Новый Михаил (СИ) - Бабкин Владимир Викторович - Страница 21

Император вскипел, но уже потише.

— Но почему? Почему я должен отменять поездку к семье? Если это так необходимо, то я могу ее отложить на вечер, а за это время подготовить и объявить о некоторых реформах! Впереди будет двигаться генерал Иванов с войсками и я уверен в успешности своей поездки! Руководить подавлением мятежа я могу и из Царского Села! Да и в конце концов, ты можешь остаться в Могилеве и присмотреть за генералами!

— Боюсь, Государь, я не смогу обеспечить лояльность генералов. Я им не начальник и слушать меня они не обязаны. А Верховный Главнокомандующий тем временем наглухо застрянет на какой нибудь станции и будет принужден заговорщиками к отречению. И если раньше приемлемым для заговорщиков было отречение в пользу Алексея или даже меня, то теперь они будут добиваться полного упразднения монархии и сосредоточения всей власти в руках лидеров Думы.

Новый взрыв.

— Что ты такое говоришь?! Да ни один скот не принудит меня отречься от Престола!

Я продолжать давить:

— Тебя блокируют в вагоне и все руководители армии, включая генерала Алексеева и главнокомандующих фронтами, потребуют от тебя отречения во имя спасения России. А делегация Временного правительства, которое учредят мятежники, прибудут к тебе для получения Манифеста об отречении. И у тебя не будет другого выхода, кроме как отречься!

— Почему ты в этом уверен?

— Потому, Государь, что они захватят в заложники твою семью.

Николай вскочил.

— ЧТО?!! Нет! Не может такого быть! Никаких мятежников не допустят в Царское Село! Там надежный гарнизон!

Киваю.

— Вот именно они и захватят. Мятеж назначен на 28 февраля, то есть уже на сегодня. Государь, выход только один — немедленно дать команду Бенкендорфу о спешной отправке августейшей семьи поездом в сторону Могилева. Генерал Иванов должен двигаться им навстречу и расчищать путь. Если путь расчистить не удастся задачей Иванова будет взять под охрану царскую семью и обеспечить ее безопасность. Можно будет даже подумать о вывозе Государыни и детей на аэроплане.

Император ошарашено смотрит на меня.

— Да ты что? Тебе твоего полета мало? Это же опасно! Да и дети больны!

Снова киваю.

— Опасно. Но значительно безопаснее той судьбы, которая им уготована мятежниками.

— Какой судьбы? О чем ты? Что ты знаешь?!

— После отречения ты, Государь, и вся твоя семья будут расстреляны по приговору революционного трибунала. А ваши тела обольют кислотой, затем бросят в шахту и забросают гранатами.

Николай без сил опустился в кресло. А я продолжил.

— Похожая судьба после революции ждет всех членов Императорской Фамилии, включая меня самого. Революционеры постараются сделать все для невозможности реставрации монархии и уничтожат всех Романовых под корень.

Я помолчал давая Императору освоиться с этой страшной новостью и добил его.

— Ты меня спрашивал о том, почему я так рвался к тебе сквозь катастрофы и покушения? Почему в меня кидали сегодня бомбы? Теперь понимаешь в чем мой интерес? Понимаешь, что лично я сделаю все, что только возможно для подавления мятежа?

Потрясенный самодержец сидел опустив голову. Я ждал. Наконец Император проговорил.

— Если армия на стороне мятежа, то что мы можем сделать? Алексеев вот тоже советует ехать…

— Государь, наша задача обезопасить августейшую семью, а также призвать верные части. Далеко не все генералы предали тебя. Келлер, Хан Нахичеванский и Каледин предоставят свои армии и корпуса в твое распоряжение. Если в Могилеве у нас будут сложности, то можно будет вылететь к ним. Тот же Каледин провел целую операцию для доставки тебе этого пакета. Мне его сейчас передал верный человек генерала Каледина. Адресовано лично тебе. Здесь списки заговорщиков и планы переворота, которые ему стали известны от генерала Брусилова — одного из лидеров заговора.

Николай взял пакет и спросил:

— Брусилов тоже?

— Да. Обиделся он на тебя, что ты ему орден не дал.

