Опиумная война - Куанг Ребекка - Страница 2

Торговец может кормить и одевать Рин до конца ее дней, объяснила сваха Лью. Ей лишь надлежит окружить его нежностью, как положено хорошей жене, рожать детей и следить за домом (в котором, отметила сваха Лью, есть целых две уборные). Это самая лучшая сделка, на какую может рассчитывать военная сирота вроде Рин, без родни и связей.

Муж для Рин, деньги для свахи и наркотики для Фанов.

— Ух ты, — тихо выдохнула Рин. Пол под ее ногами ходил ходуном. — Прекрасно. Просто отлично.

Сваха Лью снова просияла.

Рин скрыла панику, стараясь дышать ровно, пока сваху не проводят из дома. Она низко поклонилась Фанам и, как преданная приемная дочь, поблагодарила за хлопоты, что добились для нее такого стабильного будущего.

Она вернулась в лавку, где проработала до темноты — принимала заказы, наполняла полки, отмечала новые заказы в книге.

Закавыка была в том, что приходилось очень аккуратно обращаться с цифрами при записи заказов. Так просто спутать девятку с восьмеркой. А еще проще — семерку с единицей.

Давно уже скрылось солнце, когда Рин вышла из лавки и заперла дверь.

Потом сунула пакет с краденым опиумом под рубаху и побежала.

— Рин? — Из двери библиотеки высунулся иссохший человек небольшого роста. — Великая черепаха! Что ты здесь делаешь? Льет как из ведра.

— Пришла вернуть книгу, — ответила она, протягивая влагонепроницаемый пакет. — А еще я выхожу замуж.

— Ясно. Что?! Входи.

Учитель Фейрик давал бесплатные уроки для крестьянских детей Тикани, в противном случае они выросли бы неграмотными. Рин доверяла ему больше, чем кому бы то ни было, и как никто другой понимала его слабости.

А потому он стал важной вехой в плане побега.

— Ваза пропала, — заметила она, оглядев тесную библиотеку.

Учитель Фейрик разжег камин и закрыл его шторкой. Потом жестом пригласил Рин сесть.

— Неудачная игра. Да и весь вечер.

Учитель Фейрик имел пагубное пристрастие к «Дивизионам» — чрезвычайно популярной игре в игорных притонах Тикани. Но хуже всего то, что он был плохим игроком.

— Бессмыслица какая-то, — заявил учитель Фейрик, когда Рин поведала ему новости о свахе. — С чего бы Фанам выдавать тебя замуж? Ты же их бесплатная рабочая сила!

— Да, но они решили, что я буду полезнее в постели инспектора по импорту.

— Вот же мерзавцы! — возмутился учитель Фейрик.

— Так вы поможете? — с надеждой спросила Рин.

Он вздохнул.

— Дорогая девочка, если бы твои родители отправили тебя учиться в более юном возрасте, можно было бы об этом подумать… Я рассказал Фанам о твоем потенциале. Но сейчас ты говоришь о невозможном.

— Но…

Он поднял руку.

— Больше двадцати тысяч претендентов каждый год сдают кэцзюй, и только три тысячи поступают в академии. А из Тикани — всего несколько человек. Ты будешь соревноваться с детьми из богатых семей — семей торговцев и людей благородного сословия, которые всю жизнь учились.

— Но ведь я брала у вас уроки. Неужели экзамен такой сложный?

Учитель хмыкнул:

— Ты умеешь читать и пользоваться счетами. Этого недостаточно, чтобы сдать кэцзюй. Для этого экзамена требуются глубокие знания истории, математики, логики и классической литературы…

— Четыре благородных предмета, я знаю, — нетерпеливо проговорила она. — Но я быстро схватываю. Я знаю больше иероглифов, чем большинство взрослых деревни. Уж точно больше Фанов. Я могу догнать других учеников, если вы только позволите мне попробовать. Мне даже не нужны уроки. Только книги.

— Читать книги — это одно, — сказал учитель Фейрик. — А подготовка к кэцзюй требует полного погружения. Мои ученики посвящают этому всю жизнь, по девять часов в день, семь дней в неделю. А ты вместо этого работаешь в лавке.

— Я могу заниматься и в лавке, — возразила Рин.

— Разве у тебя там нет обязанностей?

— Я умею делать несколько дел одновременно.

Учитель скептически оглядел Рин, а потом покачал головой.

