Солнечный круг - Дяченко Марина и Сергей - Страница 8
- Предыдущая
- 8/14
- Следующая
Она встала, пересекла комнату, остановилась напротив:
– Покажите.
Он растопырил пятерню.
– Обыкновенные пальцы. Вам пошла бы мандолина. Научитесь играть тремоло, это вполне в вашем характере…
Кажется, она иронизировала.
– Я пробовал, у меня не вышло, – сказал он с тяжелым сердцем.
– Пробовали? – Ее сиреневые глаза чуть потемнели. – Может быть, остались записи?
– Нет, – ответил он твердо.
Она сдвинула брови:
– Просто не хотите мне показывать, не так ли?
– Не хочу.
– Не доверяете?
Он молчал.
– Ну ладно. – Она поежилась, будто от холода. – Давайте тогда, наверное… упаковывать покупки, а то мой сопровождающий – он же с ума сойдет. Отоприте, пожалуйста, дверь…
Он шагнул к выходу и обернулся через плечо:
– Это длинная запись.
– Вы же продали мне все свои ракушки, – сказала она прохладно. – Я послушаю на досуге.
– А эту не продал.
– Вот как?
Он сжал зубы. Поддел лезвием ножа доску в углу, вынул из тайника ракушку, тусклую снаружи, с черным глянцевым устьем.
– Не продается. Даю послушать один раз.
Она насмешливо улыбнулась – и приняла ракушку из его рук.
Когда прозвучали первые такты, ей захотелось отнять ракушку от уха и высмеять его… Или дать оплеуху. Никто не смеет переигрывать «Времена года» Ирис Май!
Но она слушала дальше. И дальше. И еще. Он открывал для нее то, что она увидела когда-то и забыла. Увлекшись, уводил мелодию в сторону, возможно, в холмы, залитые цветами, но всякий раз бережно возвращал на место.
Где-то тарабанили в дверь, Алекс умолял отпереть, она орала, не отрывая ракушки от уха, чтобы ее ждали. Ждали. Ждали.
Времен года, как известно, пять. Зима, весна, лето, осень и тлен – время между осенью и зимой, когда старая жизнь закончена, а новая еще не наступила. Ирис слушала музыку тепла и сочувствия, надежды и радости, удовлетворения и покоя, музыку смутной тревоги – и музыку смерти с надеждой на воскрешение. Она слушала с закрытыми глазами. Слушала, кусая губы. Слушала, глядя на Ольвина – тот сидел напротив, бледный и неподвижный, как кусок мрамора.
Она отняла от уха ракушку. На коже остался красноватый отпечаток.
Ольвин в который раз проклял себя: не надо было позволять ей это услышать. Проще вспороть себе брюхо и выложить кишки на всеобщее обозрение.
– Ольвин, – сказала она, – я хотела бы сыграть с вами дуэтом.
– Что?!
Ему захотелось поймать эту минуту в резонатор, вырастить кристалл, вложить в ракушку и сохранить навсегда.
– Вы не просто музыкант. Вы… Я преклоняюсь.
Она встала, и он вскочил тоже. Она шагнула к нему:
– Где ваши инструменты? Резонатор, раствор, кристаллы? Давайте сыграем дуэт и запишем его… скажем, завтра? Я привезу свирель, а вы приготовьте все для записи. Да? Что с вами?!
– Я не могу, – сказал Ольвин.
Ему показалось, что с самой высокой вершины он летит в глубочайшую холодную яму.
– Простите, но… я больше не могу записывать музыку.
Она разглядывала его, тревожно, с сочувствием:
– У вас что-то случилось? Почему вы распродали лавку? Простите, что я не догадалась спросить сразу.
– Нет, ничего, – он через силу улыбнулся. – Резонатор… он разбился, а новый я уже не достану. Значит, пришло время что-то изменить в жизни… Извините, но я тоже не догадался спросить сразу: а как вы вообще оказались в Каменном Лесу?! К нам обычно никто не ездит…
Она замешкалась на долю секунды.
– Деликатный вопрос, но, вероятно, это не тайна: император захотел, чтобы я дала ему несколько уроков. Я приехала по приглашению лорда-регента.
У него застыло лицо. Прямо-таки за несколько секунд превратилось в деревянную маску. Ирис испугалась:
– Вам плохо?!
– Ничего, – сказал он сипло. – Значит, эти люди с вами – слуги лорда-регента?
