Гончая (СИ) - Ли Марина - Страница 71

   Подумалось, что Рик еще не рассказал о браконьерах и не разъяснил мои «птичьи» сны. И тряпица, которую Хорр сто лет назад завязал вокруг моего запястья, она в конечном итоге помогла или нет?

   Но я не стала ни о чем спрашивать. Смотрела молча на темно-синюю линию горизонта, отчаянно боясь того, что меня ждет. Изольда коснулась моего сознания теплой убаюкивающей волной, пытаясь успокоить и подбодрить.

   «Все будет хорошо, соседка, – шепнула она. – Иначе и быть не может. И держи глаза, пожалуйста, открытыми. Вряд ли я еще когда-нибудь смогу увидеть Древо Жизни, да еще и с высоты птичьего полета. Красота ведь!»

   На мой скромный взгляд, безликое слово «красота» не передавало и сотой доли захватывающего дух величия простирающегося под нашими ногами озера. Синее, огромное, живое, невероятно прекрасное, оно и в самом деле не могло быть просто чем-то обыденным вроде соленого водоема. Только место силы и никак иначе. Силой тут было пропитано все: изумруд листвы, пышность облаков, легкий шелест волн – клянусь, я слышала его даже сквозь наушники и шум вертолетного винта! – воздух, головокружительно вкусный…

   Минут тридцать я тихо стояла на берегу и скользила взглядом по водной глади, впитывая в себя красоту и важность этого места. Я будто домой вернулась. И пусть Древо Жизни вот уже три тысячи лет находится на территории государства людей, оно все равно было частью ррхато. Частью меня. Настоящей меня, а не той подделки, которая двадцать лет пыталась выживать, позволяя творить со своей жизнью черт-те что. В этот момент я как никогда хорошо понимала чувства Изольды в миг ее пробуждения. Страх, ярость, обида и сшибающая с ног радость – гремучий коктейль…

   – Кошка, если ты готова, то мы можем начинать.

   Готова ли я к жизни? Определенно.

   Я взяла Бронзового Бога за руку и, повинуясь его указаниям, смело шагнула в прохладные воды Древа Жизни.

   Прозрачные воды священного озера сошлись над моей головой то ли для того, чтобы окончательно убить, то ли, чтобы помочь родиться заново. И мне, наверное, даже было бы страшно, если бы не мой Бронзовый Бог. Он постоянно находился рядом, даже тогда, когда был вынужден отпустить мою руку, чтобы удерживать под водой другое тело, то, к которому я за двадцать лет привыкла, как к родному, и куда планировала вернуться в самое ближайшее время.

   Поначалу у нас ничего не получалось. Моргана требовала, чтобы тела погрузились под воду одновременно и находились там неподвижно так долго, как это понадобится. И вот тут нас с Изольдой переклинило: нервы сдавали по очереди, то у нее, то у меня, и мы выныривали, хватая воздух широко раскрытым ртом, а Рик смотрел с укоризной. И доктор. И пилот вертолета, и даже Хорр.

   – Может, ты меня свяжешь? – спросила неуверенно, уставшая, напуганная, разочарованная до безобразия.

   – Мы уже обсуждали с тобой этот вопрос, Кошка, – ответил Охотник. – Повторить мой прежний ответ?

   – Не надо, – отвела глаза, не в силах смотреть на тревожную складку, залегшую между бровей Рика. – Попробую еще раз сама, а там посмотрим...

   – Сама и никак иначе, – встрял в наш разговор нытик Рейнар. – Добровольность в этом деле важнее всего.

   Я вспылила, зарычала даже на нервах, заставив доморощенного медика испуганно шарахнуться к берегу. Когда они с Франкенштейном обрывали корни, выдирая меня из моего же тела, о свободе выбора никто не заикался! А теперь, видите ли, добровольность им подавай!

   – Простите, простите, – икнул бедняга. – Я просто... Я же говорил! Я виноват. Мне очень жаль!

   – Иви, послушай... – Рик отвернулся от врача и обратился ко мне с каким-то весомым с его точки зрения аргументом, но я не слушала, что он говорит, а смотрела на стоявшую в стороне Моргану. Ее лицо попало в поле моего зрения случайно, а попав, захватило все мое внимание. Святые небеса! Как же сильно может изуродовать весьма симпатичное лицо ненависть, злорадство и язвительная брезгливость. Она была уверена, что я не справлюсь, и даже не пыталась скрыть свои эмоции по этому поводу.