— У тебя есть только два года. Ничего не выйдет.

— Но у меня нет другого выхода, — выкрикнула она.

В Тикани незамужняя девушка вроде Рин стоила не дороже петуха. Она могла бы стать служанкой в богатом доме — если бы подкупила нужных людей. А иначе только два пути — проституция или попрошайничество.

И это не преувеличение, как бы театрально ни звучало. Рин могла бы сбежать из города на украденный опиум, купив проезд в караване в какую-нибудь другую провинцию. Но куда ехать? У нее нет ни друзей, ни семьи, никто не придет на помощь, если ее похитят или ограбят. У нее нет никаких полезных умений. Она никогда не покидала Тикани и ничего не знает о выживании в крупном городе.

А если ее схватят с таким количеством опиума… Хранение опиума в империи считалось тяжким преступлением. Ее отволокут на городскую площадь и публично обезглавят, как очередную жертву безуспешной войны империи против наркотиков.

Есть только один выход. Нужно убедить учителя Фейрика.

Рин протянула книгу, которую пришла вернуть.

— Это Мэн-цзы, «Размышления об искусстве управления государством». Я держала ее всего три дня, верно?

— Да, — согласился учитель, сверившись с записями.

Рин вручила ему книгу.

— Прочитайте что-нибудь. Любой абзац.

Учитель Фейрик по-прежнему смотрел на нее скептически, но пролистал книгу до середины, чтобы порадовать Рин.

— Чувство сострадания — это принцип…

— Благотворительности, — закончила она. — Чувство стыда и негодования — основа праведности. Чувство скромности и почтительности — это основа… основа… э-э-э… уместности. Чувство правды и неправды — это основа приобретения знаний.

Он поднял брови.

— И что это значит?

— Понятия не имею, — призналась Рин. — Если честно, я совсем не понимаю Мэн-цзы. Просто запомнила наизусть.

Учитель Фейрик пролистал книгу до конца, выбрал еще один пассаж и прочитал:

— «Порядок присутствует в земном царстве, когда все знают свое место. Все знают свое место, когда выполняют предназначенные им роли. Рыба не пытается взлететь. Хорек не пытается плавать. Лишь когда каждая тварь уважает небесный порядок, может настать мир». — Он захлопнул книгу и поднял взгляд. — А как насчет этого? Ты понимаешь, о чем здесь?

Рин знала, что пытается сказать учитель Фейрик.

Никанцы считали, что каждому отведена своя роль, все с рождения занимают свое место в иерархии. Все под небесами занимает свое место. Принцы становятся наместниками, кадеты — военными, а девочки-сироты из Тикани должны довольствоваться тем, что предназначено девочкам-сиротам из Тикани. Кэцзюй вроде бы предназначен для того, чтобы выбирать лучших, но на самом деле лишь богачи имеют достаточно денег, чтобы оплатить детям учителей, необходимых для сдачи экзамена.

Ну и пошел он пропадом, этот небесный порядок! Если ей предназначено выйти замуж за старика, то Рин перепишет эту роль.

— Это значит, что я отлично запоминаю всякую чушь, — сказала она.

Учитель Фейрик ответил не сразу.

— У тебя нет эйдетической памяти, — наконец сказал он. — Я учил тебя читать. Я бы знал.

— Верно, — согласилась она. — Но я упряма, усердно занимаюсь и не хочу замуж, совсем не хочу. Мне потребовалось три дня, чтобы запомнить Мэн-цзы. Это короткая книга, так что для более длинных текстов понадобится неделя. Но сколько текстов в списке кэцзюй? Двадцать? Тридцать?

— Двадцать семь.

— Тогда я запомню все. Каждую книгу. Это все, что нужно для сдачи кэцзюй. Другие предметы не так трудны, заваливаются в основном на классической литературе. Вы сами говорили.

Учитель Фейрик прищурился, выражение его лица больше не было скептическим — он что-то прикидывал. Рин знала этот взгляд. Так он пытался рассчитать свои результаты в «Дивизионе».

В Никане успех учителя связан с его репутацией в зависимости от результатов кэцзюй. Если ученики поступают в академию, это привлекает новых. Больше учеников — больше денег, а для задолжавшего игрока вроде учителя Фейрика каждый новый ученик на счету. Если Рин поступит в академию, прилив новых учеников даст учителю Фейрику возможность покрыть самые неприятные долги.