем защита от алкоголя стоит… Я вот никогда не стану пить, если защиту поставила, зачем? Только продукт зря переводить!?

   — Ты не отвлекайся, — рыкнула крайняя слева спина, и Павлик, к своему удивлению, узнал в говорившем главу местного эфората Герма Истрова.

   — А… да, — тонкий голос пронзили решительный нотки, — падшая тоже пила. Ну, на то она и падшая, закладывала так, что только ух! Пять кувшинов выпила, точно вам говорю.

   — По делу что можешь сказать?

   — Поняла. По делу. Падшая тоже была очень подозрительная… Это и понятно. Уж если ее свои не принимают, на кой она нам сдалась?

   — Лея!!!! — в голосе Герма прозвучало отчаяние.

   — А потом к ним подсела эта. Бледный ее за руки хватал, такими взглядами прожигал… Я думала на месте убьет, клянусь… А оно вона как получилось.

   Вся толпа вздохнула и одновременно повернулась направо, и Павлик, пользуясь наступившей тишиной и общей недвижимостью, пробрался между замерших людей, чтобы увидеть на мостовой Речного города мертвое окровавленное тело в каком-то уж очень знакомом платье.

   — Придется вызывать художника, — вздохнул Герм за спиной столичного сыщика. — Будем рисовать твоего бледного.

   — А что его рисовать? — изумленным шепотом просипела свидетельница. — Вот же он…

   Пауль Эро в удивлении наткнулся на взгляд давешней нерасторопной разносчицы эля и в легком шоке округлил глаза.

   — Я?

   — На место преступления притянуло, подлюку, — кто-то пробормотал сзади весьма глубокомысленно и опустил на гениальный сыщицкий затылок тяжелый кулак.

   Павлик возмущенно ойкнул и оглянулся. Вовремя, надо сказать, потому что мужик как раз заносил свой внушительный кулак для второго удара. Однако под грозным взглядом столичного франта замер и зачем-то прошептал голосом, полным раскаяния:

   — А я что? Я токмо злодея остановить…

   В слове «злодей» он сделал ударение на первом слоге и, нерешительно похрустывая костяшками пальцев, уточнил:

   — Я страх до чего злодеев не люблю. Особливо тех, которые девочек умервщ... ущермля… убивают, короче.

   — Го... господин Эро, — выдохнул Герм Истров и закатил глаза так, словно собирался упасть в обморок. — Как же это?

   Неизвестный ненавистник всех злодеев немедленно растворился в толпе, а Лея притворилась невидимкой.

   — Господин Эрo… Мы не знали, что вы в Речном городе! Если бы мы знали…

   Павлик махнул рукой жестом, включавшим в себя всепонимание, всепрощение и вселенское нетерпение, и, наконец, повернулся к мертвому телу.

   Платье не зря показалось знакомым.

   — Анжела-анжела, — прошептал сыщик, узнав в мертвой женщине морока.

   — Говорила же, что он ее знает, — громко пискнула разносчица. — Подозрительно…

   Пауль Эро вздохнул, окончательно сказал «прощай» своему сегодняшнему сну и склонился над покойницей.

   По крайней мере, женщина не была освежевана. И если не считать того, что ее шея была разрезана от уха до уха, выглядела довольно… прилично.

   «Черствею сердцем, — мысленно вздохнул сыщик. — Как давно меня перестали пугать смерти в целом, и смерти знакомых в частности?»

   Морок Анжела не была другом, но и врагом она не была. Наверное. Но Павлик знал ее… Сколько? Пять лет? Больше? Сколько бы то ни было, все равно достаточно долго, а между тем, в душе не дрогнула ни одна струна, когда Павлик понял, кому принадлежит тело. Пусть она и не была самым законопослушным членом общества, но такой смерти она не заслужила точно…

   — Попрошу очистить площадь от посторонних… Хотя все равно уже поздно. Все следы затоптаны. Герм, ты же опытный следователь, как же ты допустил?..

   — Опытный, — согласился сиг Истров, с тоскою думая о том, что не видать ему в этом месяце премии как собственных ушей.

   Это же надо было, чтобы так не повезло! Мало ему было убийства, которое произошло едва ли не на пороге эфората? Так еще и выскочка этот в Речной город пожаловать изволил. Что с ним теперь прикажете делать? Доконает же своим занудством!

   А у Герма на утро был кабинет в термальных банях заказан… Ох, пропадет кабинет, плакали денежки. И прекрасная Пенея точно не станет с ним после этого разговаривать, а он так долго за ней ухаживал!

   — Очень интересно! — пробормотал Пауль Эро, ползая на коленях в кровавых лужах вокруг тела.

   Сиг Истров грустно проследил за тем, как последний ночной зевака покинул стремительно пустеющую улицу, мысленно махнул рукой на прощание баням и, вежливо откашлявшись, уточнил:

   — Что именно вас заинтересовало, господин Эро?

   Разморенная от сытости, от расслабляющей жары парного кабинета, немного пьяная от густого карамельного пива, я лениво отвела взгляд от стены с неожиданным плакатом и томно произнесла:

   — Дуняш, это как понимать?

   — Что именно?

   Русалка лежала лицом вниз, поэтому не видела, куда я смотрю.

   — Если ты о том, что твои мальчики удрали от твоих старых костей с моими молодыми сестрами…

   Я поморщилась.

   — То это, моя дорогая Ингебога, не что иное, как банальная правда жизни. Поверь мне, тебе не о чем беспокоиться. Твои малыши в надежных руках. Девочки точно научат их плохому.

   Я вздохнула.

   — Я про плакат.

   — А? — Дуная наконец подняла голову и прочитала надпись на стене.

   На белом листе бумаги размером примерно полметра на полметра было написано: «Красить голову на территории купального комплекса запрещено».

   — Видимо, были инциденты, — пробормотала моя подруга, лениво растягивая гласные и при этом прожигая меня любопытным взглядом.

   — Что? — я спрятала лицо, уткнувшись в бледно-голубой кафель, и вздрогнула всем телом, когда с затянутого молочным паром потолка мне на спину упала крупная горячая капля.

   — Именно, — нелогично заметила Дуная, вздохнула печально и провела по упругому стройному телу ладонью, убирая мелкие бисеринки пота и осевшие на коже капельки воды. — Именно, моя дорогая. Ты сейчас находишься в таком интересном положении — и когда я говорю «интересном», я имею в виду совсем не то, что бы мне хотелось иметь…

   Я на секунду задумалась, пытаясь осмыслить произнесенную русалкой фразу, а Дуная убрала с круглого бледного плеча прилипшую прядь волос и продолжила:

   — Думать тебе надо, рыбка моя, не о том, что заставляет нового директора бань придумывать эти дивные плакаты, а о том, как ты вообще оказалась в подобной ситуации.

   — М-м-м-м…

   Ответить мне было нечего, потому что ситуация, действительно, была не самая красивая.