Царь грустно кивнул и распечатал пакет. Вытащил листы бумаги. Посмотрел на них. Перевернул. Поднял взгляд на меня. Листы были пусты…

Я лихорадочно соображал.

— Очевидно, это тайнопись! Прикажи принести керосиновую лампу!

Через несколько минут я спешно водил листами над лампой. Государь мрачнел все больше и больше. Спустя пять минут я сдался. Листы местами побурели, но текста не было.

— Возможно тут другая тайнопись, нужно найти офицера, который привез пакет, очевидно он должен знать…

Я бормотал все это, хотя уже понимал, что ничего Мостовский не знает, иначе бы он мне об это сказал. Мог он забыть такое? Нет, не верю. Что же делать?

Николай молча смотрел за моими телодвижениями и явно выходил из того гипнотического транса, в который он впал под напором моих речей. Наконец он сказал:

— Будем считать эти листы списками заговорщиков. Но в них ничего нет! Возможно в них, что–то было и волей Проведения исчезло. А может там и не было ничего. Я склоняюсь к мысли, что это все происки Родзянко, а твой офицер, как впрочем и ты сам, стали жертвой мистификации призванной поссорить меня с моими верными генералами, с моей верной армией. Прости, но я не верю в твой рассказ. Слишком он фантастичен и чудовищен. Да и в гарнизоне Царского Села я уверен. Как и в том, что генерал Иванов подавит мятеж в ближайшие дни. Господь не оставит меня и не оставит Россию.

Он помолчал, а я стоял как оплеванный. Император добавил несколько слов и они стали мне приговором:

— Ты, Миша, всегда был таким легкомысленным и доверчивым…

— А ведь я его почти убедил! Если бы не этот идиот Мостовский, то я бы его точно смог уговорить! Впрочем, почему Мостовский идиот? Это я — идиот! Как можно было в самую решающую минуту воспользоваться письмом, о содержании которого я не имел ни малейшего понятия? Мостовский сказал? Так он и сам, по его словам, письма не читал и не знал, что там ничего нет. Вот, как я так опростоволосился?

Глоток коньяка.

— Я собственными руками дал Николаю Ящик Пандоры в виде этого пакета от Каледина. И он его открыл. А теперь, мой дорогой Николай Николаевич, оттуда посыплются миллионы бед и смертей… Знаете, а я ведь почти поверил, что смогу изменить историю. Даже какой–то азарт появился. Эх…

Снова глоток.

— Похоже накрылся мой собственный свечной заводик.

— Простите? — Джонсон удивленно уставился на меня.

Пару мгновений смотрю на него. Потом до меня доходит смысл вопроса.

— Ах, ну да… «Двенадцать стульев» еще не написали. Ладно, не обращайте внимания. Это я к тому, что вероятно нам с вами все же придется быстро перебираться в Рио–де–Жанейро. В России нам скоро места не будет, кроме двух квадратных аршин в лесу под Пермью.

Николай Николаевич тих и подавлен. Но его голос выдает внутренний ураган противоречивых чувств.

— Неужели больше ничего нельзя сделать?

С иронией его рассматриваю.

— Например? Вывезти Николая на аэроплане в Могилев? Связав его перед этим? Или устроить государственный переворот и взять власть в свои руки?

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

От Временного Комитета Гос. Думы.

Временный Комитет членов Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием.

Председатель Государственной Думы М. Родзянко

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Мы смотрели вслед уходящему царскому поезду. Сделав еще глоток я отдал Джонсону флягу с коньяком и задумчиво оглядел провожающих. Ну, не дать не взять — группа членов Политбюро провожает дорогого Никиту Сергеевича Хрущева в тот его последний отпуск. Смесь напряжения, облегчения и страха витала над военной платформой. Ощущение близких и грозных перемен прочно поселилось в общей атмосфере этой ночи. Невдалеке от группы тихо переговаривающихся генералов Ставки переминалась с ноги на ногу толпа казаков Собственного Е. И. В. Конвоя, которые в массе своей не успели погрузиться в спешно отправившийся поезд. Их растерянные лица и возбужденные голоса добавляли тревожности этой полной событий ночи.