Она кивнула, уже понимая, что в чем-то ошиблась, и мучительно пытаясь понять, поправима ли эта ошибка.
– Вам лучше уйти, – сказал он глухо. – Я сейчас упакую ракушки.
Он отпер дверь, отдернул занавеску. Двигаясь медленно, как в толще воды, поставил ящик на стол посреди комнаты: ящик был полон упаковочной стружки.
– Ольвин, – она все еще искала выход, – объясните. Вы настолько ненавидите лорда-регента?! Но я ведь не служу ему, я преподаю музыку ребенку!
– Вы… принадлежите другому миру, – он мучительно подбирал слова. – Здесь Каменный Лес. Вы приехали – и уедете…
Наверное, у нее тоже изменилось лицо, потому что он оценил ее реакцию и заговорил быстрее:
– Я вам очень благодарен, госпожа Ирис. За то, что вы слушали… и назвали меня музыкантом. И предложили сыграть дуэтом. Но… знаете, в наших краях у рыбаков есть байка об огромной медузе, способной принимать облик девушки и заманивать парней – в прибое у пустых берегов. Парни тянутся обнимать ее, а она кричит им в ухо одно только слово. Тогда они проживают сто лет мучений за одну секунду и умирают.
– Какая… жуткая и мерзкая легенда.
– Некоторые считают, что это правда. Но… понимаете, я не могу ненавидеть лорда-регента. Он для меня – невозможная в нашем мире вещь, вроде как… крик медузы. Поэтому я обманываю себя, я внушаю себе, что его нет… или он далеко. Если вы приехали по его приглашению – и вас тоже нет. Я вас не вижу. Я вас не слушал. Я вас не встречал.
Он говорил, а руки его двигались, упаковывая ракушки в ящик среди полотна и стружек. Алекс снова появился в дверях и был на этот раз настроен решительно:
– Госпожа Айрис, смеркается, мы должны ехать немедленно!
– Можно грузить, – она указала на ящик.
Кучер и стражник вдвоем вынесли тяжелый груз. Алекс ждал ее, она махнула рукой:
– Я буду через минуту! Дождитесь у экипажа!
– Я обязан сопровождать вас.
– Может, вы наденете на меня поводок?!
Она нервничала и не выбирала выражений. Алекс вышел – он тоже волновался и злился на нее.
Ольвин стоял среди пустой лавки. Пол был усыпан упаковочной стружкой, на столе валялся кошелек с деньгами – с момента, когда Алекс со звоном опустил его на столешницу, Ольвин к нему так и не притронулся.
– Возьмите эти деньги, – сказала Ирис. – Купите себе новый резонатор. Вы совершенно правы: музыки гораздо меньше, чем пустых ракушек.
Она вышла, отдернув портьеру, и поразилась, как изменился воздух: стало холодно. От моря наползал туман. Экипаж дожидался в ста шагах, кучер и стражник, едва различимые в дымке, грузили покупку в багажное отделение. Алекс раздраженно шагал по пустеющему рынку, Ирис почти не видела его, только слышала грохот башмаков по брусчатке.
За ее спиной молчала бывшая лавка поющих ракушек. У Ирис было чувство, будто она оставляет горящие развалины родного дома. Странно, учитывая, что еще сегодня днем она понятия не имела о существовании этой лавки.
Она остановилась. Почти сделала шаг, чтобы вернуться. Туман сгустился так, что Ирис показалось, что в лицо ей тычут мокрой ватой. Алекс уже добрался до экипажа и ругал за что-то кучера, не выбирая слов – срывал злость…
Ей зажали рот сзади – широкой ладонью в перчатке. Ирис забилась, ее сдавили крепче, обездвижив, почти полностью перекрыв воздух.
– Тихо! Все в порядке, сестра и племянники здоровы… Будете кричать?
Она помотала головой, насколько позволял захват. Ее выпустили. Вокруг стояла стена тумана – фонари на экипаже были едва различимы. Она обернулась и мельком увидела лицо под надвинутой шляпой, наполовину закрытое высоким воротником.
– Мы патриоты Каменного Леса, нам всего-то и нужно, чтобы император услышал нас.
У нее перед глазами оказалась рука в перчатке, со светло-бежевой ракушкой на ладони:
– Положите на полку с другими записями, пусть император найдет. Не пытайтесь прослушать сами; если попробуете, мы обязательно узнаем. Надо говорить, что мы тогда сделаем с вашей сестрой и племянниками? Нет?
- Предыдущая
- 8/14
- Следующая