   По всей вероятности, мой интерес к чокнутой преступнице заметил Хорр. Ну, или ррхато тоже заметил это пугающе уродливое выражение лица Морганы, подошел к девушке, чеканя шаг, схватил за шкирку, как котенка приблудного, и что-то зашипел ей в лицо, она моргнула и что-то пролепетала в оправдание.

   Мне не было слышно их короткой беседы, но сразу по ее окончании наша злобная менталистка побледнела до синевы, молитвенно сложила руки, а потом с места рванула к воде, бухнулась на колени и, коснувшись пальцами зеркальной поверхности озера, что-то зашептала. По ее красивому лицу струились горькие слезы, а я, не испытывая жалости и элементарного сочувствия, смотрела на эту молодую девушку с душой старухи и пыталась угадать, сколько же ей лет на самом деле. Как много жизней она загубила ради вечной молодости и богатства?

   Противно, что теперь от нее зависела моя судьба.

   Решив развязаться с Морганой как можно скорее, я со свистом втянула в себя воздух и, вскинув глаза на кусающего губы нытика Рейнара, сказала:

   – Попробуем еще раз. Мне кажется, теперь я готова.

   Он выдохнул (Мерзавец и трус. Я надеялась, что его рожу я тоже вижу в последний раз), а затем положил свою руку на мою голову и кивнул.

   – Ложись.

   И я легла. Нырнула как можно глубже, со страхом и восторгом глядя сквозь призму воды в голубое небо над моей головой. Изольда было рванула, стремясь вынести нас на поверхность, но я осадила ее тихой просьбой: «Пожалуйста, ты обещала помочь». И девчонка, испуганно заскулив, сдалась. Я потом извинюсь перед ней за все, попрошу прощения и от всего сердца пожелаю счастья и, может быть, если выяснится, что я и в самом деле киу, даже предложу свои услуги в поиске жениха. Ей и просить не придется, достаточно лишь намекнуть.

   Но это потом. А сейчас...

   Сейчас температура воды в Древе Жизни внезапно повысилась и перестала ощущаться, как жидкость. Вокруг меня все засветилось мягким голубоватым светом. Теплым, родным, надежным, как ласковые руки матери, которой у меня не было. Удивительное, невероятное, ни с чем не сравнимое чувство покоя полностью захватило меня, и я зажмурилась, чтобы удержать его внутри.

   «Счастье есть», – подумала я и улыбнулась.

   – Счастье есть!! – закричала, с упоением вслушиваясь в эхо моего радостного голоса.

   Счастье. Мое. Настоящее. Такое, что...

   – Ты чья, девочка? – внезапно прозвучавший из неоткуда вопрос вдребезги разбил хрустальный шар моей солнечной эйфории, и я моргнула, пытаясь понять, кто его произнес. Огляделась. Все то же сияние и никакого присутствия людей, призраков, кого бы то ни было.

   – Кто здесь? – прошептала я.

   – Здесь ты, – ответило мне то, в чем я находилась, и тут же повторило вопрос:

   – И нам очень важно знать, чья ты, малышка?

   Какой странный вопрос. Что на него принято отвечать вообще и потустороннему голосу из света в частности? Чья я, девочка, выросшая в приюте, вскормленная горьким молоком чужой цивилизации, лишняя там и чужая здесь? Чья я? Ничья? Своя собственная? Что ответить, чтобы по результатам этого экзамена жизни не получить волчий билет?

   Дурацкий вопрос! Как вообще можно кому-то принадлежать? Правительство Аполлона, вон, к примеру, считает, будто имеет полное и неоспоримое право на владение всеми Гончими и Охотниками, клеймит нас, как племенной скот, чтобы, боже упаси, не вздумали мечтать о свободе... У нас даже специальный предмет был, «Политинформация» назывался. И вот на этой политинформации нам два часа по два раза в неделю в обязательном порядке, даже на каникулах, рассказывали о том, какой важной и ценной частью общества мы являемся, как много пользы мы своей работой приносим обычным людям, не обладающим нашими умениями и способностями. А уж о том, насколько почетно быть Охотником или Гончей твердили вообще все, кому не лень, а не только политинформаторы…